Часть 10 из 33 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Царь, кстати, был в курсе, воровство он считал неотъемлемой частью русского многонационального характера. Когда всего так много, как же не воровать? Это пусть швейцарцы какие-нибудь по-честному скупердяйничают, им размеры честность диктуют, не разгуляешься… Зато русские бескорыстные и за други своя порвут последнюю рубаху. Даже воры. Однажды какой-то премьеришка из просвещенной Европы спросил его при встрече: “Как такое может быть – воровство, бесчестность и бескорыстие в одном и том же человеке?” Царь упомянул загадочную русскую душу и послал наивного демократического коллегу к Достоевскому. На следующем саммите коллега сказал, что прочел романы великого русского писателя и все понял. Сам царь Федора Михайловича не особо помнил, но рецепт ему понравился. С тех пор каждого иностранного лидера, посмевшего задать неудобный вопрос, он посылал к Достоевскому. Лидеры покорно шли, чего-то там понимали, но сговорчивее от этого не становились. Наоборот, гадили, где только могли. Царь даже подумывал, не начать ли посылать их к Пушкину. Он все же легче, что ли…
* * *
Узнать страшную правду про себя царь не боялся. Просто потому, что ни одна правда про него не могла быть страшной. Он царь, помазанник божий, он не родился в семье монарха, его Господь напрямую выбрал. Буквально ткнул указующим перстом в грудь. Враги объясняли его приход к власти случайным стечением обстоятельств. Он тоже поначалу так думал, но когда все стало получаться, когда даже упавшая нефть его молитвами поперла вверх, когда начавший лучше жить благодарный народ стал петь ему дифирамбы, он понял – не случайно. Избранник он. Да и потом – какая страшная правда про царя после Сталина и Ивана Грозного? Русский царь чем страшнее, тем лучше. До сих пор полстраны на рябого грузина молится. Страшный – это хорошо, главное, смешным не быть и слабым. Этого многонациональные русские не прощают. Хотя… Большую часть жизни он работал на имя, теперь уже имя работает на него. Если, не дай бог, окажется, что он пидор, как половина придворных, или педофил, или еще какой извращенец, как другая половина, дрессированные пропагандисты быстро все объяснят обалдевшему от такого поворота народу.
С пидором совсем просто: мол, весь мир идет в эту сторону, а ему приходится общаться с западными лидерами, которые все сплошь пидоры, вот и нужно быть с ними, так сказать, на одной волне… Ради Родины, ради Руси-матушки пожертвовал героический царь-батюшка самым дорогим. И еще туманные намеки, будто не западные лидеры его, а он их употребляет соответствующим способом… Тут вообще бурные, долго не смолкающие аплодисменты. Мол, мужик, красавчик, как он их, прямо в…
Царь представил совещание в Кремле, где руководители федеральных СМИ получают от главы его администрации новую вводную. “В связи с обострившейся международной обстановкой с завтрашнего дня пидором быть хорошо”. И методичку с аргументами для пропагандистов. Забавная картинка резко подняла настроение. “Ведь даже виду не подадут опытные бойцы медиафронта, – подумал царь весело, – чего хошь исполнят за ваши деньги. Вернее, за мои… Значит, бояться глупо, смело жмем кнопку и узнаем о себе страшную правду”.
