*** — Что ты больше всего любил делать в дождливый день, когда был ребенком? Было несколько минут после 10, и мы сидели в машине по дороге к дому его мамы. Хорошая погода испортилась, и дождь барабанил по ветровому стеклу, собирался под эстакадами на шоссе, и затруднял вождение. Стеклоочистители в шикарной машине Нейта работали непрерывно, но я все равно не понимала, как он может видеть. Не то чтобы я возражала против медленной езды. В салоне его машины было тепло и уютно, Пейсли дремала на заднем сиденье, а дополнительное время, проведенное вместе, было идеальным для разговора. Я была рада, что он попросил меня поехать с ним сегодня, и рассматривала это как прекрасную возможность узнать о нем больше. — Наверное, «Лего». У меня было около миллиона деталей. — И что ты собирал? — Города. Мы с братом строили целые города из «Лего» — небоскребы, дома, гаражи для наших машинок размером со спичечный коробок. У нас была огромная комната в подвале, посвященная «Лего». Мы постоянно играли там в дождливые дни. — А когда было солнечно? — Если не было дождя, мы всегда были на улице. В нашем районе было много детей, и мы устраивали эпические игры в «Горох и морковь», что в основном было прятками. Я засмеялась. — Почему «Горох и морковь»? — Понятия не имею, — сказал он, оглядываясь через плечо, когда менял полосу движения. — Но мы всегда так ее называли. Как только ты прятался на своем месте, ты должен был кричать «горох и морковь», чтобы дать тому, кто водил, хотя бы подсказку, где ты прячешься, потому что дома были такие большие, и дворы тоже. А дерево за нашим домом всегда было целью, — он замолчал на мгновение, а потом рассмеялся. — А еще я был одержим Бэтменом, когда был маленьким, и всегда носил плащ, как у него. Я даже спал в нем. — Правда? — Да. Носил его поверх пижамы с Бэтменом. — Пожалуйста, скажи мне, что у тебя до сих пор есть пижама Бэтмена. Он усмехнулся, и покачал головой. — Извини. Но, если ты действительно этого хочешь, я как-нибудь приду к тебе в постель в плаще. Я хлопнула в ладоши. — О-о-о, пожалуйста, сделай это. Голый, кроме плаща. И думаю, тебе стоит надеть маску с острыми ушами. Так сексуально. Он потянулся, и положил руку мне на ногу. — Все для тебя, детка. Рад узнать, что у тебя есть пристрастие к супергероям. Мне это нравится. — А как насчет твоего брата? — спросила я. — Был ли он Робином для твоего Бэтмена? Нейт убрал руку. — Да. Последовало неловкое молчание, во время которого я корила себя за то, что испортила легкое настроение. Мышцы шеи Нейта напряглись, и он помрачнел. — Мне жаль, — сказала я. — Не хотела расстраивать тебя, говоря о нем. Мне было просто любопытно. Ему потребовалось мгновение, но в конце концов напряжение покинуло его тело, и он разжал челюсть. — Все в порядке. Я просто не привык говорить о нем, — он снова положил руку на мою ногу и удивленно продолжил. — Как будто в моем детстве было две эпохи. До — идиллические годы и после — агония. И никто никогда не говорил ни о чем из этого. Мы похоронили прошлое так же, как похоронили моего брата. У меня в горле образовался комок, и я взяла его руку в обе свои, надеясь, что он продолжит говорить. Он продолжил, хотя и не сразу. — Уверен, мы все думали, что поступаем правильно, страдая молча, избавляя друг друга от необходимости говорить об Адаме и нашей жизни до лейкемии или даже о нашем горе после его смерти. Но это было так трудно. Я помню, как разрывался между желанием вспомнить о нем вслух и желанием, чтобы его вообще не было. Я испытывал сильное чувство вины из-за этого. — Боже, это, должно быть, было