– Настенных. Вот здесь гвоздь, видите? – А что – дорогие часы? – Да ничего особенного, – пожал плечами Воронцов. – Такие обычно в офисах висят. Довольно оригинальные, правда. Может, из-за того и польстились? – Петя! – крикнул лейтенант. – Ты входной замок смотрел? «Кожаный» выглянул из соседней комнаты, держа в руках цветочную вазу. – Смотрел. Хороший замочек, швейцарской сборки, ему сносу нет. – Ты мне о качестве сборки потом расскажешь, на досуге. Просвети меня вот по какому вопросу – открывали его как, по-твоему? Грубо? – Не-е-ет, – протянул «кожаный». – Открывали его нежно. Я его потом подробнее осмотрю, но по первому впечатлению – ключики к нему заранее подбирали. А поскольку замок не из простых, то и занимался им человек понимающий. Улавливаешь? – Улавливаю, – кивнул лейтенант и с широкой улыбкой повернулся к Воронцову: – Странное какое-то ограбление. Не «шестерки» к вам в гости наведались, а серьезные люди, знающие толк в швейцарских замках. И в результате взяли приемник и часики настенные. Сколько же это в сумме получается? Долларов пятьдесят? Ай-я-яй! Он, продолжая улыбаться, показал рукой на музыкальный центр, потом обратил внимание Воронцова на оставшийся стоять на своем месте дорогой японский телевизор. Все это стоило больших денег, но почему-то не привлекло внимания грабителей. – Что-то все-таки еще у вас пропало, – предположил лейтенант. – Что-то очень важное. Подумайте. Радиоприемник они забрали так, для отвода глаз. Прихватили то, что на виду, чтобы вы сразу обнаружили пропажу. Но забрались они к вам за чем-то другим. Конечно же! Наконец-то Воронцов понял. Они искали его загранпаспорт. Ах, Кочемасов, хитрый лис! Решил не искушать судьбу и сам заслал к нему своих пинкертонов. – Ну! – поторопил лейтенант. – Вспомнили? – Нет. – Подумайте хорошенько. Что могло интересовать посторонних людей в вашей квартире? Вы ведь, кстати, бизнесом занимаетесь? – Да. – Очень хорошо, – кивнул лейтенант, хотя сам Воронцов ничего особенно хорошего сейчас в этом не видел. – Может быть, бумаги какие-то, а? Коммерческая тайна, то да се. Может быть, конкуренты ваши? У вас ведь есть конкуренты? – Есть, конечно. – Кто? – встрепенулся лейтенант и привычным жестом придвинул поближе чистый лист бумаги, приготовившись записывать. – Э-э нет, – развел руками Воронцов. – Так мы не договаривались. – Это в ваших же интересах. – Я сам способен определить, что в моих интересах, а что нет. Такой ответ Воронцова нисколько не отразился на поведении лейтенанта – тот по-прежнему оставался доброжелателен и учтив. – Хорошо, давайте начистоту, – предложил он. – Мы здесь с вами в комнате одни и можем говорить откровенно. Вам, лично вам, наша помощь нужна? – Помощь в чем? – В раскрытии вот этой загадки. – Лейтенант обвел рукой разгромленную комнату. – Почему вы меня об этом спрашиваете? – А потому, что очень часто люди вашего круга предпочитают вообще в милицию не обращаться. У вас своя, обособленная жизнь и собственные представления о законности. Потерпевший может прекрасно знать, кто является его обидчиком, но ни за что не скажет об этом сотруднику милиции. Сам рассчитывает восстановить справедливость – на свой манер, разумеется. И вот в результате на нас «висяк»… – Что, извините, на вас? – не понял Воронцов. – «Висяк», нераскрытое преступление. А потерпевший уже давно сам посчитался со своим обидчиком. А? Так бывает? – Лейтенант заглянул собеседнику в глаза. – Бывает, – согласился Воронцов. – Все бывает. – Так что же они искали-то у вас? – вдруг спросил лейтенант таким тоном, будто Воронцов уже обо всем ему рассказал и теперь осталось только уточнить кое-какие детали. Переход был таким неожиданным, что Воронцов на мгновение смешался. Лейтенант, заметив эту заминку, вздохнул. Теперь он уже не казался веселым и беззаботным. – Значит, так, – сказал он, глядя на Воронцова так, как будто ждал от него сочувствия. – Если хотите, чтобы мы искали преступников, давайте работать вместе. Если у вас нет ни малейшего желания делиться с нами информацией – воля ваша, но тогда не вешайте на нас это дело. Отзовите свое заявление… – Да я и не заявлял, – напомнил Воронцов. – Это сосед звонил. – Ну и что, что сосед? – пожал плечами лейтенант. – Вызов зафиксирован, мы должны принимать меры. Вот только если вы документ оформите… – Какой документ? – Воронцов с готовностью достал из кармана ручку. – Расписку в том, что вы отменяете свой вызов и считаете расследование происшедшего нецелесообразным. Воронцов написал расписку. Лейтенант опять повеселел. Оказывается, человека иногда очень легко сделать счастливым. – Петя! – крикнул лейтенант. – Отбой! «Кожаный» вынырнул из соседней комнаты. – Гражданин Воронцов отменяет вызов, – сообщил ему лейтенант. «Кожаный» понимающе кивнул и бережно поставил на стол шкатулку, которую до того дотошно изучал. Воронцов дождался, когда они уедут, спустился вниз и поймал такси. Зеленый «опель», который вновь исправно дежурил под его окнами, привычно пристроился следом. – В Медведково, – сказал таксисту Воронцов. Он хотел хотя бы ненадолго уединиться, чтобы все спокойно обдумать. Он почти наверняка знал, что разгром в его квартире – происки Кочемасова. Для того чтобы убедиться в этом окончательно, требовался маленький пустячок – чтобы Кочемасов ему позвонил. И тогда все сразу встанет на свои места. Глава 13 – У тебя неприятности, – с ходу определила мать, едва лишь Воронцов возник на пороге. Он знал, что отнекиваться бесполезно, и нехотя признался: – Ты, как всегда, права, мама. Есть немножко. – Ну, насчет «немножко» ты слукавил, конечно. – Правда, ма. Пустяки, не хочется морочить тебе голову. – По работе или сердечные дела? – Сердечные, ма. Воронцов знал, что так ответить удобнее всего. – Это та самая? – Кто? – Вот эта красавица, что за твоим паспортом приезжала. – Да, – опять солгал Воронцов. Его ответ заметно расстроил мать. – Я удивляюсь твоей безалаберности, Саша. Ты вряд ли когда-нибудь женишься, потому что не сможешь ужиться даже с ангельской душой. Я уже потеряла всякую надежду. – Я понял, что ты от нее в восторге, – вздохнул Воронцов. – Очаровательная женщина. Мы проболтали с ней целый час… – И ты уже полюбила ее, как родную дочь… – Не иронизируй! – Я только хочу, чтобы ты смотрела на жизнь более трезво.