Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 31 из 47 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
«Нет, серьезно… – продолжала она. – Ты – моя лучшая подруга, так что… В общем, это не так глупо, как кажется, – получить первый поцелуй от человека, который тебя по-настоящему любит». Она сунула мне в руки бутылку, и я машинально сжала в пальцах холодное горлышко, чувствуя, как часто-часто колотится сердце. Мне ничего так не хотелось, как прижать губы к ее губам, ощутить на них терпкую сладость шампанского, но страх запечатал мне рот и сковал язык. Секунды, которые прошли перед тем, как я нашла в себе силы ответить, были самыми длинными и самыми страшными в моей жизни, потому что каждая из них могла заставить Венди произнести холодно: «Забудь. Это была дурацкая идея». «Ладно…» Я была уверена, что Венди слышит, как стучит мое сердце. Меня его удары почти оглушали. Когда она повернулась ко мне лицом, дыхание сперло у меня в груди. Венди взяла бутылку у меня из рук, сделала глоток и снова протянула бутылку мне. Я тоже выпила, но алкоголь нисколько не помог мне справиться с нервами – тугой комок по-прежнему стоял в горле. Звякнуло стекло – это бутылка коснулась бетонной площадки под ногами. Кто поставил ее туда? Неужели я?.. Когда?.. Венди крепко зажмурила глаза, отчего ее нос сморщился, а все веснушки пришли в движение. Похоже, она тоже здорово нервничала. «Венди Мойра Анжела Дарлинг [34], успокойся!» Ее черты чуть дрогнули, расслабляясь. Она попыталась улыбнуться, но тут же икнула. Это мгновение было… прекрасным, и я, подавшись вперед, крепко прижалась губами к ее губам. «Только ты и я…» Ее мягкие губы чуть раздались, и на меня повеяло теплым дыханием. Я вцепилась в край скамейки и замерла, стараясь навсегда запечатлеть в памяти эту минуту – запечатлеть в мельчайших подробностях. Кисло-сладкий вкус шампанского на ее языке подействовал как электрический разряд, простреливший меня вдоль позвоночника. Ванильно-жасминовый аромат ее духов окутал меня точно облако. Тускло-желтый свет садового фонаря проникал сквозь мои сомкнутые веки, окрашивая полумрак в розовые тона. Этот цвет всегда будет для меня цветом нашего первого поцелуя. Он всегда будет ее цветом, когда бы я ее ни вспомнила. Эти воспоминания – вот все, что у меня осталось. 51 10 мая Интересно, это очень больно – умирать? То есть я имею в виду – успеваешь ли ты почувствовать боль или все происходит быстро и легко? Насколько легко? Ну, как дунуть на одуванчик… 52 Элли Слезы снова текут по моим щекам, собираясь в уголках кривящихся губ. Венди всегда удавалось пробудить во мне целый мир эмоций, но ее письмо плюс воспоминание о нашем первом поцелуе на благотворительном приеме и последняя запись в дневнике – всего этого слишком много. Чересчур много. Я вытираю слезы рукавом. Негромкий шорох привлекает мое внимание, напоминая, что я в комнате не одна. – Что с тобой? – Его голос звучит негромко и почти ласково, как будто это не он привязан к креслу, как будто это не я усадила его туда. Можно подумать, что мы всего лишь вспоминаем прошлое, после того как выяснилось, что у нас когда-то были общие знакомые. – Ты видел ее? – спрашиваю я. – Ты встречался с ней в тот день, когда она умерла? Он качает головой. Снаружи ветер наметает огромные сугробы, взметает вверх снежинки – огромные, как перья, но совсем легкие. Кажется, что природа тоже устала и решила упростить себе задачу. Они кружатся в воздухе как пух из наших подушек, которые разорвались, когда я впервые осталась ночевать у нее в доме. Наша дружеская схватка с применением нетрадиционного (или, напротив, традиционного, это как посмотреть) оружия, а также довольно-таки неопрятные последствия этой шуточной дуэли привели к тому, что ее мать решила: я дурно на нее влияю. И вот я заперта в доме, но врата моей памяти открыты. Меня осаждают образы и картины, сладостные моменты прошлого, но стоит открыть глаза, и я оказываюсь лицом к лицу с человеком, который все это у меня отнял – с человеком, по вине которого у меня больше никогда не будет новых воспоминаний. Он вырвал ее из моей жизни и тем самым, даже не зная меня, поломал мою жизнь, разбил ее на такие мелкие кусочки, что их уже никогда не склеить и даже не собрать. Я ненавижу его за то, что у него-то есть воспоминания о ней – воспоминания, которые никогда не будут моими. А еще я ненавижу его потому, что он погубил жизнь Венди, лишил ее возможности делать