Поиск
×
Поиск по сайту
Часть 3 из 41 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Спустя несколько минут Элизабет выносит рыбу, запеченную с картофелем, а Макс и Чарли следуют за ней с тарелками и приборами. Их шнурки волочатся по земле, а одежда после дня, проведенного в школе, выглядит ужасно неопрятно. Чарли кричит: «Привет, тетя Брай!», Макс машет рукой. Вскоре появляется Эш. Он кладет руку на плечо Брай и целует ее, подливает женщинам вина и до краев наполняет свой бокал. Брай открывает для взрослых пачку чипсов, а Клемми, пока Элизабет ходит за водой, осторожно пристраивает Ромашку под стол к себе на колени. — Как там ваша йога? — интересуется Эш, занимая место рядом с женой, пока Элизабет усаживает Альбу на подушку. Макс и Чарли начинают спорить о каком-то матче по крикету в Вест-Индии, а девочки тайком кормят Ромашку картофельным пюре. — Старая безумная Эмма снова распевала «ом-м» громче всех? — спрашивает Элизабет, через голову стягивая фартук. — Макс, будь добр, локти со стола. Макс закатывает глаза и на пару миллиметров приподнимает локти над столом. Чарли хихикает, но с опаской смотрит на Элизабет, которая села напротив Брай и Эша. Ей достаточно посмотреть на старшего сына и приподнять брови, чтобы он послушно убрал локти со стола. — Вообще-то, ее не было. Кажется, она неважно себя чувствует, — отвечает Брай. — О, неужели у нее разыгралась какая-нибудь чакра? Она у меня в черном списке: вызвалась проанализировать местные инициативы по ограничению скорости транспорта, и с тех пор от нее ни слуху ни духу. Хотя я не удивлена. — Разве она когда-то была у тебя в белом списке, Элизабет? — Брай старается, чтобы это не прозвучало так, будто она поддерживает Эмму: Эш и Элизабет обожают высмеивать хипповых друзей Брай. Элизабет кивает: — Тоже верно. — Я ее видел вчера в «Уэйтроузе», — говорит Эш, протягивая руку за чипсами. — Я был возле сыров и даже оттуда слышал, как в веганском отделе бренчат ее бусы, и колокольчики, и вот это все, что на ней. Я сделал вид, что не заметил ее, но она меня все-таки сцапала. — Клемми, съешь, пожалуйста, немного рыбы, — отвлекается Элизабет и снова возвращается к разговору. — Боюсь, Эши, в Фарли ты от нее не спрячешься. Только Элизабет позволено называть его «Эши». — А то я, блин, не знаю, — отвечает он. Элизабет хмурится: Эш выругался в присутствии детей — но ни он сам, ни дети этого не замечают. — Я никогда не привыкну к случайным встречам. Вообще не понимаю, зачем люди на улице заводят эти дурацкие неловкие беседы ни о чем, если можно просто кивнуть друг другу или там, не знаю, помахать. Серьезно, если я захочу с вами увидеться, я напишу сообщение и договорюсь о встрече, но зачем останавливаться и говорить о погоде просто потому, что мы живем рядом и случайно шли по одной стороне улицы? Не понимаю. Лицо Элизабет уже явно выражает недовольство Эшем, она качает головой и говорит: — Это называется жизнью в обществе, Эши. — Нет, это называется чертовой тратой времени. Элизабет продолжает, не обращая внимания на его слова: — Это называется знакомиться с соседями, быть ответственным, заботиться друг о друге. Эш морщит нос в притворном отвращении: — Не, это не для меня. — Как говорится, можно вывезти парня из Северного Лондона, но Северный Лондон из парня уже не вывезешь. — Аминь. Коли появились в Фарли два года назад, покинув дорогой сердцу Эша Северный Лондон, где его престарелые родители так и живут с тех пор, как пятьдесят лет назад переехали в Англию из Нью-Дели. Эш прожил в Лондоне сорок пять лет, но согласился уехать, потому что Брай поклялась, что их дочь будет дышать чистым воздухом, у Эша будет меньше поводов для стресса, а рядом будут жить люди с похожими взглядами. Эш сменил костюм на шорты и шлепанцы, отрастил бородку, больше седую, чем черную, а его старые солнечные очки словно приросли к голове надо лбом. Еще до переезда он продал свою интернет-компанию, занимавшуюся