Медсестра еще пару секунд смотрит ему в глаза, словно хочет спросить о чем-то или дать совет, и только потом переводит взгляд на меня. – Что ж, Куинн, всегда приятно знакомиться с друзьями Колтона. – Она протягивает свою маленькую ладонь, и я чувствую внезапно крепкое рукопожатие. – Взаимно. – И давно вы знакомы? – спрашивает Мэри. Смотрю на Колтона. – С утра, – улыбается он. Я киваю, а Мэри все держит мою ладонь в своей, словно дает понять, что мы должны более подробно отчитаться о нашем знакомстве. Колтон прочищает горло и указывает на документы: – Мы, наверное, пойдем заполнять бумаги? – Да-да. – Мэри наконец отпускает меня. – Присаживайтесь, конечно. Как только закончите, вас сразу проводят в кабинет. Она тепло улыбается мне. Будто в знак одобрения. Но я не уверена, что заслуживаю его. – Спасибо, – повторяю я. Мы отходим от стойки, но голос Мэри заставляет нас обернуться. – Милый, ты так хорошо выглядишь. Просто замечательно. – Ее глаза наполняются слезами. – Подумать только, целый год прошел. Приятно видеть тебя таким… И тут Мэри, не давая опомниться, крепко обнимает Колтона. Мгновение он колеблется, а затем обнимает в ответ – неловко, но очень нежно. – Я тоже рад вас видеть. Я наблюдаю за ними и чувствую себя третьей лишней. Колтон явно не хотел касаться этой темы. Отвожу взгляд и иду искать свободные места. Кроме нас в приемной всего три человека: парень, который развалился на стуле с таким видом, будто ждет уже целую вечность, и тихая пожилая пара, читающая разные страницы одной газеты. Муж кладет жене руку на колено, и это такой знакомый и естественный жест, что я замираю. Не могу вспомнить, когда Трент в последний раз делал так, зато прекрасно помню, как барабанили его пальцы. Они будто не желали остановиться ни на секунду. Голос Колтона возвращает меня в настоящее: – Прости за все это. Он присаживается рядом со мной и переводит дух. – Все в порядке, она очень милая. Подобрела, когда увидела тебя. Колтон смотрит на меня и старается улыбнуться, но улыбка выходит вымученной. – Кажется, – я решаю подбодрить его, – тебя тут все любят. Это не вопрос. Я просто оставляю ему пространство для ответа. Если он вдруг захочет что-то сказать. Но Колтон молчит. Еще раз слабо улыбается, кивает и устраивается на стуле, скрестив руки на груди. И вот он уже за тысячу миль отсюда, до него не достучаться. Я опять осталась одна. Мне хочется сказать что-нибудь, сменить тему, может быть, развеселить его, но я понятия не имею, что говорить. Потому что совсем не знаю его. Поэтому я беру ручку и начинаю заполнять формы. Наверное, даже полезно сохранять дистанцию, чтобы наше общение не зашло слишком далеко. Пока я пишу, Колтон в задумчивости барабанит пальцами по подлокотнику. Мы вновь оказались в своих параллельных вселенных. Как и прежде, до того, как я приехала и эти вселенные столкнулись. – Ты не должен меня ждать, – говорю я, когда заканчиваю с бумагами. – Если тебе пора, то иди, дальше я сама справлюсь. Ты и так меня сюда привез. Он мгновенно отвлекается от раздумий. – Что? Нет. Зачем это мне уходить? Колтон поворачивается на стуле, чтобы заглянуть мне в глаза. Его лицо смягчается. – Извини, я просто не люблю больницы. Я провел в них слишком много времени. Он делает паузу. Точно ждет, что я спрошу о причинах. Но я чувствую, что Колтон не хочет это обсуждать, поэтому ничего не говорю. Вопросы – довольно опасная территория. И похоже, мы оба каким-то образом это понимаем. Но Колтон все равно решает объясниться. – Я магнит для несчастных случаев, – произносит он, а затем добавляет с улыбкой: – Прямо как ты. После этих слов я прокручиваю в голове цепочку событий: вот я роняю кружку, пулей вылетаю из кафе, а потом разбиваю машину. Господи, как нелепо. – Наверняка со стороны это выглядело смешно, – говорю