— Ты знаешь меня лучше, чем кто—либо другой. — Почему ты позволяешь своему страху победить? — Я не такая. Я всего лишь защищаю себя так, как ты меня учил. — Я учил тебя защищаться от людей, которые причиняют тебе боль. Деклан не пытается причинить тебе боль, но ты определенно причиняешь боль ему. Сев, я смотрю на Пика сверху вниз и вглядываюсь в каждую его черту, не в силах отвести взгляд. — Что это? Что ты хочешь сказать? — спрашивает он, читая мое лицо и зная, что я что—то скрываю. — Ты подумаешь, что я сумасшедшая. Он улыбается, и это так прекрасно, когда луна бросает на него свой свет. — Я уже думаю, что ты сумасшедшая, Элизабет. Но я тоже сумасшедший. Итак, скажи мне, о чем ты думаешь. Мои мысли возвращаются к нашей совместной жизни. Он всегда был рядом со мной так, как никто другой, давая мне то, что мне было нужно, чтобы убежать и оцепенеть. — Просто скажи это. — Забери мою боль, — нерешительно прошу я. Он садится и смотрит на меня так, словно я сошла с ума, попросив его о сексе. Может быть, и так, но я знаю, что мне нужно, и это он. У него есть сила, чтобы остановить мир от того, чтобы он вышел из-под контроля. Пусть даже на мгновение, я жажду отсрочки. — Пожалуйста, Пик. — Мой голос, наполненный такой болью и печалью, умоляет, когда слезы капают с моего подбородка. — Я не настоящий. — Для меня ты настоящий. — Элизабет, — осторожно говорит он, а затем повторяет, — Я не настоящий. — Но я чувствую тебя, — говорю я ему, беря его руку в свою, — Я чувствую тебя. — Это не реально. — Так и есть! Он обнимает меня, и я цепляюсь за него, отчаянно нуждаясь в нем. — Я не сумасшедшая. Я чувствую это, я чувствую, как твои руки обнимают меня. Скажи мне, что ты тоже это чувствуешь. — Элизабет, нет. Мы не можем. — Почему нет? Пик берет мои руки в свои и отталкивается, чтобы посмотреть мне прямо в глаза: — Из—за Деклана. — Но он не может дать мне то, что можешь ты. — Он может дать тебе кое—что получше. — Хотя это уже слишком. — Доверься ему, чтобы он узнал твои пределы. И поверь мне, когда я говорю, что он любит тебя. Он позаботится о тебе лучше, чем я.… когда—либо мог. — Ты прекрасно заботился обо мне. Он берет мое лицо, нежно целует меня, и эгоистичное животное во мне двигается, чтобы обнять его так крепко, как только могу, чтобы удержать его рядом, но мои руки проскальзывают прямо сквозь него. Мои глаза распахиваются, и я совсем одна. Он исчез с легким движением воздуха, прошептав: — Я никогда не бываю слишком далеко от тебя. — Пик! — Я кричу, но это бесполезно. Его запах медленно испаряется, когда Деклан берет верх, заменяя комфорт моего прошлого. Я разрываюсь между этой полярной энергией, которая тянет меня из одного конца в другой — перетягивание каната. Пик — это легкий выбор, безопасный выбор, потому что с ним нет боли и страха. Хотя Деклан — это совсем другая история. Он многогранная загадка со слоями, создающими безграничную глубину. Если я окунусь в него, я просто могу пропасть навсегда. Но если его слова — правда, он поймает меня. Это неизвестность, которая настолько тревожит, что пугает. С каждым порывом ветра снаружи я обвожу взглядом комнату, надеясь, что Пик вернется, но он не возвращается. Не в силах усидеть на месте, я встаю с кровати и иду в туалет, чтобы попить воды. Осушив высокий стакан, я со звоном ставлю его рядом с оранжевой бутылочкой таблеток. Мой стабилизатор настроения, мой убийца Пика. Вытряхнув одну таблетку, я снова завинчиваю колпачок, прежде чем подойти к унитазу и с тихим шлепком швырнуть ее в воду. Я смотрю, как она исчезает после того, как я смыла воду, и чувствую удовлетворение, зная, что с помощью этого обмана я дала еще один день “жизни” своему брату. Возвращаясь в спальню, я замечаю, как открывается дверь и Деклана, когда он делает шаг и останавливается. Облаченная в сумрак комната, простительна на лице моего любимого, придавая его