– Очкарик, ты там что затеял? – все же спросил Цент, дабы прояснить ситуацию. Владик прекратил свою деятельность, повернулся к извергу и ответил: – Стелю постель. – Вон оно что. Для кого? – Для себя. – То есть, если я правильно понял твои намерения, ты сейчас собираешься лечь спать? Владик растерянно пожал плечами. Он, в сущности, догадывался, что все эти вопросы звучат не просто так, и терзатель к чему-то ведет. К чему-то недоброму. И все же в глубине души теплилась надежда, что Цент просто потешит свое праздное любопытство и оставит спутника в покое, позволив тому отойти ко сну. – Кому-то нужно следить за печкой, – заметил Цент. – Если не подкладывать дрова, она вмиг остынет. И караулить тоже надо, место тут опасное. Как думаешь, кто всем этим займется? Страдалец со слезами на глазах покосился на сооруженную постель. Она так и манила его в свои объятия. После целого дня блужданий по сугробам, Владик устал как собака, и буквально мечтал об отдыхе. Тем более, неизвестно, когда в следующий раз доведется заночевать в столь комфортных условиях. – Так кого на хозяйстве оставим? – повторил вопрос Цент. – Меня? – выдвинул свою кандидатуру Владик. – Тебя? Ну, хорошо. Если спать не хочешь, то займись полезным делом. Владик бросил прощальный взгляд на свое несостоявшееся ложе, и сел на стул возле стола. – А вот это ты зря, – не одобрил Цент. – Сидящего человека сон мигом разморит, не успеешь оглянуться, а уже захрапишь. Лучше ты стоя бди, так оно надежнее. Лишь чудом не разрыдавшись, Владик поднялся на ноги. Напрасно ему казалось, что Цент передумал ввергать его в пропасть немыслимых мучений. Изверг и не думал пересматривать свои дьявольские планы. Через минуту садист от бога уже спал, сотрясая стены избы своим могучим храпом. Владик постоял еще минут пять, на тот случай, если Цент решит прервать свой сон, но когда убедился, что тот почивает достаточно крепко, плюнул на приказ и сел на стул. Наконец-то у Владика появилась возможность переварить все то, что произошло за последнее время. Днем было не до этого. Все думал, что же с ним сделает Цент. Убьет? Умучает? Съест? Но вот теперь, когда проклятый мучитель отошел ко сну, Владик вспомнил последние события, и приуныл. Цитадель, которую он в своих мечтах видел новым домом, пала, а все ее население было либо мертво, либо схвачено мертвецами. Легион, которого Владик одно время считал своим лучшим другом, показал свое истинное лицо, и оно оказалось ужасным до дрожи. Программист недоумевал, как он мог водить дружбу с этакой тварью, разделывающей живых людей на запчасти. По всей видимости, во всем этом была повинна ужасная жизнь, которую он вел. Голод, холод, постоянные стрессы, а так же организующий все эти радости Цент, довели его до ручки. Вот и потянулся к первому же существу, которое прикинулось дружелюбно настроенным. Но наравне с пережитыми ужасами, все же оставшимися в прошлом и уже не способными причинить вреда, Владика волновало и его будущее. Что ждет его завтра? Опять бесконечное странствие в компании Цента от одного города к другому? Изверга, похоже, устраивала подобная жизнь. Казалось, бывший рэкетир видел смысл своего существования лишь в том, чтобы рыскать по просторам погибшего мира в поисках тушенки, сухарей и пива. Ну и в пожирании всего этого, разумеется, тоже, притом в одно лицо, без малейших попыток поделиться едой со своим спутником. Притом, чем дальше в зомби-апокалипсис, тем Цент становился все более жадным. На первых порах Владику перепадала человеческая еда, ныне же монстр из девяностых не желал одаривать его даже черствым сухариком. Долго ли он протянет в таких условиях? Чтобы жить, нужно питаться, это очевидно всем. Но только не Центу. Тот признавал ценность лишь одной жизни – своей. Чужие жизни не ценил, и плевать на