Стивен Его пальцы оставили на подлокотниках кресла глубокие царапины, под ногти забились коричневые чешуйки искусственной кожи. Как это могло случиться? Он всегда был очень осторожен с Д., – да и с другими тоже, – и у Элли просто не могло быть причин для сомнений и подозрений. Да и вообще, какого черта?!.. Ведь она ему даже не жена! Наверное, лучшим ответом на ее не высказанные, но подразумеваемые обвинения было бы просто встать и уйти, но, увы: клейкая лента, которой были примотаны к креслу его руки и ноги, не давала ему этой возможности. Она его провела. Нет, не думал он, что Элли – такая!.. Что она принадлежит к тем девушкам, которые любят играть в игры, особенно – в такие игры. И что теперь делать? В гостиной сгустилась неловкая тишина. Стивен был уверен, что у нее есть к нему еще вопросы – как и у него к ней, но ему казалось, что, если он начнет задавать их сейчас, это может послужить косвенным доказательством того, что в ее догадках содержится зерно правды. А ему не хотелось давать ей даже такое преимущество. В камине громко затрещали дрова. Совсем как старые, сухие кости, которые топчут ногами. – Ну так что? – спросила Элли и, отойдя в сторону, прислонилась к окну: плечи прижаты к стеклу, ноги скрещены в лодыжках, руки сложены под грудью. Лицо обращено к нему, но выглядит оно суровым и замкнутым, к тому же сейчас она смотрит на него сверху вниз, и ему приходится запрокидывать голову назад и в сторону, чтобы встретить ее взгляд. Да, что-то определенно изменилось, но что – этого Стивен никак не мог взять в толк. – Я жду, – поторопила она. Ее глаза… В них Стивен видел холодность, которой не было раньше. Казалось, внутри у нее – пустота, холодный космический вакуум, словно кто-то взял ложку и выскреб ее изнутри как яйцо, оставив одну скорлупу. – Я понятия не имею, о чем ты говоришь. – Стивен заерзал в кресле и попытался скрестить ноги, на мгновение позабыв о том, что они по-прежнему привязаны к подножке. – Прекрати, Стивен. Я все знаю. Просто мне хочется, чтобы ты сам это сказал. Ее голос прозвучал резко и властно, в нем звучало желание управлять событиями, так непохожее на ее обычную мягкую манеру… Именно поэтому Стивен никак не мог понять, кто стоит перед ним. Можно было подумать, что старую, добрую Элли – безобидную Элли – подменили, пока он валялся в отключке. «Наверное, я брежу», – подумалось ему. По идее, сейчас они должны были быть в Стоктоне, как собирались. Они бродили бы по набережной, обходя одна за другой антикварные лавчонки, и она держала бы его под руку и просила помочь подобрать что-нибудь этакое для своей квартирки. И когда она наконец сделала бы выбор, он бы настоял на том, чтобы оплатить покупку, и не потому, что не знал счета деньгам, а просто затем, чтобы увидеть эту ее улыбку, которая ему так нравилась. А потом они сидели бы за накрытым клетчатой льняной скатертью столиком в одном из тех небольших провинциальных кафе, в которых все блюда – если верить меню – изготовлены исключительно из продуктов местного производства и которыми обычно владеют усталые, разочарованные мужчины или женщины, которые сбежали в сельскую глушь, не в силах и дальше выносить напряженную и полную стрессов жизнь в большом городе. Так было бы, если бы события развивались нормальным образом, но вместо этого он почему-то оказался в этом кошмаре… точнее, в кошмарном сне, потому что Стивену по-прежнему не очень верилось, что все это происходит с ним на самом деле. Он огляделся. Гостиную освещало главным образом прыгающее пламя камина, и в его оранжевом мерцании казалось, что густые тени по углам чуть колышутся, словно стены вдруг ожили и задышали. – Это… это просто ерунда! Одна из моих студенток вообразила себе невесть что. На самом деле ничего не было. Она все придумала!.. – То есть вот это «Спасибо за прошлую ночь, профессор» – это просто шутка? Фантазия? – Это совсем не то, что ты подумала. Я помогал ей с эссе, только и всего. – Ночью? Ты думаешь, я совсем дура? – Но, Элли, подумай сама – зачем мне тебя обманывать? В этом нет никакого смысла! – Зачем? Затем, что ты очень похож на своего отца. Последнее слово прозвучало резко, как обвинение. Неожиданное упоминание Стюарта Хардинга