Страшная правда оказалась не такой уж и страшной. С ориентацией у царя было, слава богу, все в порядке. Нормальный такой гетеросексуальный альфа-самец-гомофоб, как и полагается царю северной консервативной страны. Немного напрягало, правда, что через некоторое время в поисковике стали мелькать ссылки на какой-то неведомый АУЕ. Опасливо кликнув по ссылкам, царь быстро понял, о чем идет речь. Удивился слегка, где он и где Арестантский Уклад, который Един? Ну да, шансон ему нравился, конечно, но мягкий, вроде Розенбаума или “Любэ”. И не до такой степени, чтобы изучать значение татуированных звезд на плечах уголовных элементов. Оказалось, однако, что до такой. Очень интересным и правильным счел он арестантский уклад, очень разумным и соответствующим подвластной ему огромной территории. Все четко, понятно, а главное справедливо. Не косячь, соблюдай законы, отстегивай в общак, которым распоряжаются паханы, и все будет хорошо. И с тобой (гражданином), и с государством (зоной). Это где-нибудь у теплых морей можно в демократию играть, а для сурового многонационального русского народа ничего лучше арестантского уклада и придумать нельзя. Самый что ни на есть реалистичный и мягкий, между прочим, вариант. Ведь есть еще и беспредел… Был уже в девяностых. А песни какие у воров! Даже самый очерствевший человек с каменным сердцем не сдержится и слезу пустит. Вот он же пустил, и ему сразу полегчало. На минуту мир стал плюшевым и добрым, на минуту он и сам таким стал…
…Цыганка с картами, дорога дальняя. Дорога дальняя, казенный дом… Быть может, старая тюрьма Центральная меня, парнишечку, по новой ждет…
Добрая, мягкая минуточка проскочила и исчезла. “Старая по новой, – зло подумал царь, – старая по новой, сука, ждет. Точно. Ведь хотел в двенадцатом году соскочить с концами к другу Сильвио на Капри. Хотел оставить эту гребаную тюрьму молодому парнишечке-премьеру. Не получилось. Волки позорные всюду рыщут. Западные суки-партнеры. Загрызли бы парнишечку, в натуре, вместе с нашей огромной, горячо любимой тюрягой. Падлой буду, загрызли бы. Поэтому «старая по новой», как раб на галерах уже четырнадцатый год…”
Царь совсем было загрустил, но вдруг заметил изменения в своем мысленном лексиконе и рассмеялся. Успокоился. Да, сложись судьба по-другому, сидел бы он сейчас на нарах и ботал по фене. Талант у него, видимо, к этому делу. Но не пропал бы, нет. Правильный человек нигде не пропадет. И вообще – его неожиданная тяга к блатному миру имеет вполне рациональное объяснение. Послевоенное детство, где, как пел Высоцкий, одни “без вести павшие”, а другие “безвинно севшие”, питерский двор-колодец – та же зона в миниатюре, и наконец сама Россия, в которой всегда правил пахан, как бы он ни назывался. Других правителей эта огромная суровая страна не знала, а значит, другие ей и не были нужны.
Следующая страшная правда, оказавшаяся совсем не страшной, состояла в том, что царь не любил людей. Всех. Женщин, мужчин, патриотов, либералов, гомосеков, донжуанов – вообще всех. Проницательный Sekretex постоянно выкидывал его на сайты, где говорилось, что женщина – это не человек. Особенно ему понравилась работа Шопенгауэра, убедительно доказывавшая, что эти существа – нечто среднее между ребенком и взрослым и при отсутствии родственников мужского пола нуждаются в опеке государства. “Еще как нуждаются”, – подумал он, вспомнив своих баб. Мужчин, впрочем, царь не любил не меньше, а может, и больше. Ницше, Фрейд и другие великие умы его в этом только поддерживали. Sekretex услужливо подбрасывал ссылки на сайты с соответствующими цитатами. Самих работ царь, как правило, осилить не мог – времени недоставало и подготовки, но и одних цитат оказалось достаточно. “Животные во время течки не с такой легкостью путают свое сердце и свои вожделения, как это делают люди и особенно бабенки” (Ницше). “Кому не хватает секса – говорит о сексе, голодный говорит о еде, человек, у которого нет денег – о деньгах, а наши олигархи и банкиры говорят о морали” (Фрейд).
