– Перестань. Они всего лишь дети. – Я знаю… Но… – Ты волнуешься, что они не понравятся твоим родителям. Но если так случится, никакие бабочки не помогут. Просто расслабься, Федь. А я не могу. Хотя еще недавно думал, что мне на все плевать. Что связь оборвалась, и не существует способа ее наладить. Тут же… Я только и думаю, что об этом чертовом юбилее. Как будто это я в чем-то виноват, а не они. Как будто это мне нужно что-то доказывать и извиняться. Судорожно выдыхаю. – Ты права. К черту. Поехали, Даня… Ник. Я все-таки отказался от водителя, но машина так и осталась в моем распоряжении. Я то ли не смог, то ли не захотел найти доводов, почему она мне не нужна. И это… это, конечно, несколько напрягает. Все же я рос в семье с довольно традиционным укладом. Мне прививали мысль, что основным добытчиком в семье является мужчина. Но я не смогу заработать больше Дины, даже если вывернусь наизнанку. – О чем ты думаешь? – Во сколько миллиардов оценивается твое состояние? – Неожиданно, – тихо смеется Дина. – Прикидываешь, сколько тебе может перепасть, если я помру? – Нет. – Переключаю скорости. Пацаны сзади сидят в своих телефонах, и, к счастью, им нет никакого дела до нашего разговора. – Скорее, какие органы мне надо продать, чтобы… – Что? – Да хер его знает. Например, чтобы купить тебе вот такие серьги, – снимаю руку с коробки передач и ощупью касаюсь Дининого уха. – Зачем? Цацки я и сама себе куплю, если захочется. Ты же можешь дать мне то, что ни за какие деньги не купишь. Это гораздо более ценно. Ух ты ж черт. Какая опасная тема… – Я стараюсь, Дин. Я… правда делаю все, что могу. – Вот и хорошо. К тому же органы на черном рынке стоят не так уж и много. – Ты и в этом специалист? – усмехаюсь невесело. – Не то чтобы. Так, однажды интересовалась. А по поводу денег не парься. – Это довольно сложно для мужчины, не находишь? Вот мы сейчас приедем в этот гребаный ресторан, и каждый человек в нем будет знать, что все на мне куплено за твои деньги. – Ну и что? Тебя так волнует чужое мнение? – А тебя, по-видимому, нет? – Не-а. Тут главное – как ты сам себя ощущаешь. Я закатываю глаза. Наверное, из того положения, в котором она находится, легко рассуждать об этом… – Дин, ты же гребаная титановая королева! – вздыхаю я, осторожно втискиваясь в узкое пространство между машин на парковке. – Ну, если так, - смеется, - ты, получается, титановый король. Так перестань ныть и покажи всем, что ты не зря носишь этот титул. – Дина озорно подмигивает, толкает дверь и осторожно выходит из машины. Малые суетливо расстегиваются и тоже один за другим выкатываются прочь. Один я сижу, не в силах пошевелиться. Ни хрена себе аванс… Ну и как, интересно, мне соответствовать? Ловлю свой растерянный взгляд в зеркале заднего вида. Титановый король, мать его… Голый, голый король… Догоняю Дину с детьми у гардероба, где их уже вышел встречать отец. – Привет. Мам… пап. Это Дина. Данила с Ником вы уже знаете. – Конечно, – мама касается отцовской руки, будто удерживая от чего-то… Отец резко кивает. – Я уж не ждал, что вы придете. Ты до последнего ничего толком не говорил, – жалуется отец, впрочем, протягивая мне для пожатия руку. – Дина болела, поэтому мы и сами не знали, приедем ли. – Что-то серьезное? В голосе отца звучит как будто бы настороженность, которую я списываю на то, что он врач. – Нет. Пустяки. Вирус… Дань, вы забыли отдать дедушке подарок. Батя нервно сглатывает, но все же не отпирается… Ни от подарка, ни от звания деда. Я перевожу дух, только сейчас осознав, что, оказывается, все