– Ага, – подсказал Тевосян, – совесть заела. Кирилл протянул руку и схватил его за плечо. – Да пусти! – отбивался Арам. – Чего ты взъелся-то? Можно подумать, тебе он дорогу не переходил? Порошин размахнулся. Кто-то попытался схватить его за руку. В одну минуту образовалась куча-мала из мелькающих рук и ног. Парни топтались, сопели, шипели ругательства. Усов и другие, не принимающие участия в драке, отошли подальше. Мухин сидел, прикрыв глаза. – Кирилл! – тоненько закричала Алена. – Кирилл, прекрати немедленно. Мальчики! Она подбежала, дернула за одежду одного из парней, и когда он удивленно обернулся, протиснулась мимо него в самое нутро драки. Жанна зажмурилась, ей показалось, что сейчас ее непременно затопчут. – Кирилл! – еще раз крикнула Алена. – Кирилл, перестань! Драчуны разлетелись в разные стороны. Алена висела на Кирилле, он поддерживал ее одной рукой, другой утирал лицо. Входные двери отворились, и в зал вошли люди в форме. – А вот и полиция наконец-то! – обрадованно воскликнул Лаврушин и поспешил им навстречу. * * * Самолет стоял не так далеко от здания аэропорта в небольшом закутке. Возле него уныло прохаживался сотрудник охраны, изредка подносивший рацию ко рту. Единственная взлетная полоса уходила куда-то в сторону автомагистрали, по которой сновали автомобили. Справа тянулись в небо красно-белые пальцы труб какого-то предприятия. Вдали темнели здания городских кварталов. С другой стороны взлетной полосы, в кармане, стояло несколько самолетов. – Ильюши, – уважительно сказал Лаврушин, указывая на них Камаеву, – тезки твои. Камаев промолчал, лишь немного замедлил шаг. Группа полиции и экипажа подошла к опущенному трапу. Полицейский в форменном кителе показал удостоверение охраннику, тот с облегчением сдал пост и отошел подальше, не мешая им подниматься на борт. Жанна шагала следом за пилотами и полицейским, который представился сотрудником Следственного комитета Воронежской области Хорхиным Станиславом Георгиевичем. Русоголовый, немного курносый, с наметившимся брюшком. Вел он себя подчеркнуто вежливо: или ему уже позвонили, рассказали про непростых пассажиров, или это была его обычная манера. Жанне он не сильно понравился, что-то было в его лице такое, то ли усталость, перетекающая в брезгливость, то ли что-то другое, не вызывавшее желание тут же облегчить душу признанием. Замыкали процессию двое полицейских, и она прямо чувствовала, как их глаза обшаривают ее бедра. Она чуть усмехнулась. Один из них был совсем молодой. – Надо же, какая конструкция, – Хорхин окинул взглядом салон. – Обычно люк сбоку, а тут прямо из хвоста выходишь. Ну, показывайте, что тут у вас. – А вот, – Лаврушин откинул плед. – Пассажир умер. По необъяснимым причинам. – Необъяснимых причин не бывает, – Хорхин нагнулся над телом. На макушке блеснула ранняя лысина. Он выпрямился. – Где Валентин Семенович? Криминалист где? – Я тут, я тут, – запыхавшийся человек с бородкой земского доктора протиснулся мимо них. – Прошу всех отойти. Все послушно двинулись в глубь салона. Лаврушин прошел чуть ли не до середины салона и остался там, не решаясь сесть. Камаев остался на уровне семнадцатого ряда и облокотился о кресло. Жанна тоже не стала отходить дальше. – Так, понятые здесь? – Хорхин увидел двух сотрудников аэропорта в ярко-зеленых жилетах и удовлетворенно цыкнул. – Хорошо. Приступаем. Надеюсь, вы тут ничего не трогали? – Трогали, – подала голос Жанна, – мы же думали, что ему плохо, тормошили. – А как он лежал изначально? Жанна зашла за девятнадцатый предпоследний ряд, встала коленями на сиденье у окна и указала на тело. – Он сидел, будто спал. Я его тронула, он и завалился. – Ясно, понятно, – криминалист уже не слушал ее, открыв металлический чемоданчик и натягивая перчатки. Делал он это медленно, с каким-то даже сладострастием. Потом пошевелил пальцами. Руки, затянутые в белый