Воронцов удивленно взглянул на Хельгу и вновь обнаружил озорные искры в ее глазах. – Я иногда тебя не понимаю! – сказал он с досадой. – Ты хоть когда-нибудь бываешь настоящей? – Нет. – А когда-нибудь говоришь серьезно? – Никогда. – Оно и видно, – вздохнул Воронцов. Он с удивлением обнаружил, что опять теряется рядом с этой женщиной. Она имела над ним какую-то мистическую, необъяснимую власть. Больше они не разговаривали. Смотрели телевизор, днем немного вздремнули, и это было похоже на жизнь пожилой супружеской четы – размеренную и неторопливую. Ближе к вечеру Воронцов не выдержал. – Я так не могу, – признался он. – Сидим взаперти, как заключенные, и боимся сами не знаем чего. А рядом – рукой подать – океан, белый песочек, и всего этого мы уже, может быть, никогда не увидим. – Что ты предлагаешь? – Я ничего не предлагаю. Я говорю, что завтра с утра я отправлюсь на берег и буду отдыхать на пляже. Предполагалось, что Хельга вольна присоединиться к Воронцову или же остаться в доме. – Это опасно, Саша. – Чушь! Хельга вздохнула. И в эту минуту раздался вой. Где-то там, за пальмами. Он был легко узнаваем – такой же тоскливый и безысходный. Стоявший у окна Воронцов резко обернулся и вслушался в режущий сердце звук. Вой оборвался. И тогда Воронцов задумчиво сказал: – Он все время воет в одной стороне. Почему именно там? – И показал рукой в предполагаемом направлении. Глава 43 Ночь не принесла облегчения, и это было уже привычным. Воронцов то проваливался ненадолго в беспокойный сон, то просыпался и вслушивался в окружающие его звуки. И только когда за окном забрезжил рассвет, будто кто-то разрешил Воронцову расслабиться, и он заснул надолго, так что пробуждение пришлось на то время, когда солнце уже стремительно приближалось к зениту, чтобы, зависнув ненадолго, так же стремительно покатиться к верхушкам пальм. Хельга уже не спала, и приготовленный ею завтрак даже успел остыть. Когда Воронцов вошел в гостиную, Хельга испытующе посмотрела ему в глаза. Воронцов изобразил беспечную улыбку: – Привет, дорогая. – Привет. Воронцова выдавали темные круги под глазами. – Плохо спал? – Почему ты так решила? Хельга пожала плечами. – Ты уже позавтракала? – Нет. – А я вот хочу есть. Что у нас сегодня? Хельга сняла салфетку, прикрывавшую завтрак. – О! – коротко, но многозначительно оценил Воронцов. Он поглощал завтрак с задумчивым видом. И Хельга хранила молчание. Только в соседней комнате негромко мурлыкало радио. – Я иду на пляж, – заявил Воронцов. – Саша, не чуди! – Ну что ты всполошилась? Ведь мы же были там не раз. – И напрасно! У Хельги был встревоженный вид. Воронцов засмеялся, чтобы снять нарастающее напряжение. – С утра все кажется ясным и безопасным, – сказал он. – Это впечатление обманчиво. – А я и хочу обманываться. – А я не хочу. – Вот и оставайся в доме, – сказал Воронцов и опять засмеялся. В его глазах не было никакого веселья, но Хельга этого не замечала. – Я пойду с тобой, – объявила она. – Назло, да? – Не назло. Просто так. – Просто так я тебя не возьму. – А меня не надо брать. Я пойду сама. Она действительно последовала за Воронцовым, когда он отправился на пляж. Шла позади него, в двух шагах, прижимая к груди пакет, в который обычно складывала свои пляжные аксессуары. Воронцов прошел половину короткого пути к пляжу и вдруг остановился. – А я ведь тебя обманул, – сказал он, не оборачиваясь. – Ни на какой пляж идти я не собирался. – А куда же ты собирался? Теперь Воронцов обернулся и стоял перед Хельгой, спрятав руки в карманы шорт. – Я хотел пойти туда, – кивнул он куда-то за спину Хельги. И она поняла. В ту сторону, где каждый вечер раздавался вой. – Зачем? – спросила она дрогнувшим голосом. – Хочу выяснить, что там такое. – Зачем? – повторила Хельга. – Надо же знать в конце концов, что это за чертовщина. Хельга подошла вплотную и прижалась к Воронцову. – Мне страшно, – сказала она. – От страха есть хорошее лекарство… – Я знаю, ты уже говорил: надо пойти и посмотреть – и тогда страх отступит. – Да. – Мы уже пытались это сделать, Саша. И после этого я боюсь еще сильнее. – Ты можешь не ходить. – И одна я тоже не хочу оставаться. Воронцов осторожно приподнял подбородок Хельги и заглянул ей в глаза.