подействовало на него словно удар хлыста. Меньше всего Стивен ожидал, что тень старого ублюдка протянется даже сюда, в этот отдаленный и безлюдный уголок. Если бы Элли была с ним хоть немного знакома, у нее, пожалуй, был бы объект для ненависти, но он специально позаботился о том, чтобы они не встретились даже случайно. Так откуда же она знает… – При чем тут мой отец? – При том, что яблоко от яблони недалеко падает. Ведь по большому счету ты ничем от него не отличаешься, не так ли? – С чего ты взяла? Не отвечая, она отвернулась к окну. Волосы снова заслонили ее лицо, и Стивен не мог разглядеть выражение глаз Элли. «Она чего-то недоговаривает», – подумалось ему. Он был на сто процентов уверен, что Элли никогда не была одной из тех восторженных студенток, которые толпой собирались вокруг знаменитого профессора Стюарта Хардинга, только выбирай. Тогда как?.. Стивен попытался припомнить все, что ему было известно о ее жизни, ища точки пересечения: где, когда, при каких обстоятельствах Элли могла бы встретиться с его отцом, но ничего не обнаружил – главным образом потому, что жизнь, которую она вела до их знакомства, оставалась для него загадкой. И до сегодняшнего дня у него не было никаких веских причин, чтобы попытаться эту загадку разгадать. Неужели ответ на все его вопросы действительно скрывается в ее прошлом? Похоже на то. – Просто скажи мне правду, – промолвила Элли. – Пожалуйста. Нет, решил Стивен, она разозлилась слишком сильно, чтобы это было как-то связано с отцом. Наверное, дело все-таки в нем самом – в том, что́ он сделал или не сделал, в чувствах, которые она к нему питает. – Ты не ответила на мой вопрос, – сказал он. – А ты – на мой, – парировала Элли. – Слушай, давай просто поговорим… – Так мы и говорим… Я попросила тебя сказать мне правду, а ты… Интересно, куда девалась та очаровательная девушка, которая с робким благоговением смотрела на него из-под длинной челки? Где та девушка, которая всегда спрашивала его мнение, которая слушала его ответы, впитывая каждое слово? Он посмотрел на ее решительно сжатые губы, на сверкающие гневом глаза. Ее черты не изменились, но Стивен больше не видел перед собой ту Элли – нерешительную, доверчивую, обожающую девчушку, ради которой он проявил несвойственные себе терпение и настойчивость. Шесть свиданий, прежде чем она согласилась. Целых шесть!!! Ожидание сводило его с ума. В век быстрых удовольствий это было чем-то неслыханным, но отложенное наслаждение распалило его аппетит. Награда превзошла все его ожидания, так что ожидание стоило того. – Я и говорю правду. Клянусь тебе, я… – Не клянись. – Она коротко кивнула головой, словно ножом отсекая ложь, которую он готов был произнести. Нет, это не она. Не Элли. Той Элли, которую он знал, просто не хватило бы умишка все это придумать и осуществить. Но кто мог за этим стоять? Он порылся в памяти в поисках подходящей кандидатуры. Кто-то ведь должен был научить ее, как действовать, превратить Элли, которую он знал, в эту язвительную, желчную женщину, которую он видел перед собой сейчас. – Возможно, до вчерашнего дня ты считал меня круглой дурой, и я с этим мирилась, но сейчас тебе придется изменить свое мнение. Мне все известно, так что лгать не имеет смысла. Это просто оскорбительно, если на то пошло. Я знаю о ней – я читала эсэмэски. От ее последних слов его пробрало холодом. Спина напряглась и застыла, словно скованная льдом. Это не могло быть простым совпадением, ведь Элли слово в слово повторила то, что писала ему Д. в своем последнем сообщении. Стивен попытался представить себе Элли и Д., которые, доверительно наклонившись друг к другу, сидят за столиком кафе Нормана, но картина ему очень не понравилась – их присутствие каким-то образом оскверняло его излюбленное убежище. Кроме того, им наверняка не хотелось случайно наткнуться на него, так что вряд ли они избрали для серьезного разговора именно «Нормана». И Стивен мысленно переместил обеих в одну из тех новомодных забегаловок, в которых разнокалиберная мебель с «гаражной распродажи» заменяет нормальные, удобные кресла. На секунду он отчетливо представил себе, как Д., сгорбившись и опустив голову, сидит на покрытом подозрительными