Колтон разворачивается и бежит к пункту проката байдарок. У магазина уже собралась небольшая толпа – наверное, та самая семья, которую он упоминал в кафе. Взрослые поочередно сверяются с часами и глядят по сторонам, пока подростки стоят у стены, уткнувшись в смартфоны, а двое детишек помладше гоняются друг за дружкой между стеллажами. Самое время уезжать. Оставлю записку и умчусь, пока все не зашло слишком далеко. Я торопливо подхожу к машине и наклоняюсь, чтобы достать сумочку с водительского сиденья. Резкое движение вызывает новую волну боли, к горлу подкатывает тошнота. Прежде чем начать рыться в поисках бумаги и ручки, я замираю, чтобы сделать глубокий вдох. Бросаю взгляд на Колтона, который уже подошел к семейству покупателей. Тот с извиняющимся видом указывает в мою сторону, – судя по всему, объясняет, что произошло. Они кивают. Колтон достает мобильный, совершает короткий звонок, затем пожимает всем руки и направляется ко мне. Я притворяюсь, что всецело поглощена сочинением записки, и даже не поднимаю головы, когда он наконец подходит. – Я могу отвезти тебя в больницу, – предлагает Колтон. Добавляю свою фамилию и номер телефона. – Спасибо большое, но все нормально, я сама доберусь. – Не знаю. Ты уверена, что это хорошая мысль? – Все не так плохо. Я в полном порядке… – Давай так… – Он забирает у меня записку и бросает на нее беглый взгляд. – Я оставлю ее на автобусе, а ты пока пересядешь на пассажирское кресло. И я тебя отвезу. Сижу не шелохнувшись. Во-первых, не поддерживаю его идею, а во-вторых, голова идет кругом. Колтон наклоняется и смотрит мне прямо в глаза. – Слушай, без швов не обойтись, а сама ты в таком состоянии никуда не доедешь. Я уже отпросился с работы. Он не дожидается ответа. Подходит к автобусу, засовывает записку под дворник и возвращается еще до того, как я успеваю придумать убедительную причину для отказа. Долго разглядываю его лицо. Отчетливо понимаю, что если соглашусь, то это будет очередной ошибкой. – Можно? – спрашивает он. И что-то в глубине его глаз вынуждает меня сказать «да». Какое-то время мы едем молча. Сонный городок потихоньку оживает: на главной улице уже полно народу, все в купальниках, шлепанцах и с пляжными сумками. Чувствую, что Колтон то и дело косится на меня, и упорно делаю вид, будто не замечаю этого. Когда он наконец погружается в собственные мысли, я смотрю на него краем глаза, стараясь не пропустить ни одной детали. Голубые шорты, белая футболка, шлепанцы. И все. Никакого медицинского браслета. Не то чтобы Колтон должен носить некий отличительный знак, но меня почему-то искренне удивляет его отсутствие. Складывается впечатление, что за рулем моей машины он чувствует себя вполне уверенно. Я стараюсь мириться с этим, но не очень-то получается. Никто, кроме меня, не водил ее с тех пор, как Трента не стало. Кажется, стоит моргнуть, и я увижу его на водительском месте – одна рука на руле, вторая – у меня на колене. Услышу, как он громко подпевает песням радио и нарочно заменяет слова всякой ерундой, чтобы меня рассмешить. И умудряется вплести мое имя в каждую композицию. Но сейчас радио молчит, а за рулем сидит Колтон Томас. Меня вновь захлестывает чувство вины, и я выдумываю новые правила, чтобы справиться с этой ситуацией. Я не буду ничего спрашивать, и сама постараюсь отвечать покороче. Не стану говорить, откуда приехала, зачем я здесь, и кто я вообще такая. Наверное, даже не скажу свое настоящее имя, потому что… – Ну, Куинн, – вдруг произносит он, продолжая смотреть на дорогу, – начнем все с чистого листа? Откуда он знает мое имя?! И тут я вспоминаю об оставленной на автобусе записке. – Я Колтон, – добавляет он. – Я знаю, – вырывается у меня. – Да? – В его голосе отчего-то слышны нотки разочарования. Киваю. Нервно сглатываю. Больше всего мне хочется провалиться сквозь землю. – Да, – слишком быстро реагирую я. – Ты… Я слышала, как к тебе обратились в кафе. Кошусь на Колтона в надежде, что он поверил. И потом осознаю: у него нет причин не верить. Он же понятия не имеет, что я знаю. К горлу опять подступает тошнота – или чувство вины, не разобрать. Все-таки стоит сказать правду. Может быть, это ужаснет его