чертам приглушенный синий оттенок. Мы не произносим ни слова, когда оба стоим и смотрим друг на друга, а тем временем между нами кружится смерч слов. Мой разговор с Пиком кричит громче всех. И возможность того, что он прав насчет Деклана, разрезает рубцовую ткань моего сердца, наполняя меня печалью за то, как я с ним обращалась. Он заслуживает любви, сострадания и послушания, всего того, что я боюсь отдать. Черты его лица жесткие, я вижу, как у него подрагивает челюсть, и он начинает приближаться ко мне ровными шагами. Мое тело напрягается от страсти, которую он излучает. Резкими движениями он хватает мое лицо и целует меня с ледяным самообладанием, воруя мое дыхание и отмечая мой язык своим. Я задыхаюсь. Это желание. Это печаль. Это страх. Раскаленный добела страх. — Я не позволю тебе бояться меня, — требует он, отстраняясь. Мы оба тяжело дышим, мое тело дрожит, когда я смотрю в его расширенные, похотливые глаза. — Я позволил тебе построить эту стену между нами, так как думал, что ты слишком хрупкая, чтобы я мог запретить это, но я запрещаю это сейчас. Его рот врезается в мой прежде, чем я успеваю что-либо сказать, и он принимает мою нерешительность, проглатывая ее в свою душу, вдыхая в меня новую жизнь. Но он оставляет немного для меня, чтобы я добровольно отдала. Выпуская меня из своих объятий, он отступает назад и садится на один из стульев. Командным голосом он инструктирует: — Раздевайся. Тяжесть моего сердца болезненно сжимается в груди, и в момент, когда я опускаю глаза, он замечает это. — Посмотри на меня. С неохотой я это делаю. — Не своди с меня глаз. Каждое нервное окончание горит во мне, когда я расстегиваю свой топ и бросаю его на пол. Затем я двигаюсь, чтобы снять штаны, и наблюдаю, как Деклан скрежещет зубами. Мой желудок сжимается от беспокойства, я не знаю, что будет дальше, но я стою здесь и изо всех сил пытаюсь поверить Пику, когда он говорит, что Деклан не причинит мне вреда. — Все это, — настаивает он, сидя в ночной темноте, прикрываясь ее обсидианом. Холодный воздух пробегает мурашками по моей коже, когда я расстегиваю лифчик и опускаю трусики до лодыжек, обнажая потускневший лоск моей лжи. Синяки поблекли, рваные раны превратились в почти зажившие струпья, но мы оба знаем, какой я мусор. Я рассказала ему свое прошлое во всех подробностях; он знает мою жизнь в шкафу и в подвале, и все же он становится жестким для меня, когда сидит и изучает. Он слишком хорош, чтобы быть таким монстром, как я, слишком хорош, чтобы его возбуждал гротеск. — На кровать, — приказывает он. — Ложись на живот. — Нет! — Выпаливаю я от унижения, которое все еще остается с тех пор, как он в последний раз брал меня сзади. Хотя мой голос никогда не кричал "нет", каждая частичка моей жизненной силы сделала это, когда он разорвал меня на части и надругался надо мной за пределами границ, о которых я никогда не думала. — На кровать! — кричит он. Я поворачиваюсь и иду через комнату, а мои глаза щиплет. Сделав тяжелый вздох, я избавлюсь от этой уязвимости. Моя спина напрягается, когда я заключаю свое сердце в клетку из чувства самосохранения. Я могу это сделать. Когда я сажусь на край кровати, он встает, его член упирается в ткань брюк. Он подходит ко мне, берет мои колени в свои руки и раскрывает меня, чтобы встать между моих ног. — Ты мне доверяешь? — Да. — Я быстро отвечаю, и он тут же качает головой. — Я накажу тебя за ложь, ты же знаешь, что накажу, — угрожает он. — Давай попробуем еще раз. Ты мне доверяешь? Запрокинув голову, чтобы посмотреть ему в глаза, я даю ему честность, которой он заслуживает. — Нет. Деклан проводит пальцами по моим волосам, собирая их в пучок, и я вздрагиваю, когда они проходят через почти зажившую рану. Струп, который он нанес мне, когда вырвал мои волосы. Струп, который я сохранила в живых, сорвав, думая, что он больше никогда не будет у меня.