цифровым маркетингом, которую он строил десять лет и которая стоила ему первого брака. Он лишь в общих чертах может рассказать о первых годах жизни двух своих сыновей, словно приходится им добрым дядюшкой, а не отцом. Когда брак с первой женой, Линетт, распался, Эш женился на своей работе, а все остальное послал к чертям — он станет зарабатывать кучу денег, будет покупать лучшее, а сотрудники будут его бояться. Жить он будет исключительно в центральной части Лондона и встречаться с женщинами лишь затем, чтобы заставить других мужчин ревновать. Это будет жизнь без страсти, зато стабильная. Но все пошло наперекосяк, когда однажды на корпоративе в его жизнь ворвалась Брай со своими длинными темными волосами и шоколадными глазами. Он обещал ей — точнее, клялся и плакал, — что никогда-никогда больше не поставит работу выше всего остального. Поэтому его не пришлось долго убеждать переехать в Фарли, который понравился им обоим, после того как они несколько раз побывали в гостях у Чемберленов. Дети Чемберленов уже закончили есть, но они знают, что нужно подождать Альбу, прежде чем им дадут фруктовый салат. Три пары глаз смотрят, как Альба запихивает последние кусочки картошки и рыбы в рот, со звоном кладет вилку на тарелку и хлопает в ладоши. Чарли уносит тарелки на кухню и возвращается с десертом. Макс запускает ложку в салатницу, чтобы наполнить маленькие миски, и Чарли бьет его по руке: — Он же знает, что это я люблю делать! — вопит он, обращаясь к маме. Театрально вздохнув, Элизабет говорит: — Макс, ты знаешь правило: кто убирает со стола, тот и накладывает сладкое. Не расстраивай брата. Воцаряется мир, дети склоняются над своими порциями, и тут в дверях кухни появляется высокая фигура и раздается голос Джека: «Сюрприз!» Из-за стола раздаются крики «Папа!», и вот уже Джек, звучно перецеловав всех четверых, останавливается, чтобы тайком быть представленным Ромашке, а Элизабет, взглянув на часы, замечает: — Ты сегодня рано. Щеки Джека едва заметно розовеют, но он ничего не говорит. Теперь он демонстративно целует всех взрослых — даже Эша в обе щеки. Чарли и Макс хохочут. Эш наливает приятелю вина, и Джек тянет галстук, чтобы ослабить узел. Нет, он еще не готов сесть, энергия так и бурлит в нем. Брай предлагает ему чипсы, но Джек качает головой и похлопывает себя по едва начавшему округляться животу.
— Нет, спасибо, плотно пообедал. Джек работает в Лондоне на китайскую строительную компанию, что Брай всегда казалось несовместимым с его пижонским видом и обходительными манерами. Эш считает, что китайцы именно поэтому его и наняли. («Они его охренеть как любят — он их рыжий Хью Грант».) — Много работы? — спрашивает Элизабет, потянувшись за чипсами. — Как всегда, — отвечает Джек, не глядя жене в глаза. — Так вот, значит, чем ваша дружная компания тут занимается! Попиваете вино на солнышке, пока я вкалываю? — Все так, приятель, все так, — говорит Эш, откидывается на спинку скамейки, опускает на глаза солнечные очки и одной рукой обнимает Брай за плечи. Элизабет хохочет, как будто предположение Джека — самая нелепая вещь, которую она слышала, и пускается в рассказ о том, как прошло совещание в городском совете. — Так что нам придется заполнить еще одну форму, о которой раньше никто не упоминал. Это так на них похоже!.. Элизабет рассказывает, а Брай прислушивается к ощущению теплой руки Эша на плече и пытается вспомнить, когда в последний раз приходила домой, полная энергии и энтузиазма, которые дарит работа. Когда они с Эшем познакомились, она была продюсером документальных фильмов, работала над «социально значимыми репортажами для среднего класса», как называл их Эш, хотя на самом деле имел в виду «довольно дерьмовые фильмы, снятые скрытой камерой». Она делала передачи о незаметной для посторонних глаз работе медсестер, о жизни в тюрьмах и вместе со знакомым режиссером основала собственную компанию, «Пул