— Ну смотри, Чапа. Игра идет с переменным успехом. Винт, если и волнуется, то не показывает этого. Он играет ровно, сосредоточенно, как победитель. Чапа же слишком возбужден, слишком торопится, слишком хочет отыграться. И вот Винт торжествующе подытоживает: — Игра сделана! Чапа хмурится, но держит фасон — вспять не повернуть. Долг отдавать надо, а иначе фуфлыжником станешь, а там и до «петуха» недалеко. Винт чуть медленнее обычного, весомо произносит: — Утром первого, кто выйдет по нужде из соседнего барака. Он очень надеется, что это будет Важа, фраер, с которым они столкнулись на этапе. Впрямую указать на Важу Винт не захотел — все-таки это его разборки, выйдет несолидно. Утром, еще до полного рассвета, Николай заворочался — вчера воды много выпил. С неохотой, медленно спустился с нар. Прошел вдоль стола. Скрипнул дверью. До туалета бежать далеко. Малую нужду справляли тут же у барака — в сточной канаве. Запашок! Но на запахи никто давно не обращал внимания. Живой — и ладно. Николай уже подходил к канаве, как вдруг почувствовал чей-то взгляд. Забеспокоился. Начал оборачиваться на едва слышимые шаги, и ноги вдруг подкосились — боль пронзила живот и пошла по всему телу. Он зажал рану рукой, и упал ничком, потеряв сознание. Последнее, что успел увидеть: убегающий зэк в старой засаленной телогрейке. В больничке, куда его принесли, царило относительное спокойствие. Здесь можно было немного расслабиться. И чего только зэки не делали, чтобы сюда попасть! Пусть и на один денек, но чтоб в тишине и благости. Подальше от тяжелой, изнуряющей работы, от криков и прикладов охраны, от урок, всегда норовящих что-то отнять, избить, унизить. Нестерпимая боль в животе не давала Николаю в полной мере испытать блаженство от давно забытой роскоши — лежать на кровати сколько хочешь. Боль то отпускала, давая надежду, то заставляла кричать и лезть на стенку, отнимая эту надежду. Хотелось пить, но воды не давали — нельзя. Он боролся, боролся до последнего, ругая себя и кляня судьбу: «Надо же, так глупо! Не пошел бы, перетерпел… Шишку пожалел, пожадничал. Вот оно… Настена… Как теперь…» На третий день Николай впал в беспамятство, к вечеру начал бредить, и утром четвертого дня скончался. Молодой, в очках, суетливый фельдшер Иваньков заполнил все полагающиеся в таком случае бумаги, доложил куда следует, и Николая Петровича Венина, уроженца деревни Вешки Московской области, закопали на лагерном кладбище. Иван Иванович Долгих, начальник лагеря, сибиряк, герой Гражданской войны на Алтае, просмотрел очередное дело. Прочитал и донесение стукача о том, что зэк был проигран в карты, и записку фельдшера о том, что раненный в живот заключенный Венин в бреду упоминал о драгоценностях, якобы запрятанных в его доме, — далее шло подробное описание где. Начальник лагеря Долгих в бредни умирающего не очень-то и поверил, а вот навести порядок в бараках — произвести обыски — приказал. Совсем обнаглели урки. Спустя год, в июле 1941-го, начальником ВятЛага стал Ной Соломонович Левинсон, полный, невысокого роста, астматик, из обедневшей еврейской семьи. Однажды вечером, сидя за рабочим столом, он наткнулся на дело заключенного Николая Петровича Венина и, конечно же, на записку фельдшера, удачно упавшую на пол. Левинсон поднял ее, перечитал несколько раз, достал золотой, с крупным рубином портсигар, закурил. Потом аккуратно вложил выпавший листок в дело Венина, отнес в шкаф, а информацию на всякий случай запомнил. Глава 13 Алла сидела за своим — теперь уже не своим — рабочим столом. Вчера ей позвонил начальник оперотдела и с едва уловимыми нотками сожаления и вины в голосе попросил «прибрать кабинет». «А если не жалеть себя и сказать резче — освободить помещение для нового зама. — Алла, как ни старалась сдерживать эмоции, они всё же прорывались — и в разговорах с сослуживцами, и с начальством, и с собой. Она стирала свои пароли на компьютере, освобождала ящики стола — за восемь лет столько всего накопилось: одноразовая посуда, книги, ручки, карандаши, таблетки, салфетки… Она рвала ненужные бумаги и бросала их в стоящую рядом мусорную корзину, всё нужное складывала в сумку. — Вот знала же еще до Нового года, морально подготовилась, смирилась, даже нашла плюсы в своем «свободном полете», а как начала разбирать стол — эмоции захлестнули». Телефон зазвонил очень кстати: «Надо отвлечься, взять себя в руки, а то еще расплачусь ненароком». — Алла Сергеевна, Анатолий