них хотел, а при случае охотно их обрывал. Владик ливером чуял, что изверг рано или поздно сведет его в могилу. Ну а уж уморит ли голодом, скормит ли мертвецам, или сам помянет в супе – разве это важно? Усталость, накопившаяся за последние дни, брала свое. Владик сам не заметил, как его веки начали смыкаться, а голова медленно опустилась на поверхность стола. Мысли в голове продолжали ворочаться, перескакивая с ужасного прошлого на кошмарное будущее, но они двигались все медленнее и неохотнее. Уже в состоянии полудремы, Владик вдруг четко осознал, что ничего хорошего его не ждет в любом случае, просто потому, что ничего хорошего в мире и не осталось. Куда бы он ни убежал, везде будет одно и то же: толпы свирепых мертвецов, или что-нибудь пострашнее, вроде некроманта или иных демонов, порожденных зомби-апокалипсисом. Нет больше на свете такого места, в которое ему следовало бы стремиться. Разве что какой-нибудь необитаемый остров посреди океана, который в качестве альтернативы мертвецам может предоставить голод, болезни и сумасшествие от одиночества. Тут Владик почти подумал о том, что если подходящего для него места в мире нет, его нужно создать своими силами, но сон поглотил его раньше. Впрочем, недолог был сон нерадивого караульного. Едва он придремал, как во входную дверь снаружи постучала чья-то зловещая рука. Этот стук разбудил Владика. Тот вначале подумал, что ему показалось, но в этот момент стук повторился, и прозвучал более настойчиво. Страх великий овладел программистом. Он попытался ухватиться за ту соломинку, что, дескать, это хозяйка избы явилась с ночной прогулки и просится домой, но когда на дверь обрушился целый град ударов, стало ясно – там, снаружи, отнюдь не хрупкая пенсионерка. В дверь барабанили уже безостановочно, притом казалось, что незваные гости орудуют в восемь рук. Тут бы что-то предпринять, хотя бы укрепить баррикаду на входе, но Владика сковали тиски ужаса, и все, что он смог сделать, это вжаться в угол и скулить. Для программиста было очевидно, что это зомби Легиона пожаловали по их души. Судя по всему, некромант оказался злопамятным, и решил не прощать Цента, настроившего обитателей Цитадели против повелителя мертвых. А заодно он решил не прощать и своего посла, не справившегося со своим поручением. – Что это? Что за грохот? – закричал Цент, разбуженный стуком в дверь. – Очкарик, это ты хулиганишь? Казню поленом! – Они пришли! – обрел дар речи Владик. – Они явились за нами! – Да кто? – ворчал Цент, поднимая себя с лежанки. – Кто там? Ты их видел? – Это мертвецы! – глотая слезы, поведал программист. – Легион послал их за нами. Ему нужна наша плоть. – Наша ли? А вдруг только твоя? Следует это выяснить. Если они пришли лишь за тобой, так и быть, отдам. В этот момент снаружи зазвучали столь дикие крики, что даже Цент от неожиданности сел обратно на лежанку. В дверь забарабанили еще сильнее, вся баррикада опасно зашаталась. – Их там целое войско! – истекал слезами Владик. – Они сейчас ворвутся. – Проклятые зомби! – рычал Цент, быстро бегая по избе в поисках оружия. Был тут вчера отличный колун, но Владик взял его наколоть дров и, разумеется, бросил снаружи. За такое разгильдяйство следовало бы прибить, но что-то подсказывало Центу, что программисту и так недолго осталось. В итоге пришлось импровизировать. Перевернув стол, Цент отломил у него две ножки. Одной вооружился сам, вторую протянул рыдающему Владику. – Зачем это? – закричал программист, с ужасом глядя на дверь. Та уже ходила ходуном под градом ударов. Снаружи продолжали нестись дикие крики, в которых Владику мерещилась членораздельная речь. Конечно, такого не могло быть. Зомби не разговаривают, если только их не контролирует Легион. А тот вряд ли снизошел до того, чтобы лично заниматься отловом своих