Цитат было много, но все они утверждали примерно одно и то же. Человек – это ленивая, лживая, жестокая и лицемерная скотина. Доверять ему – смерти подобно. Верить в него – опасный и глупый юношеский романтизм. Человека можно или запугать, или подкупить. Третьего не дано. Царь был с этим согласен. Уж он-то навидался за жизнь всякого, помнил, как в девяностых лучших друзей за копейку душили. И потом – высокая должность царя убивала веру в людей лучше, чем дихлофос тараканов. Сверху все виднее, вся человеческая подлость. А ничего другого, получается, и нет… В его личном рейтинге цитат первое место безоговорочно занимало высказывание грустного клоуна Чарли Чаплина: “Жизнь – это трагедия, когда видишь ее крупным планом, и комедия, когда смотришь на нее издали”. Очень умный был человек этот Чарли, оттого и такой грустный, наверное…
* * *
Долго предаваться рефлексии царю не позволили сочинская Олимпиада и обострившаяся обстановка на Украине. Одно было безусловно связано с другим. Поднасрали западные суки-партнеры, специально вагон печенек жадноватым хохлам выкатили, чтобы испортить ему и всему русскому многонациональному народу заслуженный спортивный праздник. А ведь он по всем направлениям прогнулся, главного олигарха-оппозиционера из тюрьмы выпустил, риторику смягчил, гайки открутил до предела. Все, как они хотели… Не оценили, суки. Никто в Сочи не приехал. Наоборот, все приехали в Киев со своими печеньками. Подкупили, запалили мать городов русских, подожгли шины, стали избивать ментов и гнать ссаными тряпками законно избранного президента. Да, не лучшего президента, но своего, “многонационального русского”, хотя и уголовника в прошлом. Ну и что? У них свои сукины сыны, у нас свои уголовники. Такова человеческая природа, для порядка людям не философы, а паханы нужны. Им, значит, можно, а нам нет?
…На фоне пяти олимпийских колец окончательно гибла некогда могучая русская империя. Только-только с колен подниматься начали, только оправились чуть-чуть от величайшей геополитической катастрофы, а белозубый пахан в ковбойской шляпе взял да и отвесил подзатыльник наглому выскочке: мол, даже не думай, твое место под шконкой, шестерка. Нельзя так с Россией, и с ним так нельзя…
Однако что делать – было неясно. Sekretex направлял на сайты, где говорилось, что русские и украинцы один народ, что нет вообще никаких украинцев, а есть малороссы, южная ветвь великороссов. К сожалению, это почти ничего не меняло. Царь сидел в царской ложе на стадионе “Фирташ” в Сочи, одним глазом наблюдал закрытие Олимпиады, а другим, косясь в планшетный компьютер, видел, как пылает Киев, как откалывается, уходит невозвратно к атлантическим берегам русская мать, русский корень и фундамент, родная и любимая Украина.
На стадионе бушевало красочное шоу. Лазеры, музыка, иконы, колокола, Родченко, Кандинский, балет – все, чем могла гордиться огромная угрюмая, но хлебосольная страна. Наизнанку вывернулись, денег не считали, зиму в субтропиках организовали, но приняли с размахом людей доброй воли со всего мира. А эти люди… эти люди… вернее, паханы этих людей, вот прямо сейчас, когда мы мечем им на стол все что есть, хлебосольную Россию нагибают, ставят в коленно-локтевую позицию и…
Царя душил гнев. Это очень страшно, когда русского царя душит гнев, это и раньше страшно было, а сейчас еще страшнее. Красная кнопка-то вот она, всегда под боком, офицер с ядерным чемоданчиком в десяти метрах сидит, только подзови… Самодержец всея Руси встал прямо посреди очередной сцены и начал аплодировать. За ним удивленно поднялся весь стадион. Чего это он, вроде не финал еще? А он яростно бил в ладоши, будто желая прихлопнуть всех этих заокеанских ковбоев. “Они еще пожалеют, еще поймут, с кем связались, суки, – колотя в ладоши, ожесточенно думал царь, – это вам не Калифорния, это, на хрен, Россия, пока вы там апельсины жрали и бабло заколачивали, мы здесь выживали, нам мало надо, гораздо меньше, чем вам, но то, что нам надо, мы всегда получаем, поскольку за ценой не стоим. Терять нам нечего потому что… Не растут у нас апельсины”. Когда после аплодисментов царь сел на свое место, первое, что он заметил, была мигающая бордовым кнопка на планшетном компьютере, спрятанном от посторонних глаз в неприметную нишу. На кнопке было крупно написано: “ЧТО ВЫ ХОТИТЕ”. Второе сообщение, помельче, гласило: “Поздравляем, кнопка тайных желаний активирована”. Царь протянул руку и большим пальцем, с усилием, словно хотел раздавить назойливую муху, нажал на кнопку.