латекс, показались Жанне руками мертвеца. Ее передернуло. Криминалист быстро глянул на нее, потом склонился над телом. – Чашку мы тоже трогали, – сказал Камаев, видя, как чашка отправилась в прозрачный пакет. – Ясно, понятно, – кивнул криминалист. – Прошу вас чуть подальше, чуть подальше, барышня. Пришлось подчиниться, а ей так хотелось посмотреть на процесс, почему-то казалось, что сейчас криминалист найдет что-то такое, что разом объяснит все загадки. Хорхин недовольно скривился. – Зачем трогали? – Хотели понять, из-за чего умер пассажир, – пояснил Камаев, и Жанна удивилась. Его не было в салоне, он не мог знать. Хорхин громко фыркнул: – Поняли? – Почти, – кивнула Жанна и быстро посмотрела на Камаева, но поддержки в его глазах не увидела. Он равнодушно смотрел на криминалиста, как он водит по одежде умершего какой-то лампой, обыскивает карманы, что-то разглядывает через лупу. Она тоже вытянула шею в попытках разглядеть подробности. Хорхин сидел через проход от места Борисова и скреб ручкой по листу протокола. – Кто обнаружил тело? – он поднял глаза. Жанна ткнула в себя пальцем. – Во сколько? Как именно? Пока она рассказывала, криминалист вроде закончил с осмотром. – Уф! – он выпрямился и утер пот. – Тесновато, конечно. Можно забирать. Больше тут все равно ничего не найти. – А что с ним случилось? – Жанна снова приблизилась, и оказалось, что она выше криминалиста почти на голову. – Вы поняли уже? – Милая, это вскрытие покажет, – криминалист усмехнулся, но все же задержал взгляд на ее груди. – Ах, какая прелесть! – воскликнул он. – Вас действительно так зовут? Жанна улыбнулась, поощряя его. – Да, – криминалист закатил глаза, – молодость, молодость… Святые девяностые. Где мои семнадцать лет? – Но, может, есть какие-то догадки? – Криминалистика не строится на догадках, милая Жанна. Только факты, только… Она скорчила жалобную гримасу. – Ой, ну ладно, – криминалист поманил ее пальцем, и она чуть наклонилась. Теперь ее нос щекотал запах какой-то химии, чего-то не слишком приятного, больничного. – Похоже на отравление. – А мог он отравиться вот этим? – Жанна вытащила пустой блистер. Валентин Сергеевич поправил очки на носу и аккуратно взял блистер за кончик. – Вы нашли это рядом с ним? Жанна помотала головой и рассказала о находке в туалете. Криминалист задумчиво посмотрел на блистер, потом вытащил пакетик и сунул в него улику. – Сомнительно. Не похоже, что клофелином, знаете ли. Хотя и рвоты нет, значит, не цианид, синюшность слизистых, кровоизлияние в белках глаз… – Валентин Семенович, – негромко позвал Хорхин, – хватит разглашать подозреваемым тайны следствия. Жанна резко выпрямилась, отшатнулась, зацепилась каблуком за ножку кресла и начала заваливаться на спину, как вдруг уперлась во что-то твердое и теплое. Кто-то подхватил ее обеими руками и аккуратно поставил на место. Она чуть повернула голову, чтобы убедиться, что это Камаев. Хотя она и так знала, что это он. Его горький парфюм перебил больничный запах от криминалиста. И теперь она знала, какие сильные у второго пилота руки, хотя всегда об этом догадывалась. – Почему подозреваемым? – спросила она у всех. Хорхин усмехнулся и продолжил что-то строчить в протоколе. Криминалист тоже весело посмотрел на нее и щелкнул замками чемоданчика. – Пилоты тоже? – У Камаева даже жилочка на лице не дрогнула. – Все, – отрезал Хорхин. – Все, кто был в самолете. Не волнуйтесь, кто не виноват, тому ничего не грозит. Камаев почти уже открыл рот, но сзади подошел Лаврушин и взял его за плечо. – Не спорь, Ильяс, у них работа такая. Разберутся. – Это точно. Ручная кладь у покойного была? Жанна кивнула и пошла к пятому ряду, указала на спортивную сумку, одиноко лежащую на полке. – Не трогать, – приказал Хорхин и сам прошел к месту. Криминалист за ним. Они стащили сумку, поставили на сиденье. Что-то ковыряли в ней, вытаскивали, вертели в руках.