настолько, что он развернется, доедет до пункта проката и убежит без оглядки. Все будет кончено. Я уеду, и наши дороги больше не пересекутся. Дверь, которую не стоило открывать, захлопнется навсегда. Пытаюсь что-то сказать, но ничего не выходит. – Так, значит, ты слышала наш разговор? – спрашивает Колтон с улыбкой. – Даже имя мое запомнила? Смотрю прямо перед собой и честно отвечаю: – Точно. – Ты не местная? – Да. – На каникулы приехала? Качаю головой. – Нет, всего на один день. Не говорю, откуда прибыла. – Одна или с кем-то? – с надеждой спрашивает он. – Одна. Мы останавливаемся на светофоре. Колтон замолкает, и я повторяю про себя: одна. Да, Трент умер, и четыреста дней казалось, что я осталась совсем одна. Но сейчас мне почему-то так не кажется. Я сотню раз представляла, каково будет увидеть Колтона Томаса вживую. Гадала, что почувствую, когда впервые взгляну на человека, которому досталось сердце моего любимого. Бабушка Трента была вне себя, когда узнала об этом. Она не возражала против трансплантаций прочих органов, пока речь не зашла о сердце. Ведь она считала, будто именно в нем находится душа, и настаивала, чтобы его похоронили вместе с ее внуком. После того как я увиделась с остальными реципиентами, мне казалось, что встреча с Колтоном поможет, станет завершающим этапом на пути к принятию смерти Трента. Но, оказавшись рядом с ним, я вдруг почувствовала себя менее одинокой, и это было удивительно. – Ну что ж, уже неплохо, – говорит Колтон, словно подслушав мои мысли. – Ты о чем? – Неплохо для того, чтобы начать все сначала. Глава 5 Греки верили, будто душа обитает в сердце. Согласно китайской народной медицине, сердце также является вместилищем духа. В ранней христианской теологии сердце описывали как книгу, которая содержит все сведения о жизни человека – его эмоции, мысли, воспоминания. Впрочем, возможно, что эти представления восходят еще к верованиям древних египтян. Ни одна другая часть человеческого тела не была воспета поэтами чаще, чем сердце. Его образ является символом любви и души. Доктор Мими Гуарнери. «Речь сердца. Кардиолог раскрывает тайны языка исцеления» КОГДА ДВЕРИ ПРИЕМНОГО ОТДЕЛЕНИЯ распахиваются, мы оба чувствуем легкое напряжение. Я вдруг понимаю, что оказалась в привычной Колтону реальности. Если верить блогу его сестры, он полжизни провел в разных больницах. Бесконечно принимал разные медикаменты, послушно переходил с одного курса на другой. Иногда неделями не вставал с постели. Часто приходилось вызывать скорую, и тогда вся семья Колтона со страхом проходила через эти самые двери. Они готовились к худшему. Когда я думаю об этом, у меня возникает желание взять его за руку. За стойкой регистратуры сидит полная женщина в мятно-зеленом халате. Она бойко стучит по клавиатуре и не сразу поднимает голову, чтобы совершенно безразлично посмотреть на меня. Лишь на пару мгновений ее взгляд задерживается на окровавленных салфетках, которые я прижимаю к губе. После этого медсестра протягивает мне стопку бумаг и возвращается к компьютеру. – Присаживайтесь. Заполните нужные формы, – говорит она, но даже не оборачивается. – К вам скоро подойдут. – Спасибо, – бормочу я. Интонации медсестры настолько безжизненные, что сразу становится ясно: она произносила эти слова миллион раз. Интересно, кто должен к ней обратиться, чтобы ответ прозвучал иначе? Гадать приходится недолго. Она вновь поднимает голову и на этот раз замечает Колтона. – Колтон, дорогой мой! Ох, прости, пожалуйста, не увидела тебя! – Медсестра чуть ли не выпрыгивает из-за стойки, бросается к Колтону и кладет руку ему на плечо. – Как ты? Мне вызвать доктора Уайльда? – Нет-нет, я в порядке, – отвечает он. – Более чем. А вот мою подругу не мешало бы осмотреть. Она губу порезала. Думаю, придется наложить швы. Медсестра с явным облегчением прижимает ладонь к груди: – Как славно. Потом, спохватившись, обращается ко мне: – Извините! Не подумайте, будто я радуюсь тому, что вы поранились, просто Колтон… – Да, я тут частым гостем был, – перебивает он и, мягко улыбнувшись, добавляет: – Простите, с моей стороны было невежливо вас не представить. Куинн, это Мэри. Мэри, это моя подруга Куинн.