— Силякин Олег Владимирович, тысяча девятьсот семьдесят восьмой, уроженец города Грозный, Россия… — ошарашенно ответил пленный, — да я еще раз говорю, мы — жур-на-ли-сты! — Что вы говорите? — изумленно ответил Андрей. — Предъявите мне вашу аккредитацию в Министерстве информации Украины или штабе антитеррористической операции, и я вам поверю, и сразу же отпущу. Честное слово. Пленный сник. — Нет аккредитации, — прошептал он. — Что? Громче! — снова крикнул Вадим, подмигивая Андрею, — Громче, тварь! — Нет у нас украинской аккредитации, — четко произнес Сидякин. — Так… И что же вы, Олег Владимирович, в таком случае делали в районе проведения антитеррористической операции? — по-прежнему вежливо продолжал расспрашивать Шевченко. — Мы получили аккредитацию от Министерства печати ДНР… — Какого министерства ДНР?! — снова закричал Вадим, — Есть террористическая организация ДНР! И ты после этого говоришь, что ты не террорист?! — Ну, мы в Донецк приехали, и там получили разрешение на съемки! У нас же задание редакционное! — зачастил пленный. — Нам нужно было работать! А без местного «добро» — никак! Поэтому мы и получили в Донецке разрешение. И только — больше ничего! — Так вы, значит, подтверждаете, что вступали в контакт с представителями террористической организации ДНР, и они оказывали вам содействие в вашей профессиональной деятельности? — неторопливо уточнил Андрей. — Ну… да. А что в этом такого? — А выдав вам разрешение, они предлагали вам сопровождение, сюжеты, места, интересные для съемок? — продолжал Шевченко. — Конечно, — кивнул пленный. — Иначе мы бы кучу времени потеряли. — То есть вы снимали сюжеты, которые вам рекомендовали представители ДНР. А сюжеты эти потом показали бы… Кстати, где бы показали? — Ну, на телевидении… мы работаем на канал Лайф-Ньюс, российский. — Прекрасно, — обрадованно произнес Андрей. — Итак, снятые вами сюжеты показали бы по федеральному каналу ЛайфНьюс и их бы посмотрели миллионы людей, так? — Так, — недоуменно кивнул Силякин, явно не понимая, к чему клонит «следователь». — Ну, прекрасно! То есть вы, господа, осуществили бы рекламу террористических организаций ДНР и ЛНР с помощью своего телеканала. А это явное содействие терроризму. Если быть точнее — статья двести пятьдесят восемь тире три, часть первая. А это — создание террористической группы или террористической организации, руководство такой группой или организацией, участие в ней, а также организационное или другое содействие созданию или деятельности террористической группы или террористической организации, — по памяти процитировал Андрей. — Ясно разъяснил? Содействие деятельности террористической организации! — И по законам нашей страны деяние это тянет на срок от восьми до пятнадцати лет. Заметьте, меня даже не интересует, откуда у вас взялся ПЗРК и кто вас вывел на аэродром, — при этих словах Андрея Вадим отвернулся, еле сдерживая улыбку, и показал Шевченко большой палец. — Таким образом, у меня уже достаточно материалов, чтобы суд принял однозначное решение: вы с вашим коллегой пособники террористов. Ведь вы при въезде на Украину скрыли намерение ехать на Донбасс снимать репортажи? — Скрыли… мы сказали, что на концерт приехали, — сбивчиво ответил пленный. — Вот видите! То есть вы осознанно шли на преступление и загодя готовились. Вот вам и умысел на совершение. Андрей незаметно перевел дух и глотнул воды. — Вы, может, пить хотите? Не стесняйтесь, прошу вас… Коллега, помогите нашему пленнику, — на этих словах Вадим приподнял край мешка и приставил горлышко бутылки к губам Силякина. Тот жадно пил, вода струйками стекала по шее под рубашку. — Ну вот… Поймите, мы же не звери. Это военные могут себе позволить, но и их понять можно. У них же потери были, сбитые вертолеты, а тут вы, с ПЗРК. Как они вас на месте не пристрелили, уму непостижимо. — Кстати, никогда не поздно отдать вас им назад, — угрожающе встрял Трофимов. — Ну, я думаю, до этого не дойдет, — умиротворяюще произнес Андрей. — Ну, в общем, надеюсь, я доходчиво разъяснил наши аргументы? — Да, — пленный кивнул, — я все понял. Что вы хотите? — Я? — удивился Андрей, — я ничего не хочу. Нет, вру — хочу поужинать и лечь спать в свою постель. А вот чего вы хотите — это вопрос более важный. Я надеюсь, вы тоже хотите вернуться домой и спать в своей кровати, а не на нарах в тюрьме. Так? Силякин с шумом выдохнул: — Разумеется… кто же не хочет… — Ну вот, — обрадовался Андрей. — Я так и думал. Сразу видно разумного человека. Но вы же понимаете, что просто отпустить вас мы не можем. Материал собран, факт задержания был. Нас не поймут. Помогите же себе! Мы пойдем вам навстречу, но и вы должны пойти навстречу нам. — Что… — пленный закашлялся, — что я должен сделать? — Ну, для начала нам бы интересно послушать вашу историю, как вы проехали в Донецк, с кем там контактировали, как оказались у аэродрома… Начнем с этого. — А позвонить семье дадите? — Силякин явно колебался. — Конечно. Но только завтра. Сейчас уже поздно и где искать ваш телефон, я понятия не имею. Ну, так что, мы