* * *
Крым. На первой странице поисковика в каждой ссылке присутствовало слово “Крым”. “Какой Крым, причем здесь Крым? – удивился самодержец. – Украина уходит, а тут Крым какой-то…” Но на ссылку все-таки кликнул. На самую первую, где было написано: А. Н. Толстой. Роман “Петр Первый”, о флоте и Крыме.
“Зимой будем строить большой флот в Воронеже, – сказал Петр, поднимая покрасневшие глаза. – Завтра нужно взять Азов, Петр Иванович. (Указал чубуком на небольшой залив на западе от устья Дона.) Гляди… Здесь поставим вторую крепостицу. За зиму турки не проснутся в Азовском море, а весной мы приплывем сюда с большим флотом… Гляди – в проливе под Керчью ставим крепость – и все море наше… Строим морские корабли, и – в Черное море. (Чубук летал по карте.) Здесь мы уже на просторе. Крым будем воевать с моря. Крым наш. Остаются Босфор и Дарданеллы. Войной ли, миром пробьемся в Средиземное море”.
“Крым наш”. В этих словах была бешеная энергетика. Царя аж передернуло. “Крым наш, Крым наш, Крымнаш, крымнаш…” – попробовал он на вкус удивительное словосочетание и пришел в чрезвычайное возбуждение. Это было похоже на заклинание, на волшебное “сим-сим откройся”, решающее все проблемы. Это как за два хода до неминуемого мата доску шахматную перевернуть. Некрасиво, не по правилам, но очень эффективно. Особенно если потом еще этой доской ухи заокеанским ковбоям прищемить где-нибудь подальше, в Сирии, например, или Венесуэле. Да, вой поднимется страшный, да, есть риск санкций, в худшем случае девальвируется рубль и обеднеет народ. Но… кто не рискует, тот под шконкой сидит, а он там сидеть не будет. Ни он, ни Россия. Терпеливые многонациональные русские все вытерпят, еще и счастливы станут от того, что в их безрадостной, нищей жизни хоть какой-то смысл появился. Пускай хрен без соли доедают, зато Крым наш! Зато наглые, разжиревшие и зарвавшиеся ковбои ходят теперь с распухшими красными ушами. Ходят и боятся. Нас боятся, с нашим хреном без соли и безрадостной жизнью… Он знает свой народ. Наивный, глупый, угрюмый, жестокий, добрый. Он сам и есть воплощение многонациональных русских. Его Господь помазал на царство и дал ему в руки эту дурацкую смешную игрушку под названием Sekretex. Но не игрушка это, а знак… Знамение!
…Снова встает со своего трона русский царь. Снова начинает аплодировать. Снова подхватывает его аплодисменты олимпийский стадион “Фирташ”. Камера, транслирующая церемонию, показывает его лицо. На этот раз счастливое. Добрые царские глаза ласково смотрят на каждого зрителя. Полтора миллиарда людей по всей земле восхищенно следят за грандиозным шоу. И почти у всех одна и та же мысль: “Какой милый и болеющий за свою страну человек этот русский царь. Ну не может быть плохим глава государства с такими добрыми и счастливыми глазами”.
