– Да. На противоположном берегу молодая пара катила детскую коляску. Они на миг остановились, мать склонилась над коляской, посмотрела на ребенка, а потом они продолжили путь, не обращая ни малейшего внимания на Конрауда и Лукаса. – Значит, он сдержал свое слово. – Какое? – Убить того мальчишку, как он грозился, – ответил Конрауд. – Через столько лет. Лукас в ответ промолчал. – И потом он бросил пить? – продолжал Конрауд. – Пошел лечиться? – Да. – А свой джип он прятал под брезентом во дворе лавки? – Нет, – ответил Лукас. – Его джип давно разобрали на атомы. Он избавлялся от него по частям, продавая детали, и в конце концов остался один корпус, но я думаю, он и его продал. Они немного помолчали. – Почему Сигюрвину пришлось умереть? – спросил Конрауд. Лукас глубоко вздохнул. – Мы придурками были, – ответил он. – Мы с Бернхардом. Ничего не умели. Ничего не знали. У Бернхарда возникла эта идея: использовать спасательный отряд, чтоб зашибать большие деньги. Наркотики с его помощью ввозить. Вот такой у нас был план, но все пошло насмарку. Они заглянули друг другу в глаза – двое незнакомцев, которых судьба довела до самого края, – и Конрауд почувствовал, что у Лукаса на душе скверно, причем уже давно. – Наверное, вы знаете, откуда большая часть этой воды, – сказал Конрауд, смотря вверх по течению реки в сторону высокогорья и ледников, думая о злой насмешке судьбы. – С какого ледника течет эта река? – Конечно, – ответил Лукас. – Знаю, что с Лаунгйёкютля. – Возможно, это служило вам постоянным напоминанием? – Да. – Ведь по ночам вы слышали ее рокот. 57 Лукас смотрел вниз по течению реки туда, где она сворачивала в просторное ущелье под мостом, неутомимо спеша к морю. – Вы хотите совершить какую-нибудь глупость как Бернхард? Лукас посмотрел со скального выступа вперед и помотал головой. – Не беспокойтесь об этом, – сказал он. – Я этой реки всегда до смерти боялся. – Вы сказали, что ваш план пошел насмарку. – Ничего из этого не случилось бы, если бы в один прекрасный день мы не встретили Сигюрвина в кино. Не помню, что за фильм там показывали. Помню только, что плохой. Мы Сигюрвина не видели с тех пор, как вместе были в скаутском отряде, и разговорились, и по какой-то причине разговор зашел о спирте, потому что я на торговых судах плавал. Я сказал, что, если он хочет, я могу достать ему водку. У меня были бутыли объемом с галлон, их один мой приятель контрабандой провез, – и одну-две из них я на следующий вечер завез Сигюрвину. Моя цена ему понравилась, и после этого я порой продавал ему эти галлоновые бутылки, если они у меня были, и мы с ним общались и лучше познакомились, и… – Не припомню у него дома таких бутылок, – сказал Конрауд. Он продолжал искать, что же ускользнуло от него при том, первом расследовании. – И вообще чего-либо, что указывало бы на связь с контрабандистами. Ничегошеньки. – Да, он вел себя осторожно. По-моему, он водку из этих галлоновых бутылок переливал в обычные. Когда-то он про это говорил. – А что насчет наркотиков? – Никто не знал, что мы знакомы с Сигюрвином, – казалось, Лукас спешил наконец рассказать все-все. – Он был единственный среди моих знакомых, у кого водились деньги. Я рассказал ему об этой идее Бернхарда. Насчет того, чтоб задействовать спасотряд. Сигюрвин подумал и сказал, что согласен. Его обуяла жадность. Денег много не бывает, говорил он. Мы сказали ему, что деньги, вложенные в наркотики, можно отбить в двадцатикратном размере. И это чистейшая правда. И что никто никогда не догадается, что он к тому причастен, а если догадается, то он будет все отрицать. И что мы не оставим следа, который можно возвести к нему. Мы с Бернхардом вызвались поехать за счет спасательного отряда в Амстердам. Раньше я ввозил наркотики по мелочи и знал, как с ними поступать. Все шло как по маслу, мы закупили вещества, подложили их в контейнер с товарами, который должны были отправить спасательному отряду в Исландии. Наркотики мы спрятали в двух подержанных снегоскутерах из Германии. Все шло просто отлично – но вдруг Сигюрвин струсил. Сначала он сказал, что не доверяет нам. Что мы его обманываем, что он не силах убедить себя, что это не так. А мы его не обманывали, только он все равно нам не верил. Сейчас мне кажется, что он просто хотел из всего этого устраниться. Свою прибыль он получил, и к тому же мы дали ему еще денег из-за его поведения, и в итоге вышла такая глупость, что мы захотели, чтоб он отдал часть денег назад. Но он об этом и слышать не хотел. – Недавно мы узнали, что он прятал у себя дома большие суммы. Вы встречались с ним по этому вопросу? – Они с Бернхардом встречались на Эскьюхлид. – А до того они там встречались? – спросил Конрауд, вспомнив рассказ Ингвара о внедорожнике у цистерн. – Да, один раз. Бернхард был автомехаником и часть своей прибыли вложил в лавку автозапчастей. Купил ее у какого-то мужика, потом собирался перепродать и открыть автомастерскую, и еще у него какие-то мечты были, покрупнее. На том контейнере мы много выручили. Мой брат был немного связан с этой средой и помогал нам распространять те наркотики. Он