я. – Нет. – Колтон пытается оставаться серьезным. – Вовсе нет. Он пожимает плечами, затем усмехается: – Да ничего страшного. Никто ж не видел. – Ты видел. Видел, как я с катушек слетела. И мы оба смеемся. – Да нет, просто ты… – Вела себя как чокнутая. Прости. Мне очень стыдно. – Не чокнутая. Но немного опасная. – Он опять улыбается. – Нет, все в порядке. У меня и похуже бывало. Колтон опускает глаза, и вдруг уголки его губ начинают дрожать. – Как-то в восьмом классе я упал в обморок посреди урока. Все были в шоке. Ударился головой о парту, пришлось двенадцать швов накладывать. Потом пару недель ходил как лысый монстр Франкенштейна. – Он издает короткий смешок. Пока мы молчим, меня осеняет: я знаю эту историю. Читала ее в дневнике сестры Колтона. Поначалу никто не понимал, что с ним происходит. А затем, спустя буквально пару дней после этого случая, его состояние стало резко ухудшаться. – Так или иначе, – Колтон опять смотрит на меня, – твои выходки меня очень впечатлили. – Ага, есть чем гордиться. – Я стараюсь не отрывать взгляд от документов, которые лежат у меня на коленях, но не выдерживаю и поднимаю глаза на него. – Спасибо, что привез меня сюда. Думаю, многих отпугнуло бы мое поведение. – Но я-то не многие, – пожимает плечами Колтон. – И повторюсь, я был впечатлен. – Он прочищает горло и кивает в сторону регистратуры. – Давай, иди к Мэри. Я никуда не денусь. Как только я протягиваю Мэри заполненные формы, другая медсестра с копной кудрявых рыжих волос берет меня под руку и ведет в кабинет в конце коридора. Я присаживаюсь на кушетку и наконец опускаю руку с салфетками. Внезапно начинаю нервничать, чувствуя себя беззащитной. Медсестра осторожно берет меня за голову и наклоняет ее ближе к свету, чтобы лучше разглядеть порез. – Так ты новая знакомая Колтона? – В ее голосе почти нет вопросительных интонаций. Зато чувствуется интерес и участие, прямо как у Мэри. – Эм… Ну да. Не знаю, как следует отвечать и есть ли вообще правильный ответ. Открываю рот, чтобы попробовать все объяснить, но чувствую резкую боль, от которой меня передергивает. Медсестра снова наклоняет мою голову, и наши глаза оказываются на одном уровне. – Колтон – чудесный мальчик. Мы его очень любим. – Она достает из шкафчика марлевые тампоны и бутылочку цвета ржавчины. – Детка, приляг, пожалуйста. Я подчиняюсь. Она садится на стул с колесиками, капает что-то на марлю и аккуратно обрабатывает кожу вокруг пореза. – Он многое пережил. Настоящий боец. Прошел через все невзгоды с достоинством, не в пример многим. Киваю, словно понимаю, о чем речь. Медсестра отталкивается одной ногой от пола, подъезжает на стуле к мусорному ведру, выкидывает марлю и как ни в чем не бывало едет обратно. Затем она льет раствор на еще один тампон и снова смачивает мне губу. На сей раз – куда ближе к порезу. Я вздрагиваю. – Прости. Кожа очень нежная, знаю. Но рана небольшая. Двух-трех швов будет достаточно. Дело пары минут. – Хорошо. – Я опять киваю. Пытаюсь сохранять спокойствие, но внутри нарастает паника. Мне никогда не накладывали швы, не вправляли вывихи. Самым страшным из пережитого был обыкновенный укол. Поэтому при мысли, что мне в губу вонзится игла, я вдруг ощущаю легкую слабость. И ужас отражается на моем лице. Медсестра замечает это, ласково берет меня за руку и говорит: – Все в порядке, милая. После анестезии ты ничего не почувствуешь. И на губе даже шрама не останется. Она видит слезы в моих глазах и добавляет: – Хочешь, я позову Колтона? Иногда помогает, когда кто-то рядом. Удивительно, как сильно мне хочется сказать «да». Ведь Колтон мне совсем чужой. Но я заметила, как неприятно ему находиться здесь. Поэтому приходится лгать – чуть ли не в сотый раз за сегодня: – Нет, спасибо, и так справлюсь. – Точно? Делаю глубокий вдох и киваю на выдохе.