врагов. Скорее просто послал орду мертвецов по следу. Нужно было не заселяться в избушку, а бежать из этих краев как можно дальше и быстрее. – Нас ждет последний бой, очкарик, тебя и меня, – торжественно провозгласил Цент, вручив однополчанину палку. – Видно не судьба нам с тобой дожить до пенсии. Ну, я-то ладно, пожил свое. И баб покрыл немало, и морд набил изрядно. Все изведал, все прочувствовал. Грех жаловаться. А вот ты…. – Что я? – заинтересовался Владик. – Да то. Ты-то, горемыка, считай и не жил. Что у тебя хорошего было? В игрушки тридцать лет проиграл, вот и вся биография. Ну, еще с Маринкой, макакой страшной, постель делил. Тебе, наверное, вообще обидно умирать. – Я хочу жить! – в отчаянии закричал Владик. Он отказывался верить в то, что сейчас в избу ворвутся чудовища и начнут рвать его на части. Вопьются зубами, станут отгрызать от еще живого куски плоти, и все это произойдет на самом деле. – Ты и так уже на этом свете задержался, – покачал головой Цент, не спуская глаз с двери. – Разве такие перцы, как ты, могли выжить в условиях зомби-апокалипсиса? То, что ты еще дышишь, это недоразумение. Ну и моя вина, разумеется. И Машкина тоже. Если бы мы тебя не оберегали, тобой бы уже давно подзакусили вурдалаки. И это было бы правильно. Не согласен? – Нет! – завопил Владик. Обычно он боялся спорить с извергом, и на то были весьма веские причины, но сейчас, перед лицом неминуемой гибели, программист решил, что терять ему больше нечего. – Ты меня не оберегал! Ты меня все время мучил! – сорвался он. – Кормил всякой гадостью, заставлял мерзнуть, издевался. Это, по-твоему, забота? – Ах вот ты как запел! – закричал Цент, замахиваясь на Владика ножкой от стола. – Значит, в том я виноват, что шашлыком тебя не кормил, шубами не укутывал и по нужде на руках не носил? Может еще и подгузники тебе, ляльке-переростку, менять прикажешь? Ты посмотри на себя! Взрослый мужик, а ведешь себя как недоразвитый детсадовец. Хочешь жрать – иди и добудь. Я тебе не холоп, чтобы на блюдечке кушанья подносить. – А я не добывал? – потеряв страх, воскликнул Владик. – Я добывал! – Во сне, разве что. – Наяву я добывал. И много раз. И что тогда бывало? – Что? – А то, что ты у меня все отбирал. Я добывал, а ты отбирал. И съедал. Один. А меня заставлял луком давиться. – Вот тут ты не лги, – усмехнулся Цент. – Давиться луком я тебя не принуждал. Мог бы и не есть его. – Так ведь больше нечего! Все остальное ты мне не давал. – А ты и взять не мог. – Да как? – А вот так. Тебе, очкарик, похоже, в роддоме инструкцию к жизни не выдали, и ты не знаешь, что за все на свете нужно бороться. Просто так ничего не бывает. Хочешь питаться – борись за это. – С тобой? – Да хоть бы и со мной, – пожал плечами Цент. – Чем я хуже других? – Да ведь ты сильнее в десять раз! – в отчаянии закричал Владик. – Как мне с тобой бороться? – Ну, ты скажешь тоже – в десять, – скромно отмахнулся Цент. – Во все пятьдесят, вот это точнее. Но это дело не меняет. Мамонт тоже сильнее человека, но предки как-то справлялись. Потому что были не программистами, но конкретными пацанами. Если бы они знали, что у них будут такие потомки, как ты, то руки бы на себя наложили. Ты, очкарик, опозорил не только себя, наш город, страну и планету, ты осрамил своим существованием все человечество. На твоем месте я бы уже давно удавился, все лучше, чем жить с чувством стыда, позора и отвращения к себе. Ну и мне бы радость доставил. Представляешь, выхожу я утречком из дома, глядь, а ты на дереве висишь, покачиваешься. Сам синий, язык наружу торчит, тебя вороны клюют. Как бы возликовало мое сердце, как воспела бы душа от радости, узри я твою хилую тушу без признаков жизни! Уж я б тебя долго не снимал, дней семь или восемь. Вышел с утра, глянул, и на целый день заряжен