думал, что мы с Бернхардом провезли их одни. Про Сигюрвина я ему не рассказывал. Вышло так, что мы с Сигюрвином больше не могли разговаривать – сразу начиналось что-то невменяемое. Бернхард решил это уладить, встретился с Сигюрвином на Эскьюхлид и с трудом уломал его вместе поехать в лавку автозапчастей, где их ждал я. И мы должны были помириться. Но мы с Сигюрвином сразу начали ссориться. Сильно поскандалили. Он угрожал все про нас рассказать. Говорил насчет анонимного звонка в полицию. Сказал, что мы нипочем не докажем, что он соучастник. И это ведь было правдой! Мы сами так устроили, чтоб напрямую его с этим не связывать. – Кто из вас двоих ударил его по голове? Лукас не сразу ответил ему. – Сейчас было бы проще всего свалить это на Бернхарда, – наконец проговорил он. – Конечно, – ответил Конрауд. – Если это вам хоть как-то поможет. – Я часто думал, надо ли говорить, что это был Бернхард, – на случай, если нас поймают. Спихнуть все на него и посмотреть, вынесут ли мне более мягкий приговор. И сейчас проще всего было бы сказать, что это был Бернхард, но я уже устал от бесконечного вранья. Его ударил я. Дважды. – Чем? – Какой-то ерундовиной, которую схватил у него со стола в лавке запчастей. – Что это была за ерундовина? – Монтировка. Сигюрвин собирался выходить. А я взорвался. Я… я не совсем был трезв, да и из этих наркотиков кое-что уже употребил, а еще был очень зол. – И он сразу умер? – Да. Это не должно было так быть. Я не хотел его убивать, хотел только остановить. Поверите ли вы мне – решайте сами. Это не должно было заходить так далеко. – Нет, и все же ударов было два, – заметил Конрауд. – Причем очень сильных. Так что у вас явно было твердое намерение. – Да, – сказал Лукас. – Я… я палку перегнул… Это… Я… – А куда делась та монтировка? – Я… Ее Бернхард куда-то убрал. Не знаю куда. Я его не спрашивал. – С тех пор вы еще занимались контрабандой? – спросил Конрауд. – Нет. – А Хьяльталин? Вам было совсем наплевать на то, через что ему пришлось пройти? – Не наплевать, но что нам оставалось делать? Мы не были под подозрением, мы скрывались. Не признавались, что это мы. Время шло. Расследование никогда не затрагивало нас. Вы двигались в каких-то совершенно других направлениях, и Хьяльталина так и не осудили. И дело повисло. До тех пор, пока его не нашли на леднике. – Зачем вы отвезли его на ледник? – Это Бернхард придумал. Он хотел спрятать труп, а на леднике как раз побывал неделю назад. Это было единственное место, которое пришло нам в голову. И хотя мы много в чем там напортачили, оно оказалось подходящим. На все эти годы. Мы понимали, что для того, чтоб Сигюрвина не нашли, нам придется забраться очень высоко на ледник. Это было два дня спустя, или около того, но тут разбушевалась непогода, так что пришлось срочно убираться оттуда, и мы сами потеряли то место, где положили его. Резко потемнело, потом налетел буран и… мы его хотели сбросить в глубокую расщелину, и если бы его нашли, то разбитую голову можно было бы объяснить этим, но… – Вы взяли его ключи от машины? – Мы хотели, чтоб все выглядело так, будто Сигюрвин сам потерялся или заблудился на леднике. Когда мы наконец вспомнили про его джип и собрались перегнать туда, то его уже нашли вы. В итоге Сигюрвин окончательно пропал. Если б мы успели перегнать его джип к леднику, то его исчезновению было бы какое-никакое объяснение. Мы знали, что если его машину найдут у ледника, то будут искать на нем, но полагали, что труп найти будет невозможно. Мы собирались так поставить этот джип. Это Бернхард придумал все устроить так, чтоб все думали, что Сигюрвин сам заблудился в горах и погиб. В трещину провалился. Бернхард часто участвовал в поисках пропавших при разных обстоятельствах и утверждал, что это верное дело. Лукас пожал плечами, словно сдаваясь. Под ними текла река, и Конрауду показалось, что в ее тяжелом рокоте он ощущает мощь ледника. Полицейские медленно подошли еще ближе. – А потом пошли все эти разговоры про глобальное потепление, про то, что все ледники в мире тают. На тот ледник стало приезжать больше людей, и мы поняли, что кто-нибудь непременно наткнется на Сигюрвина, вопрос только когда. И мы поехали туда, чтоб первыми найти его, но нам не удалось. Мы знали, что рано или поздно он найдется. Мы все время про это знали – и это ужасное чувство! Ждать, что он найдется… Порой это было невыносимо. – Что вы сделали с ключами от машины? – Выкинул. Съездил на свалку на Гювюнесе и забросил как можно дальше в мусор. – Сотрудники спасательного отряда разыскивают человека, которого сами же и потеряли, – сказал Конрауд. – Только не для того, чтоб спасти его жизнь, а для того, чтоб спрятать получше. В этом ведь есть что-то нездоровое? Вы сами не видите? – Я это вижу в каждом своем кошмарном сне, – сказал Лукас. – И у Бернхарда то же самое… – Это вовсе не… – Нам за это никогда не будет прощения, – сказал Лукас и посмотрел на Конрауда. – Это было очень трудно и с этого момента будет только хуже. По-моему, Бернхард это понял. – Ах вы, бедняжки, – прошептал Конрауд, уставший сдерживать злость.