Продакшн»… и вдруг обнаружила, что беременна. Коллеги узнали об этом, когда Брай разрыдалась, отказавшись от бокала шампанского во время празднования их первого заказа — документалки о работниках метро, которую должны были показать в три часа дня в воскресном эфире. Брай была на восьмом месяце, когда начались съемки, и на первой неделе девятого месяца, когда окончательно смирилась с тем, что фильм не закончит. Если бы они остались в Лондоне, она могла бы потом вернуться к работе, но «Пул Продакшн» теперь процветает, и должность Брай кому-то отдали. Сначала Брай была поглощена отношениями с Эшем: переездом из Лондона, Тео и Брэном (его сыновьями от первого брака), Альбой и даже выбором плитки в прихожую и работой в саду. После того как они прожили в Фарли несколько месяцев, она попыталась отдать Альбу в ясли, заявив, что хочет преподавать йогу. Но Альба так плакала, когда Брай, собравшись с духом, радостно махала ей на прощание, что потом Брай весь день была как на иголках и, изучая дыхательную гимнастику и медитацию, думала только о том, как зареванная Альба сидит, забившись в угол, и никто не обращает на нее внимания. Брай решила, что йога подождет, а она все силы бросит на то, чтобы стать супермамой. Она будет сидеть с Альбой, научится вкусно готовить, будет играть с дочерью в развивающие игры и вязать крючком. Но супермамой она так и не стала; во всяком случае, пока. В последний год, особенно когда Альба начала ходить в детский сад, свободное время стало казаться Брай бременем, а не благом. Она давно заметила, что тратит на такие простые вещи, как нарезать бутерброды или оплатить счета, в три раза больше времени, чем Элизабет. Кажется, будто время утекает сквозь пальцы, беспорядочно и неудержимо. И она заметила, что с Эшем творится то же самое. Жизнь обвисает вокруг него, будто складки кожи. Он руководил перепланировкой и отделкой их нового жилища, а теперь несколько раз в неделю консультирует клиентов из дома — и они слишком много времени проводят вместе. В этом и заключается их проблема. Эш убирает руку с ее плеча и подергивает короткую седую бородку — признак того, что он чувствует себя не в своей тарелке. Возможно, догадывается, о чем она думает. Он встает из-за стола, и Альба, хохоча, заставляет его съесть полную ложку салата. Клемми просит у Элизабет разрешения выйти из-за стола и забирается на колени к отцу. Макс в шутку пинает Чарли под зад, пока они уносят на кухню пустые миски, а потом они с криками мчатся к своим воротцам для крикета. Когда мальчишки убегают, Альба просит добавки десерта и, отпихнув Эша, тихо сидит, сосредоточенно качая головой. Жуя кусочки апельсина и банана, она напевает только что сочиненную песню. Брай замечает, как Элизабет бросает быстрый взгляд на Альбу. Если бы Альба была дочкой Элизабет, та велела бы ей не петь с набитым ртом, но Брай перехватывает ее взгляд и без слов напоминает ей, что они договорились с уважением относиться к чужим методам воспитания детей. Они занимаются этим вот уже двадцать лет: признают, что между ними есть разница, обсуждают ее настолько подробно, насколько это возможно, а затем, как благородные рыцари, опускают мечи и спокойно расходятся. — Тетя Брай, сюда, маленькая Альба, быстрее! Смотрите — у Ромашки появилась семья! Клемми стоит у яблони в дальнем конце сада. Альба набирает в грудь воздуха, сжимает кулачки и со всех ног бежит туда. Брай идет за ней следом, чувствуя, как прохладна трава под босыми ногами и как тепло у нее на душе. «Да, вот оно, — думает она, — вот оно, мое счастье». И чувствует, что вся ее жизнь — это одно радостное мгновение. 