позитивом. А вечерком устраивал бы чаепития на свежем воздухе под твоим протухшим трупом. Пил бы кофе, баранки кушал. Потом, конечно, пришлось бы тебя закопать, ну или в ближайшую рытвину оттащить и бросить. Чтоб я еще горбатился и для тебя могилу рыл, это тебе много чести. Разлагаться можно и так, на свежем воздухе. Представляешь, валяешься ты такой в канаве, распухший, вонючий, над тобой мухи жужжат, собаки тебя грызут. Ох, я бы приходил к той канаве, навещал бы тебя. Вот так загрущу, поддамся унынию, и тут же к тебе. Как гляну на твои останки, и сразу улыбка до ушей. – Замолчи! – завопил Владик, не вынеся бесчеловечных речей изверга. – Что я тебе сделал? За что ты так меня ненавидишь? – Ну, так сразу всего и не упомнишь…. – А вот я помню, за что я тебя ненавижу! – выпалил программист, решивший перед неминуемой смертью высказать, наконец, своему мучителю все в глаза. – За то, что ты свинья великая, садист, душегуб, палач и бездушная скотина! Ты меня обижал, унижал, оскорблял, морил голодом, пытал. Когда умрем, я все про тебя ангелам в раю расскажу. Даже не мечтай, что тебя туда после этого пустят. В аду будешь гореть, так и знай. – Да тебя-то кто в рай пустит? – возмутился Цент. – С тобой никакие ангелы и разговаривать не станут. На храм ты не жертвовал, крестик не носил. Тебя еще на подступах святые угодники пинками завернут. Скажут – куда прешь, очкарик бессовестный? Легче Анфисиному заду влезть в прошлогодние джинсы, чем программисту войти в царствие небесное. Ступай в ад, там для тебя уже персональную сковороду приготовили. А уж я похлопочу, чтобы тебя в преисподней особым образом обслуживали, по эксклюзивной программе. – Это тебя ад ждет! – завопил Владик. – Ты грешник. А я ничего плохого не делал. – Не в том праведность, чтобы плохого не делать, а в том, чтобы понятия блюсти, – растолковал Цент. – Бог все видит, не сомневайся. Гореть тебе в геенне огненной, где плач и скрежет зубовный. А я еще дьяволу ящик коньяка занесу, чтобы тебя, помимо сковороды, паяльником обслужили. – Ненавижу тебя! – вопил Владик. – Ненавижу! Ты чудовище! В этот момент темные силы одолели баррикаду. Дверь начала открываться, в щель тут же полезли чьи-то руки. Владик, как увидел их, вмиг забыл о Центе. Вот сейчас его пожирать и начнут. Вот прямо тут. – Убей меня! – взмолился программист, обращаясь к Центу. – Только быстро. Пожалуйста. – Быстро я не согласен, – отмахнулся изверг, занося для удара импровизированную дубину. – Такое дело вдруг не делается. У меня бы ты меньше, чем тремя днями зверских терзаний, не отделался. Дверь распахнулась, снаружи в избу ворвался холод и зомби. Цент издал клич, полный неистовой воинственности, и первым бросился в бой. Точнее, первым и единственным. Владик тоже бросился, но не в бой, а под лавку. Хоть и понимал, что мертвецы все равно его найдут, ничего не мог с собой поделать. – Исчадья ада! Умрите! – ревел Цент, охаживая палкой недругов. – Я вам дорого обойдусь. На тебе! На! – Не надо! – вдруг завизжал зомби. – Больно! Ай! – Говорящие мертвецы! – изумленно вскричал Цент. – Вот вам еще! На! – Да мы люди! – вдруг прозвучал подозрительно знакомый голос. Цент еще трижды перетянул незваных гостей палкой, и только после этого сделал паузу, чтобы изучить оперативную обстановку. В пылу боя казалось, что врагов три миллиона, но на деле выяснилось, что тех всего двое. Оба валялись на полу, рыдали, стонали, и кого-то сильно напоминали. Присмотревшись, Цент не смог сдержать изумленного возгласа. Перед ним раскинулись бесстрашные берсеркеры, в прошлом золотари, а в еще более давнем прошлом программисты, Петя и Вова. И судя по их болезненным стонам, оба были живыми людьми, а не зомби. – Вы! – воскликнул Цент. Петя и Вова задрали головы, увидели Цента, узнали его, и завыли от ужаса.