выбор, ошибаться, терять и обретать себя, принимать решения, взрослеть, учиться со мной в Беркли, бунтовать, красить волосы в розовый цвет, становиться вегетарианкой, рыдать у меня на плече после пьяного «тройничка», на который она решилась не из порочности, а потому что ей хотелось новизны. Всего этого у нее никогда не будет. И ее самой тоже не будет. Он убил ее не один раз, а много‑много раз, уничтожил ее тысячью разных способов. Нож по-прежнему лежит на диване. Он буквально гипнотизирует меня. Я подхожу, беру его в руки и в задумчивости провожу по лезвию кончиком пальца. Это будет просто, думаю я, крепко сжимая рукоятку. Несколько раз ударить в сердце или провести лезвием по горлу чуть выше адамова яблока – и все. Конец. Но отражение в темном оконном стекле принадлежит не мне – Венди. Она смотрит на меня, и ее взгляд напоминает мне, что Стивен не заслуживает легкой смерти. Ради нее я должна сломить его чудовищную гордыню и заставить его выбрать – покончить с собой или остаться в живых, но потерять все и до последнего дня терпеть презрение и ненависть нормальных людей. Я бы на его месте предпочла петлю. Интернет и криминалистические справочники снабдили меня подробной информацией, касающейся физики, физиологии и механики повешения. Я получила много полезных и еще больше бесполезных сведений об этом процессе. Падение с высоты лестничной площадки с петлей на шее должно было сообщить телу Стивена достаточные скорость и инерцию, чтобы веревка сломала шейные позвонки. В этом случае смерть произойдет мгновенно. Никаких страданий, но и никаких шансов, что в последний момент его кто-то спасет. (Кто бы это мог быть? Уж не я ли?) Если же падать, точнее – прыгать, Стивену придется со стула, инерции, чтобы сломать ему шею, будет недостаточно. Вместо этого его ожидает мучительная агония. Дыхательное горло и сосуды шеи будут пережаты затянувшейся петлей, отток крови от головы прекратится, и растущее давление в артериях и венах приведет к тому, что лопнут многочисленные капилляры кожи и глаз. Через пару-тройку минут лишенный кислорода мозг начнет умирать, и (а я очень на это надеюсь!) последним, что увидит Стивен перед тем, как окончательно погрузиться в холодное ничто, будет лицо Венди – его персонального Ангела Смерти. В конце концов умирающий без кислорода мозг включит блуждающий рефлекс [35], резко возрастет сердечный ритм, кровяное давление подскочит до небес… не забудем и про удушье. В общем, можно делать ставки, как в лотерее, что откажет первым: сердце, мозг или легкие? (Шах, император, / король, фараон. / А ты – выйди вон!..) Самое главное – смерть Стивена будет долгой, минут семь или чуть меньше. Меня это вполне устраивает, хотя шансы на спасение тоже возрастут. Но будем надеяться, что обойдется без неожиданностей. – Элли… Верити… – Мое имя звучит в его устах как чужое. – Эй, как там тебя?.. Ви!.. Я с размаху бью его ладонью по лицу. На щеке Стивена остается красный след. Мне и самой больно, и я несколько раз встряхиваю кистью. – Никогда – слышишь?! – никогда не называй меня так!
Его глаза становятся бешеными, на скулах вспухают желваки, но он по-прежнему привязан к креслу, и единственное, что ему удается, это бросить на меня возмущенный взгляд. Еще бы он не возмущался! Получить взбучку от женщины, которая к тому же на семнадцать лет моложе!.. – Бьешь беспомощного человека? Это твой способ почувствовать себя сильной? Его голос рокочет как гром. Его жаркий гнев заполняет все пространство гостиной, и я начинаю чувствовать, что мне не хватает воздуха. Да, он беспомощен, но исходящая от него волна злобы заставляет меня отойти к камину. Там я останавливаюсь и, глядя на догорающие в топке поленья, пытаюсь понять, как мне быть дальше. Я отнюдь не собиралась посвящать его в эту часть моего прошлого, но с другой стороны… С самого начала я пообещала себе сделать все, что только будет в моих силах, чтобы заставить его самого надеть петлю себе на шею. 53 Элли Лондонская сырость пробирала до костей, и я до самого верха застегнула молнию куртки, отгораживаясь от этого города с его промозглой, туманной погодой. И все же сырой холод продолжал просачиваться сквозь несколько слоев одежды и проникать под кожу, отчего меня то и дело начинал бить озноб. В Лондоне я прожила всего несколько месяцев, но воспоминание о солнечной северной Калифорнии успело основательно поблекнуть, превратившись во что-то очень далекое, принадлежащее