так ужасно для тебя, — я сжала его руку. — Так и было. И не было никого, с кем я мог бы поговорить об этом. Моя мать тонула в собственном горе и чувстве вины, отец прикладывался к бутылке в поисках утешения, а мои друзья не знали, как помочь справиться с такой огромной потерей — как это делает двенадцатилетний мальчик? — Тебе нужна была терапия, — сказала я. — Не могу поверить, что никто не предложил. Он пожал плечами. — Возможно, кто-то и предлагал, я не помню. Но мои родители были не в том состоянии, чтобы организовать это, и я, вероятно, все равно бы отказался идти. Разговоры об этом не вернули бы моего брата. — Нет, но это могло бы немного облегчить твое чувство вины. Помогло бы тебе пережить потерю и не дать тебе снова бояться заботиться о ком-то. Он пожал плечами. — Может быть. — Ты хочешь поговорить о нем сейчас? О тех годах, я имею в виду? Я бы хотела узнать о нем, — на мгновение я испугалась, что зашла слишком далеко, но потом он начал говорить. — Он любил бейсбол. И шведскую рыбку (мармелад). И шутки про тук-тук. У него была целая книга, и все они были ужасны, — Нейт улыбнулся. — Он любил подлавливать людей шутками из этого сборника, особенно девушек. — Что еще он любил делать? — Все, что я делал. Он вечно таскался за мной. Спал у изножья моей кровати, как щенок. А когда он стал слишком большим для этого, он спал на полу в моей комнате. — Оу. Держу пари, он боготворил тебя. — Да, — он сделал паузу и тяжело сглотнул. — Он был хорошим ребенком. Я скучаю по нему каждый день. Я поцеловала тыльную сторону его руки. — Спасибо, что рассказал мне о нем. После этого мы некоторое время слушали радио — и обнаружили, что нам обоим нравится «Эта американская жизнь» на канале NPR — но прошло совсем немного времени, прежде чем Пейсли проснулась. Поскольку до дома мамы Нейта оставалось еще около часа, мы решили съехать с дороги и покормить ее. — Ты голодна? — спросил Нейт, когда мы съехали с шоссе. — Хочешь перекусить? — Конечно, — сказала я. — Мне подойдет любое место. Мы оказались в «Кони Айленд», где нас усадили в большую угловую кабинку. Я сняла с себя куртку и распустила волосы, которые были влажными от дождя. Нейт установил автокресло Пейсли в кабинке, сел рядом с ней и расстегнул ремни. — Можешь развести смесь в бутылочке для меня? — спросил он, передавая мне сумку для подгузников. — Мне нужно ее переодеть. — Почему бы мне не отнести ее в дамскую комнату и не переодеть? Там наверняка есть пеленальный столик. — А в мужском туалете его нет? Я пожала плечами. — Обычно нет. Выражение лица Нейта было сердитым. — Это кажется несправедливым. Они просто полагают, что отцу никогда не понадобится менять подгузник? — Наверное. — Это чушь, — он встал. — Дай мне сумку для подгузников. Я протянула ему сумку, он перекинул ее через плечо и пошел в сторону уборной с плачущей Пейсли на руках. Через десять минут он вернулся, выражение его лица было более спокойным. — У них есть семейный туалет со столиком, — сказал он, проскальзывая в кабинку. — Я даже не знал, что такое бывает. — Каждый день узнаешь что-то новое, — я повернула свое меню к нему лицом. — Вот. Посмотри на это, пока я приготовлю смесь. Он взглянул на него. — Боже, мне нужно вернуться в спортзал. Я плохо питаюсь. — Я смогу присмотреть за ней несколько раз на следующей неделе, и ты сможешь позаниматься, если захочешь. Хотя с Коко у меня все еще нет времени, мое расписание довольно плотное. Подашь мне сумку для подгузников? Он передал ее через стол. — Да, наверное, мне придется нанять настоящую няню или сиделку. Я не могу долго не работать.