это время дышал вполсилы. – С днем рождения, дедуля. Открытку я нарисовал сам. – Ник обхватывает отца за пояс и утыкается носом куда-то в бедро, типа, заключив в объятья. Батя не шевелится. Я зажмуриваюсь, стискивая сильнее в своей руке прохладную ладонь Дины. – С-спасибо. Ник, да? Вы похожи, ну просто одно лицо. Придется помечать вас фломастером, чтобы не перепутать. Я открываю глаза в тот самый момент, когда отец кладет руку на голову Нику и неловко, будто бы разучившись, начинает его поглаживать. А Никита, конечно, не в силах стерпеть такого, принимается яростно доказывать, что на самом деле они с Данькой совсем разные. И что дед с «бабулей» непременно это поймут, если станут с ними общаться почаще. – Ну а пока можно и маркером, – вздыхает Данил. – Нет, думаю, это лишнее… – вступает в диалог моя мать, явно едва сдерживая слезы. И они, надо же, даже после всех этих лет действуют на меня как прежде. – Мам, ну ты чего? – бормочу я. – Не надо. Ничего ж не случилось. – Ох, сыночек… Если бы так… Столько времени прошло. – Мам… – повторяю жалобно. – Тань, ну что вы тут застряли? – звучит за спиной веселый голос кого-то из гостей. – Сына встречаем, Леночка. С внучатами. – На этом слове, как бы он ни старался, отец все же вздрагивает, и мне начинает казаться, что он все-таки что-то скажет… Что-то не то. Замечает это и мать, грозно подбоченивается, и отец, глядя на это, как будто бы обмякает. Или по-настоящему именно сейчас смиряется. – Дина Владимировна, вы проходите. У нас, конечно, скромно и… – У вас замечательно, – прерывает самобичевание отца Дина. – И давайте уже без отчеств. Ну да. Как-то странно, что батя с ней вот так... Для себя я это объясняю общим подобострастием, ничего даже не екает. Ничего, мать его… В конце концов, в нашем городе Дина действительно огромная величина. Если уж мне рядом с ней до сих пор не по себе, что говорить о других незнакомых с ней людях? Господи, как я ошибался… Жаль, что я это пойму так поздно. Как же нечеловечески жаль. А пока… – Дина… – Елена Васильна. – Очень приятно. У вас такая красивая брошь. – Олег Петрович… Станислав Игнатьевич. Крестный Феденьки. – Так, друзья, давайте рассаживаться. Уже горячее подали! – Где наш юбиляр?! Лешенька! Давай за тебя, дорогой. Чтобы еще по столько, да не раз. Не знаю, как Дине это удается, но уже через полчаса народ, настороженный ее появлением, расслабляется и принимает ее как свою. С ней хотят поболтать, кто-то из дальних родственников даже вытаскивает Дину на танец. И она с охотой кружится, улыбается. О чем-то говорит. Интересно, а Лизу бы так же охотно приняли? Наверняка. Лиза была такой… доброй жизнерадостной и участливой. Они бы поняли это, если бы дали ей шанс раскрыться. Если бы дали нам шанс. А Дина… Ну не знаю. Это ж лизоблюдство какое-то. Все хотят ей понравиться, каждый… – Давай-ка выпьем, сын. Оборачиваюсь. Отец, взяв бутылку французского коньяка, наверняка из тех, что ему тащат благодарные пациенты, отодвигает стул и садится рядом. – Я за рулем. – Ну, как хочешь. А я все-таки выпью. Праздник у меня или как? Чокаемся. Он – рюмкой, я – стаканом с соком. Музыка гремит так, что к словам приходится прислушиваться. – Ты, наверное, думаешь, что я должен извиниться. Что я перед тобой виноват… – Даже мысли такой не было. – Было-было… Только ты пойми, Федя, я ж для тебя как лучше хотел. И женщину лучшую, и жизнь… Что бы он понимал… про женщин. Я сглатываю, потому что поздно выяснять отношения. Да и не время совсем. – Ну, теперь-то ты, надеюсь, доволен.