— Да, наверное, я проверю, будет ли Эш дома… И Элизабет понимает, что никуда они сегодня не пойдут, но не успевает она начать уговаривать Брай, как раздается серия громких резких звуков, отчего стеклянная дверь содрогается, а из яблони с шумом вылетает толстый дикий голубь. — Подожди, Брай, я тебя не слышу, тут что-то… подожди минутку, — говорит Элизабет в трубку. Она выходит в сад, и звуки раздаются снова, сливаясь в сплошной механический стон. Он отдается у нее в голове, словно ей сверлят зубы, и она не может пошевелиться. — Какого черта? — бормочет она, делая несколько шагов в глубь сада, где даже голубое летнее небо, кажется, содрогается от шума. Она слышит, как Брай что-то говорит в телефоне, но не может разобрать слов, так что возвращается на кухню и закрывает за собой дверь. — Это из соседнего дома — от этой новой женщины, Розалин! — кричит Элизабет в трубку. — Может быть, она наводит порядок в саду, — говорит Брай с надеждой в голосе. — Мне отсюда не слышно… Но Элизабет уже не слушает — она несется вверх по лестнице в ванную, распахивает окно и высовывается наружу, чтобы лучше видеть сад Розалин. Вот и она, стоит спиной к Элизабет — в синем комбинезоне, половина лица закрыта защитными очками, которые придерживают собранные в пучок волосы. Обе руки она выставила вперед, как боец кунг-фу, и держит в них тяжелое вращающееся лезвие, а перед ней стоит огромный прямоугольный кусок камня. Элизабет втягивает голову обратно и захлопывает окно. — Она там, блин, видите ли, скульптурой занимается, — сообщает Элизабет в телефон. — О-о, круто, — отвечает Брай. — Нет, не круто, Брай, а ужасно шумно, и она даже не предупредила нас… И вообще-то это опасно. Брай хохочет. — Элизабет, ну она же там не мет варит. Элизабет не слушает Брай, она снова смотрит сквозь стекло. Она видит половину Розалин, лезвие блестит на солнце. Металл визжит, вгрызаясь в камень. Вокруг Розалин вздымается облако пыли, которое украдкой легкий ветерок переносит через стену и оставляет в мире Элизабет. Это гораздо хуже, чем божьи коровки. — Она вообще о других думает? — Да ладно тебе, Элизабет, мне кажется, она удивительная! Уверенная, спокойная, и у нее была такая интересная жизнь… — Ха! Ты так думаешь только потому, что она не хочет детей. — Элизабет, послушай меня… — голос Брай звучит предостерегающе, но Элизабет уже бежит вниз, перепрыгивая через ступени. — Я с ней поговорю насчет всего этого, Брай, перезвоню тебе позже. — Элизабет, прошу, не надо… Но Элизабет уже отключилась и, еще не зная, что именно она скажет, барабанит в дверь дома номер восемь. Отсюда шум доносится приглушенно, но Элизабет все равно сомневается, что кто-то внутри может ее услышать. Дверь открывается в тот самый момент, когда она заносит руку, чтобы постучать еще раз. Она непроизвольно делает шаг назад по плиткам викторианского крыльца, когда дверь открывает тот потрясающий мужчина, который приехал с Розалин. Он молодой, ноги босые, белая футболка оттеняет глубокий загар. В руках он держит кружку, словно вышел из рекламы кофе. — Привет, — говорит он, доброжелательно улыбаясь, точно никуда не спешит и уже привык, что людям нужно время, чтобы прийти в себя. Ей стоило принять душ и немного накраситься. — Чем я могу вам помочь? — спрашивает он с сильным итальянским акцентом, но голос у него напевный и нежный, как густые сливки. Элизабет протягивает руку, выпрямив пальцы; теперь ей есть на чем сфокусировать взгляд. — Я Элизабет, Элизабет Чемберлен из десятого дома. — Я Рафаэль, Рэйф, из восьмого дома. Он держит ее руку так, словно хочет поцеловать, а не пожать. Когда его теплая кожа касается ее руки, это воспринимается как шок, как крошечная супружеская неверность. — Рад познакомиться, Элизабет, — говорит он, отпуская ее руку и делая глоток кофе. — Хотите зайти? Он приоткрывает дверь пошире, и Элизабет мельком видит заставленную коробками прихожую и кухонный стол с горой грязных тарелок и стаканов. — Нет-нет, спасибо. — Рэйф? — голос Розалин откуда-то из глубины дома звучит как песня. Рэйф поворачивает свою красивую голову с черными волосами в ту сторону и что-то быстро говорит по-итальянски. Из прихожей раздаются шаги, и внезапно позади Рэйфа возникает Розалин. Она подняла защитные очки на лоб, и вокруг глаз от них остались круглые следы. Кожа припудрена белой пылью, словно Розалин сама только что вышла из камня. — О, Элизабет, добрый день! Как ваши дела? Она улыбается, и, хотя