к другой, давней жизни. Я спрятала лицо в накрученный на шею шарф. В Лондоне мне все казалось маленьким и каким-то серым – улицы, дома, люди. Серым было и небо. Иногда, подняв голову, я не могла сказать, что я вижу: настоящее небо или низкие облака. Сырость, серость и скука усугублялись отсутствием Венди. Лондон стал для меня постоянным напоминанием о том, что она осталась на далеком берегу другого океана. По серому тротуару впереди меня шли две девушки. Разговаривая, они наклонились друг к другу; так доверительный разговор сближает тела – плечи соприкасаются, вырывающиеся изо рта облачка пара смешиваются, делая секреты и тайны поистине общими. При виде этой парочки я невольно ускорила шаг, торопясь вернуться домой, чтобы написать Венди пространное электронное письмо, в котором, помимо всего прочего, я хотела условиться о сеансе связи через Ватсап в выходные. Быть может, мы сумеем вместе посмотреть какой-нибудь фильм (каждая на своем берегу океана), обмениваясь комментариями через чат. Не исключено, что мне удастся наконец выяснить, что́ же она от меня скрывает. В том, что Венди что-то скрывает или, точнее, недоговаривает, я не сомневалась – я это просто чувствовала, чувствовала нутром, и какая-то часть меня была этим уязвлена. Но лишь часть. Всем остальным своим существом я чувствовала, что Венди несчастна и что ей отчаянно нужна помощь. Громко хлопнув входной дверью, я взбежала на второй этаж, чтобы поскорее засесть за компьютер. Теперь я лучше понимала всех этих женщин из романов Джейн Остин, которые, ломая руки, бесконечно ждали весточки от любимого или от друга. «Верити?» – Не успела я подняться на площадку, как меня настиг голос Кейт. Даже после стольких лет я не могла называть ее мамой. «Я здесь, наверху». «Не могла бы ты на минутку спуститься?» Я с трудом сдержала вздох разочарования. «Это не может подождать?» «Пожалуйста, Верити, спустись сюда». Ровный тон ее голоса не оставлял никаких сомнений: это не просьба, а требование. Оставив свой рюкзачок на верхней площадке, я повернулась и спустилась в кухню. Кейт сидела за столом, перед ней исходила паром чашка с горячим чаем – она довольно быстро усвоила английскую традицию пить чай вместо кофе. Кейт куталась в свой не по росту большой кардиган и казалась совсем крошечной на фоне огромной, выложенной плитняком викторианской кухни. Одного взгляда на нее хватило, чтобы по спине у меня побежал холодок. Только сейчас я заметила, что веки у нее покраснели, а рука мнет и мнет бумажную салфетку. Еще с полдюжины таких салфеток уже валялось под столом. В первое мгновение я даже подумала, что Кейт опять простудилась (по такой погоде это было совсем не удивительно, скорей – закономерно), но потом заметила, как подрагивают уголки ее губ, и поняла, что ошиблась. «Что-то случилось, Кейт?» – спросила я неожиданно севшим голосом, который прозвучал как тихий хриплый шепот смертельно испуганного человека. «Кое-что случилось. Там, дома…» Она замолчала. Тишина длилась и длилась, и никак не кончалась, словно граница, пролегшая между этой минутой и всей моей остальной жизнью. Мне не хотелось спрашивать, в чем дело. Мне не хотелось это знать, а Кейт не хотелось говорить. Ах если бы только я навсегда могла остаться внутри этой минуты, когда еще ничего не сказано! Ах если бы только я могла растянуть эту минуту на годы, на десятилетия… Но следующие слова Кейт разнесли мои оборонительные редуты вдребезги. «Это насчет Венди…» Это имя тараном ударило меня в грудь, вонзилось между ребрами, выжгло внутренности словно раскаленная сталь. Дело было даже не в имени, а в том, как она его произнесла – запинаясь, почти по слогам. Жгучая боль швырнула меня на свободный стул. Венди, Венди, Венди, Венди… Это имя бесконечно кружило у меня в мозгу, кружило все быстрее, ускоряя сердцебиение и застилая глаза пеленой. Всего пять букв – и я развалилась на части, не в силах ни слышать, ни даже вообразить, что скажет дальше мачеха. «Милая моя…» «Нет-нет-нет-нет-нет!..» – Я повторяла и повторяла это слово, словно укладывая кирпичи в стену, которая должна была оградить, защитить меня от правды, но голос Кейт все равно проникал в щели, как вода просачивается сквозь тончайшие трещины в камне и размывает гору. «Произошел несчастный случай, – сказала Кейт, хотя я по-прежнему продолжала свою бесконечную литанию тщетных отрицаний. – Венди умерла». Умерла.
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!