* * *
Последняя сцена длинного кино у меня в голове оказалась довольно неожиданной. Происходила она на торжественном приеме в Кремле по случаю награждения героев присоединения Крыма, спустя почти год после церемонии закрытия Олимпиады. В Георгиевском зале брутальные мужчины держали грубыми пальцами непривычно хрупкие для них фужеры и неловко закусывали тарталетками с черной и красной икрой. Были здесь и другие мужчины, не такие брутальные, в хороших английских и итальянских костюмах. Эти управлялись ловчее, но лица их омрачала печаль. Тяжелый выдался год, много денег сгорело, а перспективы впереди туманные… Был здесь и русский царь. Все получилось, как он задумывал. Терпеливый народ терпел и был при этом счастлив. Нашлись, конечно, отщепенцы из пятой колонны, но где же их нет? Ничего, повоняют и смирятся…
Царь теперь окончательно превратился в самого могущественного владыку мира. За границей его боялись, на родине боготворили. Среди подданных утвердилась вброшенная пропагандистами и льстящая самолюбию мысль: есть царь – есть Россия, а нет царя – и России нет.
Самодержец поднялся с трона и подошел к скромно стоящему в сторонке чиновнику-разводиле, ненавидящему его всеми фибрами обнаружившейся год назад души. В качестве наказания и легкого троллинга царь назначил его на должность смотрящего за Восточной Украиной и Крымом. Знал, что не одобряет чиновник его лихих геополитических экзерсисов, а все равно назначил. Чиновник, как всегда, справлялся блестяще. Страдал и справлялся. Царю метания продажной шкуры – одаренного сребролюбца – доставляли эстетическое наслаждение.
– А главного-то героя мы с вами наградить забыли, – благосклонно улыбаясь, обратился самодержец к чиновнику.
– Вас? – льстя и заискивая, спросил чиновник, стараясь стать ниже невысокого царя.
– Меня хрен забудешь. Вон, каждый день все мировые СМИ полощут…
– Заказать несколько хвалебных статей? Это легко, вы только скажите. У нас там свои люди везде, и бюджет уже выделен.
– Это понятно, что с бюджетами вы классно научились справляться. Даже не сомневаюсь. Но я сейчас не об этом. Парнишка-то, который Sekretex создал, прозябает, бедняга. А ведь это его изобретение меня на мысль натолкнуло. Так что, если бы не он, может, и не пили бы мы с вами сейчас.
– Ясно. Наградим. Квартиру дадим в центре Москвы, Героя России присвоим.
– Ты себе квартиру присваивай. Да чего я говорю, присвоил, наверное, уже, и не одну. А парнишке… Не знаю, сделай, чтобы у него все было хорошо.
– Совсем хорошо? – уточнил чиновник.
– Совсем. Прямо чтобы лучше некуда. Вот до какой степени. Штука его полезная очень. Нужно поддержать, под нашим контролем, конечно. А то потом, как всегда, будем свои русские изобретения на западе покупать. Понял?
– Понял. Выполним. Разрешите идти? – удачно мимикрируя под военного, спросил чиновник.
– Иди, шампусик вот только допей и иди, – ласково ответил ему царь.
Глава восьмая
Измена Родины
– А что, часовню тоже я развалил?
После длинного кино в голове услышать свой голос было неожиданно и приятно… особенно именно эти такие нелепые сейчас слова из детства. Зачем я их произнес? Не знаю. Вырвалось. Уж больно абсурдная выходила ситуация. К тому, что я корень зол и причина всех бед современного человечества, я привык. Но еще и Крым на меня повесить?! Да даже и не это меня поразило. Подумаешь, Крым! Крымом больше, Крымом меньше, какая теперь разница? Просто геополитика, как и обещал Немо, росла из такого сора, по сравнению с которым компостная яма казалась ванной с амброзией. Какие-то педофилы, педерасты, детские обиды, взрослые страхи, жадность, зависть, трусость… И ведь раньше, до Sekretex, было так же, но мало кто о том догадывался… Большие начальники по всему миру произносили пафосные речи о национальных интересах, проливали реки чужой крови, ставили памятники павшим, награждали героев и раздували вечные огни, а в основе их действий лежали все те же детские обиды, зависть, трусость и жадность взрослых, больных на всю голову, извращенцев. Это было так страшно, что даже смешно. И еще, как ни странно, это снимало с меня изрядную долю вины за съехавшее с катушек человечество. Потому я не только произнес “А что, часовню тоже я развалил?”, но еще и рассмеялся с облегчением – однако тут же, не успев даже глаза открыть, услышал голос Капитана Немо.
