– Так теперь я могу не париться? В смысле спокойно работать и ждать суда? Он ведь через две недели назначен, ничего не переносили? – Нет-нет, – Татьяна Лаврентьевна закуривает, – тут все по-прежнему. Но есть одно «но». Ну, да. Собственно, я поэтому здесь. – И какое же? – Объявился один человек. Мужчина… Утверждает, что это он – отец детей. Пока он просто прощупывает почву, и все такое… – Чего? Какого хрена? Какой еще отец?! Что за бред вообще? – я весь подбираюсь, кладу локти на стол и всем телом подаюсь вперед, поближе к Татьяне Лаврентьевне. Пружина внутри снова с силой сжимается. – Вот! Мои мысли… Только этого нам не хватало. Если бы я верила в сглаз и прочее непотребство, решила бы, что на вас, молодой человек, навели порчу. Ну, ведь то одно, то другое, а?! Адвокатша стряхивает пепел и возмущенно разводит руками, приводя в движение многочисленные складки жира на теле, отчего кажется, будто по нему проходит волна. – Да. Но… постойте. Что это может значить? Какие иметь последствия? – Самые, бляха-муха, непредсказуемые. Сейчас этот клоун внесет ходатайство о проведении ДНК-экспертизы и… – И что? – горло перехватывает спазм. – Ну, минимум – все затянется. Максимум… Ты сам понимаешь. Родной отец – есть родной отец. Только-только обретший равновесие мир вновь начинает раскачиваться из стороны в сторону. Все, что со мной происходит в последнее время, все эти испытания наводят меня на мысли, что, может, в словах адвокатши есть доля правды? Я даже могу назвать день и час, когда моя жизнь покатилась под откос, как съехавший с рельсов поезд. Тогда казалось, все… Ничего хуже не может быть. Все кончено. Но действительность доказала обратное. Я вообще начинаю подозревать, что главная трагедия моей жизни как раз и заключается в том, что я, не имея возможности нажать на стоп-кран, вынужден наблюдать за тем, как она катится в пропасть. – Окей. Тогда… что мне делать, чтобы этого не допустить? – Ускорять суд, пока этот мужик не сообразил вмешаться. Пока он только вынюхивает, что да как. Мне в опеке шепнули. – Как я могу это сделать, если заседание уже назначено? Может, вы мне можете с этим помочь? – я выбрасываю вперед руку и вне себя с силой сжимаю запястье адвокатши, так что яркие бусины на ее браслете впиваются мне в кожу. – Я не бог, Федор. Есть вещи, которые мне неподвластны. Но если этот тип заявит свои права на мальчиков, я сделаю все, чтобы защитить ваши интересы. – И какой шанс, что у вас получится? – уточняю я, впившись в ее лицо взглядом. – Я не бог, повторяю. И не гадалка. Шансы есть всегда, но, как я уже говорила, дело может сильно усложниться. Про то, как оно затянется, я уж вообще молчу. На этом разговор и заканчивается. Добавить мне нечего. Я выхожу из кабинета. Мальчишки вскакивают: – Ты чего так долго, пап?! Мы тут уже все запарились. – Надо было вас в школу отправить, а? – кошусь на мелких. – Вот еще, – стонут в один голос. – Мы домой хотим! – Сначала к дяде Саше надо заехать. Отдать ключи от домика. – А он нас смузи угостит? – у Ника загораются глаза. – Может, и угостит. Только сами не клянчьте, – предупреждаю я. – А мы никогда не клянчим, – обижается Данил. Напрямую нет. Но в намеках им с Ником просто нет равных. Эта мысль заставляет меня, несмотря ни на что, улыбнуться. А потом тут же в ужасе сжаться, ведь… я не знаю, что буду делать, если их в моей жизни не станет. Если кто-то другой назовет себя их отцом. Тот, кому до них не было дела шесть гребаных лет! И этому моральному уроду мне прикажете уступить Даньку с Никитой? Да как бы ни так! Уж лучше сразу сдохнуть. Был бы кто порядочный, я бы, может, и отошел в сторону. Черт. Ну, кому я вру?! Они мои. Только мои, и точка… Никому. Никогда. Ни за что… – Пап, с тобой все хорошо? Нет, блядь. Ни на секунду. Я скоро кровью буду харкать… – Ага. Вон наш автобус. Бежим! Такси, конечно, хорошо, но пора и честь знать. Санек явно не ожидал нас увидеть так скоро. И хоть я сейчас меньше всего настроен на разговор, перед другом все же приходится отчитаться, потому как уж очень тот за нас переживает. Пока мы болтаем, малые за отдельным