Пока Камаев объяснялся сверху с полицейскими, Жанна подошла к той самой лестнице, глянула вниз и поняла, что не сможет по ней спуститься. Вообще непонятно, как она решилась по ней залезть. Страх делает людей безрассудными. – Вы сможете спуститься самостоятельно? – спросил Камаев, увидев, как она нерешительно топчется у края. – Нет, конечно. Я высоты боюсь. – Очень смешно, – фыркнул Камаев. – Да, а еще летать. – Еще смешнее. Ну, раз вы не утратили чувство юмора, значит, все с вами в порядке. – А вы уже научились понимать шутки? – По-вашему, у меня нет чувства юмора? Жанна чуть улыбнулась. – Хорошо, – Камаев взялся за поручень лестницы, – давайте я буду спускаться первым, а вы за мной. Жанна представила себе эту картину и громко расхохоталась. Она будет висеть пятой точкой над головой Камаева, а он… – Может, еще поддерживать меня будете? Камаев нахмурился. Посмотрел на нее, потом на лестницу, повращал глазами, где-то в глубинах его воображения все же нарисовалась живописная картина их спуска, и он досадливо дернул ртом. – Ну, тогда вы спускайтесь первой. – Не могу, мне страшно. – На высоте десять тысяч метров не страшно, а какая-то дохлая лестница вас испугала? – Именно, что дохлая, вдруг она отвалится. Нет, я останусь на этой крыше. Будете взлетать, помашите мне крыльями. Тут в битумной черной поверхности открылся квадратный люк. Из него выглянул человек в фуражке. Жанна облегченно вздохнула. Конечно, тут должен быть нормальный выход на крышу, а не это хлипкое недоразумение. Следом за полицейским на крышу поднялся Хорхин. Окинул взглядом картину: растрепанная стюардесса, измочаленный пилот и человек со связанными за спиной руками, и недоуменно посмотрел на Камаева. – Вот она все объяснит, – тот указал на Жанну и даже отошел в сторону. Жанна мысленно пообещала ему недоложить в кофе сахар. Ладно, не хочешь лавры победителя, так и быть. – Этот человек, умело манипулируя Аленой, спровоцировал ее на убийство Борисова, а потом убрал Викторию из опасения, что она может знать истинного зачинщика всей этой истории. Хорхин потряс головой. – И за это вы его связали? Предварительно еще и побив? – он вгляделся в лицо Мухина. Жанна возмущенно надула щеки. Еще и статью на нее сейчас повесят за причинение телесных повреждений. – Нет, это была самооборона, – включился Камаев, тоже осознав, что дело может запахнуть керосином. – Этот человек напал на девушку, я пытался ее спасти. Жанна улыбнулась, пользуясь тем, что в темноте ее лицо вряд ли было отчетливо видно. Камаев осознал все же, что только что спас женщину от смерти. Вот бы предварительно заключить с ним пари. «Коли спасете вы девицу, на ней обязаны жениться»[5]. – Что смешного, Жанна Викторовна? – Хорхин считал ее радостную физиономию. – Это, между прочим, не шуточки. – Смотрите, он меня душил, – она задрала голову и ткнула себя пальцем в шею, где все еще болели мухинские отметины. Хорхин заинтересованно посмотрел. – А еще пытался скинуть с крыши. Если бы не Ильяс Закирович, сейчас вы бы рассматривали содержимое моих мозгов на травке. – На бетоне, – поправил Хорхин. – И там тоже, – Жанна улыбнулась и вдруг охнула. – Что? – воскликнули хором Камаев и Хорхин. – Нога. – Она потерла колено. – Упала неудачно. Хорхин выдохнул. Махнул рукой, указал на открытый люк. – Идемте, будем разбираться, кто прав, кто виноват. Ох уж этот день. Такой день один за месяц засчитывать надо. – И молоко за вредность давать, – поддакнула Жанна, с опаской заглядывая в люк. Лестница там была вполне себе приличная, достаточно прочная на вид, и она осторожно ступила на первую ступеньку и обернулась к следователю. – Вам надо искать перчатки. Те, которыми он пользовался, чтобы достать чашки из Алениной сумки. Он не мог их выбросить слишком далеко. А может, и правда с балкона кинул? – Вы когда-нибудь угомонитесь? – Хорхин переглянулся с Камаевым. Жанна укоризненно посмотрела на них и похромала по лестнице вниз. Здесь везде горел свет. Помещение, где еще недавно она бегала испуганным зверьком, не таило теперь никакой угрозы. На полу отыскались брошенные ею туфли. Полицейские спустили связанного Мухина, но по приказу следователя сняли ремень и надели наручники. Потом они оказались на первом