2 июля 2019 года На часах 00:23, и Элизабет никак не может заснуть. Как обычно, она перепробовала все способы, о которых читала: за час до сна убрала телефон и ноутбук, надушила подушку лавандой, составила список дел на завтра, чтобы не держать их в голове, — но сна ни в одном глазу, и она лежит, уставившись в темноту. Конец года в школе — это всегда кошмар. Элизабет приходится самой посещать все спортивные мероприятия и спектакли, потому что днем Джек на работе. А еще нужно организовать день рождения Клемми, который приходится на следующий день после окончания школьного года. В такое время жизнь Элизабет похожа на бесконечный список дел, который она пополняет, даже когда пытается уснуть. Джек ритмично похрапывает рядом, и Элизабет все время кажется, что он хвастается, как ему приятно спать и как хорошо ни о чем не думать. Она понимает, что он ни в чем не виноват, и она должна быть довольна, что хотя бы один из них не будет с утра весь на нервах; но почему хотя бы изредка это не может быть она? Тяжело вздохнув, она выбирается из кровати. Похоже, эту битву она проиграла. Дверь закрывается за ней с резким щелчком, но это не важно. Джека ничто не разбудит. * * * Спустившись вниз, Элизабет заваривает ромашковый чай и усаживается за старый дубовый кухонный стол, сдвигая миски и ложки в сторону: перед сном она всегда накрывает стол к завтраку. Ночью кухня выглядит лучше: не так заметны царапины на мебели и налет вокруг раковины. Джек говорит, что нет смысла делать ремонт, пока дети маленькие, но Макс уже почти подросток, а плинтусы, несмотря на все усилия Элизабет, все еще украшены его младенческими каракулями. Все дело в деньгах: если не считать волонтерства, Элизабет не работала с рождения Клемми, а Джек уже четыре года не получал прибавки к зарплате. Они смогли купить дом только благодаря деньгам, которые Элизабет унаследовала семь лет назад, когда ее отец скоропостижно скончался от аневризмы. Нужно еще раз поговорить с Джеком, и на этот раз он не должен уйти от разговора, бормоча что-то о долгосрочных последствиях финансового кризиса. Иногда, когда не удается заснуть, Элизабет представляет себе, сколько она зарабатывала бы, если бы осталась на работе, а Джек сидел с детьми. Раньше она работала адвокатом, представляла интересы медиакомпаний. Вполне возможно, что сейчас она была бы уже старшим партнером и получала в месяц приятную шестизначную сумму. Но она не хочет возвращаться: за семь лет, прошедших с ее ухода, сфера медиа сильно изменилась; кроме того, она была несчастлива, когда вышла на работу после рождения Чарли. Каждый день ездить в Лондон и обратно, постоянно отпрашиваться пораньше, бесконечно извиняться за то, что у ребенка заболел живот или к ним не смогла прийти няня… Она выматывалась на работе и выматывалась дома. Она чувствовала, что не справляется ни как мать, ни как специалист, — у многих так, она это знала, но Элизабет просто не могла позволить себе не справляться. Это противоречило ее внутреннему кодексу. Если говорить начистоту, это и стало одной из причин, почему они завели третьего ребенка. Клемми стала причиной — самой лучшей причиной, — чтобы остаться дома. Оставить работу ради троих детей было уже не так стыдно; Элизабет приняла решение считать это проявлением благородства и заботы о семье с ее стороны. Когда Клемми было несколько недель, у нее начались судороги, и это лишний раз подтвердило, что Элизабет нужна дома. Пока Клемми не исполнилось три года, трудно было оставить ее даже с Джеком, даже на несколько минут. Элизабет была уверена, что, стоит ей отвернуться, как глаза дочери закатятся, а маленькое кукольное тельце начнет неестественно трястись. Кожа резко покраснеет, а изо рта пойдет пена, как во время химической реакции. Элизабет жалеет, что у нее мало счастливых воспоминаний о первых месяцах жизни Клемми. Она помнит лишь страх, давящий, удушливый страх за себя и за малышку. Элизабет включает ноутбук, открывает сайт «Би-би-си спорт» и забивает в строку поиска название теннисного лагеря Чарли, чтобы внести оплату (еще одна вещь, которую она забыла добавить в список дел), и тут ее внимание привлекает новостной заголовок. На фото — маленькая девочка с широкой улыбкой и пухлыми