Юрьевич говорит. Узнаете старика? — Да какой вы старик, Анатолий Юрьевич! Наговариваете на себя. — Алле приятно было именно сейчас услышать голос опытного эксперта-криминалиста Криулина, давно ушедшего на пенсию, но не потерявшего форму и старые связи. С ним нередко консультировались в особо сложных случаях. — Не наговариваю. Кокетничаю. — Вот-вот… Алла понимала, что Криулин позвонил не просто так. Видимо, появилась нужная ей информация. Неделю назад она попросила эксперта осмотреть еще раз машину Зубова. Первая экспертиза ничего не дала, а она чувствовала, нет, она знала, что это было не просто случайное возгорание, это было спланированное убийство. — Ну что, пляши, красавица! — Все идет «по плану происшествий»? — не удержалась Алла от радостного восклицания. — По нему, по нему, — засмеялся Анатолий Юрьевич. — Пришлось повозиться. Ну да что не сделаешь, если девушка просит. Я тут бумажку, конечно, написал. Приезжай, заберешь. А на словах скажу: применено запальчиво-взрывное устройство. Оно содержит взрывчатое вещество и зажигательное. Кто-то подложил его в бензобак машины. При срабатывании взрывчатое вещество прорывает в бензобаке отверстие, а зажигательное, соответственно, поджигает топливо. Всё просто. — Анатолий Юрьевич, вы — гений криминалистики. — Да чего уж там. Спасибо, не забываете старика. — Я сегодня же к вам подъеду. Но в этот день у Аллы подъехать не получилось. Сначала разбирала бумаги, потом бегала с обходным, заглянула в бухгалтерию. Договорилась с Ильей, что дело о нападении на Гергардт передаст ему, но будет активно курировать — с начальством всё согласовано. Съездила в супермаркет, купила торт и вина, и ближе к концу рабочего дня почти весь отдел собрался на прощальный междусобойчик. Наговорили много хороших слов, да таких, что Алла Сергеевна покинула ОВД в совершенно расстроенных чувствах. По дороге к дому эксперта Криулина у нее прорезался сотовый. Звонили из больницы, где лежала Александра Гергардт, просили приехать — пациентка пришла в себя и очень хочет увидеть Аллу Сергеевну Смагину. Пришлось менять и планы, и маршрут. Памятуя о прежней встрече, Алла не особо радовалась. Что нового может рассказать потерпевшая? В свою очередь и Алле нечем было обрадовать ее: пока идет расследование, о подвижках говорить нельзя — тайна следствия. А в деле о пропавшей девочке вообще тупик. Столько лет прошло! Но зачем-то же Гергардт зовет ее. Алла поднялась по знакомой лестнице, поздоровалась с врачом. Вместе они вошли в палату. Врач внимательно посмотрела на пациентку, предупредила Аллу, чтобы недолго, и оставила их. — Александра Васильевна, здравствуйте! Как вы себя чувствуете? — начала издалека Алла. — Спасибо. Получше. — Вы что-то вспомнили? — Да что мне помнить? Я так всё вижу. Гергард замолчала. Алла не стала ее торопить, задавать наводящие вопросы. Пусть сама ведет разговор, ведь это она пригласила, значит, есть что сказать: «Хотя не факт. Что же она видит?» Молчание затягивалось. — Может, воды? — не выдержала Алла. — Вы не стесняйтесь, я принесу. — Не надо воды. — Женщина вздохнула. — Коробки у вас на балконе стоят? — Стоят, — немного опешила Алла и тут же успокоилась: «А у кого они не стоят?» — Зря дачу продали. — Может, и зря, — пряча удивление и стараясь быть спокойной, ответила Алла. — Чтобы найти мою дочь, вам надо поехать на свою дачу. Там, на чердаке, лежит одна вещь, она поможет найти. — Александра Васильевна закрыла глаза и снова замолчала, собираясь с силами. Наконец продолжила: — Вы поймете, когда увидите. Потом, дома, попытайтесь попасть в тот день, когда исчезла моя девочка. Проследите за ней. «Вот так номер! О чем она говорит! Она вообще в своем уме? А почему сама не проследила, если такая вся из себя экстрасенс? Закрыла бы глаза, да увидела», — недоумевала Алла. — Я не могу. Слишком сильные эмоции. Не дают увидеть. Закрывается всё. — На глазах у Александры Васильевны появились слезы. Она стала волноваться, потом обмякла. Алла собралась вызвать врача, но потерпевшая прошептала: — Не надо… Всё хорошо. Все… посплю. Визг тормозов привел ее в чувство. Она поздно заметила мужчину, перебегавшего дорогу в неположенном месте. Хорошо, автопилот сработал. Мужчина благополучно добрался до тротуара и ушел. Все обошлось. Давно с ней, опытным водителем с двадцатипятилетнем стажем, такого не случалось. Заехала в ближайший двор, остановилась, откинулась на спинку сиденья. Руки дрожали. Позвонил Влад.