этаже. Хорхин, предвидя реакцию спортсменов, велел быстро вывести тренера из помещения. Никто из них даже не успел ничего толком сообразить. Наталья с любопытством посмотрела вслед Хорхину, перевела взгляд на Жанну, потом на Камаева и громко ахнула, закрыв рот ладошкой. – Это не то, что ты подумала, – усмехнулась Жанна и повернула скрученную вокруг талии юбку. – А что я подумала? – с видом невинной простоты хлопнула Наталья глазами. Камаев обернулся на них. Посмотрел на Жанну, та сразу проверила, на месте ли все пуговицы на блузке. К счастью, ни одна не оторвалась. Чего нельзя было сказать о Камаеве. Рубашка на нем распахнулась, являя взору кусочек лепного торса. Он прокашлялся, запахнул китель и быстро пошел к Лаврушину, который смотрел на него с каким-то почти детским удивлением. – Вы сделали это? – полушепотом спросила Наталья? – Ну ты даешь! – Иди ты. – Жанна покрутила пальцем у виска. – Мы преступника ловили. – О! Каких только названий для сего процесса не придумают, – ухмыльнулась Наталья, и Жанна поняла, что подруга просто прикалывается. Лаврушин слушал Камаева и понимал, что опять они никуда не полетят. По крайней мере, в ближайшие полчаса. Нет, ну что за жизнь такая? Что за рейс? Что за ерунда? Одно радует, судебного иска к авиакомпании не будет. Он повеселел. Ничего, и не такое переживали. Спортсмены, так и не понявшие, что произошло, громко спорили. Кто-то призывал идти на штурм дверей. Кто-то ратовал, что надо звонить менеджеру клуба. На этом фоне стоически выглядели члены фанатского клуба. Они опять что-то ели, судя по их шевелящимся ушам. Дима, видимо, не допущенный в этот тесный кружок по интересам, степенно прохаживался по залу, грея в руках стаканчик с кофе. На лице его блуждала странная улыбка. Жанна вышла из туалета, где пыталась привести себя в порядок, и столкнулась с ним взглядом. Он издали церемонно поклонился и громко сказал: – Ну как оно? Слухи о ранней импотенции у пилотов сильно преувеличены, я так полагаю? Жанна покрутила пальцем у виска и оглянулась на Наталью. Та в ответ только скорчила гримасу. Ну как бы да. Ее репутации нанесен значительный урон. Ладно Дима, что с дурака взять, но Майя и Антон тоже не сводили с нее любопытных глаз и о чем-то тихо перешептывались. Так что народная молва теперь надежно связала ее грехопадение с именем второго пилота. Бедный Камаев. С его-то репутацией закоренелого женофоба. Она вдруг засмеялась. Это же просто уморительно. Смеяться было больно. Она потрогала шею. Синяки на ней действительно походили на следы засосов. Можно представить, какие нескромные картины сейчас рисуются в воображении всех этих людей, что рассматривают ее с таким нездоровым любопытством. «Не обращай внимания на сплетни, – наставляла Таня, – и никогда не опровергай. Из каждой сплетни можно извлечь выгоду. Надо просто посмотреть на нее под другим углом». Какую же выгоду она сможет извлечь из этой сплетни? Ну, хотя бы такую, что Дима больше не будет доставать ее нытьем «давай попробуем еще раз». Димочка слишком щепетилен и брезглив. Вот и пусть умоется. К ней подошел полицейский в форме. – Пройдемте со мной. Вас ждет следователь. Она вздохнула. Что ж, назвался груздем… придется лезть в кузов. Глава 25 Хорхин мрачно постукивал дешевой ручкой по бланку протокола. Допустим, что все, что рассказала стюардесса, было правдой. А доказательства где? Догадки к делу не пришьешь. Задержанный Мухин спокойно сидел и усмехался. Видимо, понимал, что, кроме нападения на стюардессу, предъявить ему нечего. «Бес попутал, – объяснил он случившийся инцидент, – переутомился. Готов оплатить лечение, компенсировать убытки. Да вы и сами знаете, что даже если и дадут, то условно. У меня хороший адвокат». – Получается, доказательств у вас нет, – повторил он. – А перчатки? – не сдавалась Жанна. – Для начала надо их найти. И потом, это все косвенные улики. Допустим, найдем перчатки, допустим, даже экспертиза покажет, что он их надевал. И? – У него был мотив, – упрямилась Жанна. – Борисов шантажировал его и, видимо, достал до последней стадии. Значит, у него был компромат. Что-то существенное. Документы какие-нибудь, запись… Хорхин секунду подумал. – Валентин, где там у нас телефон убитого? Дай-ка сюда.