щечками. У Элизабет сжимается сердце, когда она читает то, что написано над фотографией: «Смерть Марты не должна быть напрасной». Она знает, что не должна этого делать, но не может не щелкнуть по ссылке, чтобы прочитать всю статью. Ее написал отец Марты, Марк Кленси, и она о том, как его дочь умерла от менингита за несколько недель до запланированной прививки КПК. У Марты немного поднялась температура, мать уложила ее в постель и дала парацетамол. Девочка проспала тринадцать часов. А потом проснулась и начала кричать. Ей ампутировали все конечности, но этого оказалось недостаточно, чтобы ее спасти. Элизабет зажимает рот рукой, потом начинает грызть ноготь указательного пальца, не прекращая читать. «Ее красная курточка до сих пор висит на вешалке у двери. Не думаю, что когда-нибудь смогу убрать ее оттуда». Под статьей ссылка на еще один текст, который Элизабет не нужно читать, — таких в последнее время очень много, и все они почти об одном и том же: процент вакцинированных опускается ниже порога, необходимого для формирования коллективного иммунитета, повышается риск для пожилых людей и людей с ослабленным иммунитетом, обсуждается вопрос о том, чтобы сделать прививки в школе обязательными. Элизабет вглядывается в фотографию Марты. У нее такие же ямочки на щеках, как и у Клемми. Сердце сжимается, пальцы стиснуты в кулак. Перед тем как Клемми пошла в детский сад, Элизабет поговорила с каждой няней и с каждым воспитателем и попросила удостовериться, что остальные дети привиты, поскольку Клемми нельзя вакцинировать из-за приступов. Большинство отнеслись с пониманием, однако некоторые отказались обсуждать это, а кто-то повел себя враждебно, словно Элизабет оскорбила их своей просьбой — как если бы спросила, сколько денег на их банковских счетах. Элизабет знала, что в Фарли уровень вакцинации особенно низкий, и когда Клемми пошла в «Неттлстоун», она встретилась с директором, мистером Патерсоном. Он четко дал понять, что не может никого принуждать, однако разослал всем родителям электронное письмо с просьбой «подумать о будущем и всерьез рассмотреть вопрос» о вакцинации своих детей. Это одна из причин, по которой Элизабет так много времени уделяет всему, что связано со школой и местным обществом: если ее семью будут знать и, возможно, любить, то уж наверняка люди примут правильное решение? У Клемми не было приступов уже несколько лет, она бегает быстрее и может постоять за себя лучше, чем любой другой почти семилетний ребенок, — во многом благодаря Максу и Чарли. Она энергичная счастливая девочка, и Элизабет расслабилась, как будто ее дочь уже достигла некой неизвестной цели и теперь в полной безопасности. Но статья о Марте напоминает Элизабет, что Клемми вовсе не в безопасности. Она и не будет в безопасности, пока Элизабет этого не добьется. И в тусклом свете раннего утра она начинает новое письмо: Всем привет! Мы очень рады пригласить вас 18 июня отметить первый день летних каникул и день рождения Клемми, ей исполнится семь лет. План такой: дети объедаются сладостями и весь день скачут в надувном замке, а родители пьют вино и присоединяются к ним. Она приписывает в конце «пока кому-нибудь не станет плохо» и тут же удаляет: выглядит не очень. Как вы знаете, когда Клемми была маленькой, у нее часто случались судороги, и она сильно болела. Поэтому ей нельзя делать прививки, и мы должны быть суперосторожными, особенно когда в новостях рассказывают такие страшные вещи. Я прошу вас, как родителей лучших друзей Клемми, подтвердить, что ваш ребенок был своевременно привит. Если вы решили не прививаться, мы уважаем ваш выбор, но, к сожалению, считаем, что вам лучше не приходить на праздник, и будет здорово, если впоследствии мы ограничим наши близкие контакты. С нетерпением ждем вашего ответа! С любовью и благодарностью, Джек и Элизабет
Перейти к странице:
Подписывайся на Telegram канал. Будь вкурсе последних новинок!