слушаем… И Силякин заговорил. Он рассказал, что еще в Москве они связались с представителями властей ДНР и ехали на Украину уже с необходимыми контактами. По приезду в Донецк они встретились с представителями Министерства печати ДНР, где получили аккредитацию и необходимую информацию. Основное их задание было снимать сюжеты о готовящемся референдуме в ДНР 11 мая, его надо было показать, как реально единый порыв населения. После этого, по согласованию с редактором они продолжили съемки, сделав упор на начавшиеся боевые действия. По словам Силякина, они просто находили людей из местных, которые выводили съемочную группу на бойцов Новороссии. Так и у аэродрома они оказались случайно — хотели просто поснимать украинскую базу. Телефонов своих контактов он не помнит, они записаны в трубку. Вадим с Андреем слушали пленного около получаса. — Ладно, гражданин Силякин, вижу, что вы еще не до конца осознали свое положение. Поэтому мы вас оставим подумать. А вернемся мы завтра и продолжим. — Мне можно еще воды? — попросил пленный. — И сообщить нашему консулу… — Конечно, Олег Владимирович, сообщим. В свое время. А насчет воды я распоряжусь. Утром. Спокойной ночи. — Трофимов повернулся к часовому и сказал: — Охраняй боец. Не вздумай пристрелить ночью. Или кроссовки снять. На улице, наслаждаясь свежим воздухом, глядя на первые появившиеся звезды, Вадим спросил: — Че-то ты, Андрюха, какой-то кислый… Чего остановился, не дожал? Он уже почти поплыл… Не лежит душа их колоть? — Не лежит. Я уверен, что это журналисты. А то, что они оказались рядом с расчетом ПЗРК, — не преступление. Это их работа. Они не стреляют. Поэтому и ломать их у меня нет никакого желания. — Да понятно, — Вадим кивнул, — у меня, в общем, тоже. Подошедший «Сумрак» покачал головой. — Да, парни, видно работу профи. Хорошо говорили, я прям заслушался. А что не дожали? — Понимаешь, клиент должен дозреть. Он сейчас сделал в разговоре первые шаги, сдал первые позиции — донецкие контакты, а это уже прогресс. Первый шаг, шажок даже. Но это самое важное. Теперь можно будет вообще его подтянуть на сотрудничество. Было бы время. Ладно, пошли к тебе. Я что-то проголодался… В кунге разведчиков Колесов с Корецким со скрипом, но согласились с позицией эсбэушников, что задержанные являются настоящими журналистами. — Но это ничего не меняет! — на повышенных тонах высказывался «Душман». — ПЗРК не каждый день захватывают! А они знали, кто и где будет его использовать. Значит, могут знать и где остальные зенитчики! Вы это спрашивали? — И что? Ты им зубы будешь спиливать напильником? — иронично поинтересовался Шевченко. — Не трогай их, Дима. Завтра мы с Вадиком дожмем. Вы только с утречка взбодрите этих журналюг. — Предлагаю следующее, — Корецкий плюхнулся на стул и с удовольствием потянулся. — Завтра с утречка, без завтрака и воды выставляем их на колени на бруствер, на самое солнышко. К вечеру заговорят как миленькие. У нас в Афгане амеры так духов за несколько часов раскалывали — мозги плавятся, в горле все пересыхает, язык как наждачка становится. Человек готов на все ради глотка воды и тенечка. А у нас вроде тоже погодка устаканилась, так что будет нам благоприятствовать. — Во, слышали? — повернулся к Корецкому Колесов. — И никто их пальцем не тронет. — Ну, ну… Ладно, давайте, что ли, поужинаем? До утра они никуда не денутся, а там решим. Колесов вызвал своего подчиненного старлея и дал команду накрыть на стол. Уже ставшая привычной простая еда — хлеб, консервы, сало и колбаса — в этот раз дополнилась бутылкой виски. — Муженко подогнал. Узнал, что это я озадачил активизироваться по противодействию ПВО в районе Крама, вот и похвалил, — похвастался «Сумрак». — Спецназеров, кстати, приказал представить к госнаградам! — Ну, в принципе, есть за что, — ответил Таран, макая перо зеленого лука в соль. — Я насколько помню, когда наши воевали в Афгане, то за «Стингер» Героя давали. — Обещали, но не дали, — усмехнулся Корецкий. — Спецназовцы грушные взяли «Стингеры» в январе восемьдесят седьмого, но никому Героя не дали. Только в Москве генералы пополучали. У них, у москалей, всегда так, по-скотски. Никогда исполнителей не баловали и не щадили. Вадик Трофимов, проглотив огромный кусок хлеба с тушенкой, — возмутился: — Но-но! Ты не гони на всех, я тоже, между прочим, москаль! — Ты не москаль, ты русский, — отмахнулся Корецкий, — москали, они в Москве сидят, там русских нет. Одни угры с татарами. А истинно русские — здесь, где Киевская Русь появилась. — Ого, какие у нас диспуты пошли, — в свою очередь усмехнулся Шевченко. — Продолжай, Дима, устрой нам политинформацию… Так, в дружеской болтовне и под хорошую закуску, они просидели какое-то время, когда у Тарана сработала рация: — «Медведь», ответь «Воротам»! Сергей, кряхтя, полез за радиостанцией, которую в тесном помещении доставать было весьма неудобно. Вытащив, наконец, ее из набедренного кармана, ответил: — «Медведь» на приеме! — Подойдите, тут к вам ваши приехали. Срочный вопрос. — Какие еще наши? Ночь на дворе! — Говорят из Харькова!