столиком пьют смузи. – Это просто жесть какая-то, – комментирует Саня. – То одно, то другое. Понятия не имею, как ты это вывозишь. – А какие у меня варианты, Сань? – Ну, не знаю. От твоей адвокатши вообще никакой помощи, выходит? – Как сказала Татьяна Лаврентьевна, она не бог. Я растираю лицо. В тепле усталость ощущается особенно остро. Кажется, если я сейчас себя не соскребу со стула, здесь навсегда и останусь. Медленно соскальзываю на пол. Ловлю на себе странный взгляд друга. – Че? – нащупываю в кармане связку ключей. – Адвокатша твоя не бог, да. А Дина? Про Дину я Сашке тоже рассказал… Без подробностей, но все же. – А что она? – сглатываю. – В наших краях под ней все ходят. От тебя, поди, не убудет, если… – Что? – повторяю, как заведенный. По телеку, подвешенному у бара, показывают репортаж об очередном дорожном происшествии. Делаю вид, что мне интересно, хотя на самом деле только и жду, когда Саня озвучит то, о чем я и сам уже сто раз думал. – Фед, только прикинь, какие перспективы для тебя открывают отношения с Довганьшей… – Типа… Она решит все мои проблемы, ты это хочешь сказать? – Типа да. Ты сможешь вернуться в универ. Сможешь закрыть вопрос с усыновлением. И этого их… папашу… устранить. Он ведь и без суда, и без всяких там документов испортит вам жизнь. Просто самим фактом своего существования. Ты об этом не думал? Если бы… Если бы! Камера перемещается. С журналистки – на покореженные машины. Одна из них до того помята, что даже модель определить сложно, вторая… – Ты предлагаешь мне его убить? – Да ну тебя! Поди, Довганьша найдет какой-нибудь цивилизованный способ. Ну, что ты смотришь, Фед? Я тебе дело говорю. Если уж она так на тебя запала, что тебе стоит ее время от времени поебывать? Я сглатываю. Может, и ничего… Может, я смог бы ради пацанов… и правда. Но это как-то не по-людски. С другой стороны, а что я теряю? Я сглатываю, в ужасе от того, что всерьез примеряю на себя этот вариант, снова утыкаюсь в телевизор и… – Включи звук! – ору я. – Что-то случилось? – Случилось, мать твою! Да скорей же! Это машина Дины… ГЛАВА 19 Дина Я пытаюсь себя убедить, что мне нравится мое одиночество. Вспоминаю, как раньше любила тишину и покой своего дома. Возвращаюсь к привычным ритуалам… Но ничего не выходит. В этом больше нет никакого очарования. Там, где однажды воцарились голоса, тишина становится почти невыносимо давящей, нервирующей, как писк приборов в реанимации. Звонит Светка, интересуется, куда я пропала. Даже вытаскивает меня в какой-то клуб, где я, как будто мне мало проблем, сталкиваюсь еще и с Гариповым. Смотрю на него и думаю, судьба у меня, что ли, такая – влюбляться не в тех? Что не в тех, я понимаю отчетливо. Мозги, хоть и затуманенные эндорфинами, работают как надо. Я не обманываю себя и не оправдываю. Принимаю ситуацию во всей ее неприглядной правде. Да, влюбилась, как кошка. Да, безответно… Да, не в того. Фед мне ни по статусу не подходит, ни по возрасту. Но это и неважно, это все чепуха. Захоти он со мной быть, никто бы на этот счет не посмел даже пикнуть. Другое дело, что Фед не хочет. Эта правда беспощадна так же, как и необратима. Насильно мил не будешь. Это просто нужно принять как факт. Иначе… Что? Какая альтернатива? Бегать за ним? Подкарауливать, делая вид, что эти наши встречи случайны? Или пойти дальше, установив слежку, чтобы он… ни с кем, если не со мной? Без-у-ми-е. В теории это возможно… Но зачем? – Завтра в зал. Ты помнишь? Треня с Федором великолепным! – Завтра? – пальцы нервно пробегаются по замку сумки. – Завтра я не могу. – Быстро ты сдулась! – смеется Авдеева, перекрикивая музыку. – Дело не в этом. Я завтра улетаю! – выпаливаю и понимаю, что небольшой отпуск мне сейчас действительно не повредил бы. Сменю обстановку, развеюсь… Может быть, новые впечатления притупят боль, что, как псина, вцепилась мне в душу и не отпускает. – Куда? – икает Светка. – В Лондон. И знаешь, Свет, я, наверное, уже пойду. Вставать рано, сама понимаешь. – Да мы же только пришли! – изумляется Авдеева. – Постой. Это что, из-за Рустама? Тебя до сих пор не отпустило, да?