они не касаются друг друга, Элизабет замечает, как Рэйф поворачивается к Розалин, как он стремится быть ближе к ней. — Хотите зайти? Рэйф только что сварил потрясающий крепкий кофе… — О, нет-нет-нет, спасибо. Я сегодня уже выпила одну чашку. Они оба улыбаются, словно не вполне понимают — всего одну чашку за целый день? Элизабет пытается вспомнить, зачем она здесь? Пожаловаться Розалин на шум и пыль; и на то, что это не по-соседски, а это даже хуже пыли. Но из-за Рэйфа, и его карих глаз и бронзовой кожи она смущается и чувствует себя занудой. — Господи, да что с ними такое? — Розалин смахивает с руки Рэйфа божью коровку. — Они повсюду. По-моему, божьи коровки просто прелесть! — Это не прелесть, а какое-то нашествие, — недовольно замечает Элизабет, когда божья коровка, которую смахнула Розалин, проносится по воздуху, как маленькая заводная игрушка, и садится Элизабет на волосы. Она пытается вытащить ее, но чересчур старается, и волосы запутываются. Розалин и Рэйф смотрят на нее с терпеливым удивлением. Когда божья коровка падает на плитку, Элизабет хочет растоптать ее, но вместо этого вспоминает, зачем она здесь. — Я хотела попросить вас… — она видит, что они ждут продолжения. — Я хотела, чтобы вы знали… Розалин мягко кивает, всем видом показывая, что она слушает. Она что, положила руку Рэйфу на задницу? Очень похоже, но из-за двери Элизабет не может разглядеть. — Что у Клемми — это наша дочь — день рождения в следующий четверг, поэтому прошу прощения, если у нас будет слишком шумно. — О, никаких проблем, — улыбается Розалин. — Сколько ей исполняется? — Семь. Ей будет семь лет, — решительно говорит Элизабет. Затем кивает, сглатывает и добавляет: — Школа как раз закрылась на летние каникулы, так что дети довольно буйные. Розалин и Рэйф ничего не отвечают, и Элизабет снова кивает: — Отлично, спасибо. Прежде чем она неуклюже разворачивается, чтобы уйти, смущенная своей внезапной нерешительностью, Рэйф с сильным акцентом говорит: «Рад с вами познакомиться», — и у Элизабет возникает противное чувство, что как только они закроют за ней дверь, то немедленно начнут смеяться над странной новой соседкой. — Короче, это был полный кошмар. Слава богу, я хотя бы не пригласила их на праздник. Это было бы уже совсем неловко. Джек смеется с зубной щеткой во рту. Элизабет смотрит в зеркало, как он сидит на краю ванны. Она пытается представить, что бы подумала о нем, если бы они не были знакомы и он вот так внезапно появился из-за двери, как Рэйф сегодня утром. Джек, со своими короткими рыжими волосами, бледной кожей и голубыми глазами, за годы улыбок ставшими еще добрее, — полная противоположность Рэйфа, но ведь она все равно нашла бы его привлекательным, так ведь? Джек кашляет, и Элизабет подвигается, чтобы он мог сплюнуть в раковину. В другой вечер она снова попыталась бы завести разговор о деньгах, но сегодня ей не хочется. Ей хочется, чтобы Джек тоже разозлился на Розалин. — Ну и самое главное, что Розалин встречается — или как минимум спит — с этим парнем, который ей в сыновья годится! Джек вытирает лицо полотенцем и отходит от раковины, позволяя Элизабет снова занять ее место перед зеркалом. Она замечает, что он не смыл то, что сплюнул. Сегодня утром она начистила эту раковину до блеска. Как же быстро все пачкается и становится не таким аккуратным. — Чего ты так бесишься? Я думал, тебе понравится эта история: пожилая женщина заводит отношения с красивым Рэйфом… — Я не бешусь, Джек! Мне кажется, она производит впечатление… Не знаю, довольно одиозной женщины. Несколько бутылочек ополаскивателя для рта и антисептика выпадают из шкафчика, когда Джек достает зубную нить; Элизабет отмечает про себя, что во время следующей уборки надо будет их переставить. — А что значит «одиозная»? Я всегда притворялся, что знаю, но на самом деле нет, — задумчиво говорит Джек, садится на край ванной, так что на животе появляются мягкие складки, и начинает чистить зубы нитью. — Ну такая… легкомысленная, фривольная. — Ты считаешь ее легкомысленной, потому что у нее молодой любовник? — Да нет же, не поэтому, а просто… она… все время болтала с Роу на барбекю и… я не думаю, что мы все должны страдать из-за ее чертова искусства. — Брай тоже много с ней болтала, что она о ней думает? — Брай как безнадежно влюбленный подросток, чего еще от нее ожидать. Элизабет поворачивается к раковине и умывается. — Ну, признай, что в ней есть что-то притягательное, а?