– Не смешно, Айван. Но, кстати, да, церковь, в широком смысле слова, ты таки развалил. Половина священников, попользовавшись Sekretex, узнала, что они атеисты, а четверть – что вообще сатанисты. И это священники, а уж обычные прихожане… Ну, ты сам знаешь.
– Знаю. Конечно, куда как лучше, чтобы атеисты с сатанистами церковью рулили. Так оно в принципе и было предыдущие две тысячи лет.
– Лучше, Айван, реально лучше, даже кое-какой прогресс наблюдался местами. Не то что сейчас – с ума все посходили от правды твоей никому не нужной. Взять хотя бы тот же Крым…
– Ну уж нет, Капитан, церковь ладно, так и быть, я развалил, но Крым… Вы же сами все видели. Sekretex, “Яндекс”, “Гугл” – нет между ними разницы. Все равно бы Крым хапнули. Советник бы какой подсказал, или царь бы сам догадался. Потому что дело не в царе, дело в униженных и оскорбленных “многонациональных русских”. Объективная реальность, ничего не поделаешь. Люди хотели великое – люди получили великое. Не мы первые, не мы последние. Вон немцы сравнительно недавно тоже… Россия еще по-легкому выступила, добрая все-таки страна, в отличие от Германии. А большая потому что. Большие все добрые.
– Да ладно тебе, – отмахнулся Немо, – вообще-то ваши межславянские разборки мало кого волнуют. А вот то, что в результате этих разборок твое дурацкое изобретение вырвалось на оперативный простор и покорило мир, волнует многих. А если я тебе скажу, что Трамп в 2016 году стал президентом в основном благодаря Sekretex? Тут уже вероятность 94 %. Не поспоришь.
– Я, Капитан, и спорить не буду. Только разрешите задать один вопрос. Чем вам так Трамп не угодил, вы же ему служите, как я понимаю? То есть в буквальном смысле – ЦРУ, ФБР или откуда вы там еще?
– Я служу не Трампу, а великой американской демократии! – отчеканил железным голосом Капитан Немо, оглянулся по сторонам и значительно тише добавил: – Трампы приходят и уходят, а демократия остается.
– Что-то не уходят, – ехидно заметил я, – нет, был, конечно, небольшой перерыв на Байдена, а потом все… геронтология и трансплантация органов делают в последнее время огромные успехи.
– У вас, что ли, уходят? – обиженно буркнул Капитан. – Царь ваш скоро Моисея переплюнет, сорок лет уже вас по нефтяной тундре водит.
– Да какая разница, Капитан, вы, мы… Нет никаких вы-мы. Люди есть. И они оказались гораздо хуже, чем о них думали. И Трампа, и царя люди выбирают относительно по-честному, между прочим. И Sekretex здесь ни при чем. Так что зря вы не любите мистера Дональда, Капитан, пустое это…
– Да, не люблю! – с вызовом ответил Немо. – И в отличие от граждан твоей рабской страны, могу в этом открыто признаться. Потому что моя страна все еще свободная, несмотря ни на что.
– Поздравляю. Никого вам это не напоминает?
– Кого? Нет. Ты о чем вообще?
– Да ни о чем, – с мстительным удовольствием подковырнул я Капитана. – Просто вспомнил чиновника-разводилу из вашего фильма. Он тоже царя ненавидел, но служил ему при этом, как преданная собачонка за сахарные косточки. А вы, случаем, не такой? Может, все-таки помимо демократических убеждений у вас еще и ипотека имеется за домик в хорошем районе?
Подковырнул – и сразу же пожалел. Это, конечно, был удар ниже пояса… Ну а чего он, русские у него, видите ли, самые плохие… Не только русские, все люди ужасны, и я, кстати, тоже. Вот, не удержался, ударил приличного в принципе человека по больному месту. Он – меня, я – его, так и живем, все избитые, пока не сдохнем…