пятнами драном диванчике, а Элли ерзает на краешке ветхого скрипучего кресла и, заламывая руки, с трудом сдерживает слезы, стараясь хоть как-то примирить то, что она услышала от Д., с тем, что связывало ее со Стивеном. Но примирить одно с другим у нее никак не получается. Обвинения, которые Д. на нее обрушила, превращают их отношения в дым. В фикцию. «Извини. Я не хотела сделать тебе больно, но мне казалось – ты должна знать». «Но это просто невозможно! Такого не могло быть! Он никогда бы не поступил так со мной, с нами!» «Ты не обязана верить мне на слово. Но у меня есть свидетель». «Какой же?» «Он сам». И Д. протягивает Элли свой телефон. Кладет его на грязную скатерть между неуклюжими кофейными кружками из толстого, дешевого фарфора. Элли, как всегда, заказала свой любимый капучино – белая пенка на поверхности и ни крошки шоколада. «Кофе и шоколад абсолютно не сочетаются», – торжественно сказала она ему однажды. Но сейчас ей не до кофе. Элли читает на экране его эсэмэску. «Это мог написать кто угодно». «С его номера?» Она проверяет номер, с которого пришло сообщение. Каждая его цифра – как гвоздь в крышку гроба, в котором упокоилась ее вера. Ресницы Элли начинают дрожать, и с них срываются новые и новые слезинки. Как он мог быть таким неосторожным? Таким беспечным? Ему не следовало доверять Д. Никогда. Но Элли ждала ответа, и его разум лихорадочно работал, пытаясь что-нибудь придумать, изобрести, хотя позади глазных яблок по-прежнему пульсировала боль, которая не давала Стивену сосредоточиться. В этой комнате, окруженный со всех сторон гладко оштукатуренными стенами, крепкими стеклянными панелями окон и придавленный потолком, он чувствовал себя как в ловушке. Как в тюремной камере, в которой почему-то забыли сделать дверь. За окнами все так же бушует метель, а снег летит так плотно, что Стивен уже не различает даже деревьев, но он все равно дорого бы дал, чтобы оказаться сейчас там, подальше от Элли. С другой стороны… Если он прав и Элли виделась с Д., она должна понимать, что ей нечего бояться. Элли превосходила Д. по всем статьям, это было очевидно. В конце концов, именно ради нее он порвал с Д. – Все это ничего не значит. Она для меня ничего не значит, – сказал Стивен. – Ты должна мне поверить! – Почему, ради всего святого, я должна тебе верить? – ощетинилась Элли. Он видел, что она приготовилась к обороне: руки скрещены на груди, пальцы сжимают локти, лицо сделалось еще более замкнутым и враждебным. Да, достучаться до нее будет нелегко. – Она ничего для меня не значит, – повторил он. – Просто еще одна девчонка, которая… – Прекрасно! Значит, ты ее просто использовал? – Нет, я не это имел в виду. Она сама вешалась на меня… И в какой-то момент я не устоял. Может же у меня быть минута слабости? – То есть ты хочешь сказать, она сама во всем виновата? – Дело в том, что… – Ты мог бы просто сказать ей «нет». – Элли, прошу тебя!.. – И как долго это продолжалось? – Недолго. Совсем недолго. Я… пожалел о том, что случилось, практически сразу. – Стивен перевел дух, облизнул пересохшие губы. – Это из-за этого ты меня… привязала? Уверяю тебя, в этом нет никакой необходимости. Со мной тебе ничто не грозит. Я бы ни за что не сделал тебе больно. – Ты уже сделал мне больно. В комнате снова наступила тишина – глухая, холодная, как выпавший снаружи снег. Качая головой, Элли оттолкнулась от окна и подошла к камину. Оранжевый отсвет огня упал на ее фигуру, и Стивен увидел, как ее напряженные плечи поникли, а поднятые руки исчезли в густых волосах. На мгновение ему даже стало ее жалко. Он не хотел причинить ей боль. Она не должна была узнать… но узнала. Так уж получилось, но его вины в этом нет. Эта Д… она так смотрела на него, что он не сумел ей отказать. И дело было даже не в ней – его соблазнила сама мысль о том, что им восхищаются, его боготворят, его желают. Д. ничего не значит. То, что она ненадолго вошла в его жизнь, вовсе не означает, что он недостаточно ценит Элли. – Как ты мог?! – Ее слова прозвучали так тихо, что он едва расслышал их за потрескиванием поленьев в очаге. – Скажи лучше, как ты узнала?.. – А это имеет значение? – В любом случае я сожалею. Развяжи меня, пожалуйста.