— Нет… В смысле, да! Отлично! Она протягивает Розалин руку. Та просто держит ее, не тряся вверх и вниз. От новой соседки исходит тепло, она наклоняется и целует Брай в обе щеки. Она пахнет лимоном и еще слегка — или Брай просто кажется? — будоражащим ароматом секса. Все еще держа Брай за руку, Розалин спрашивает: — Это не вас мы с Рэйфом видели в то утром, когда приехали на фургоне? Розалин отпускает руку Брай. — Ах да, простите, я не подошла поздороваться. Мне нужно было отвести дочку в школу — в дошкольную группу, ей только четыре, — так что мы немного спешили. — Не переживайте! Мы тоже были поглощены своими делами. Брай столько всего хотела бы спросить, но лишь произносит: — Ну-у, да. Вы выглядели занятыми. Розалин улыбается, а Брай краснеет. В этой женщине есть что-то притягательное, и Брай хочется узнать о ней все. Брай тянет к ней так глубоко и неуловимо, что невозможно описать это словами. — Простите, Розалин, проходите, пожалуйста. Брай показывает дорогу на кухню, где пунцовая Шарлотта все еще энергично трясет банку со своей заправкой для салата. — Здравствуйте, — Шарлотта перекладывает банку в левую руку, чтобы протянуть Розалин правую. — Шарлотта. Руку она держит жестко, пальцы вытянуты как солдаты по стойке «смирно», ноги напряжены и слегка расставлены. Шарлотта вспыхивает от удивления, когда Розалин целует ее в обе щеки, улыбается и, глядя в глаза, говорит: — Я Розалин. Мы недавно поселились в соседнем доме. Шарлотта кивает так, будто она на деловом совещании, и это та самая новость, которую она хотела услышать от подчиненного. — Вы живете в Фарли, Шарлотта? Та фыркает и снова начинает трясти заправку. — Слава богу, нет. Здесь для меня слишком тихо. Но я каждый год приезжаю на барбекю к Элизабет, правда, Брай? Мы старые школьные подруги. Брай хочет уточнить, что Шарлотта имеет в виду себя и Элизабет, а не себя и Брай, но Розалин уже выходит в сад и знакомится с Джеральдом, который восклицает «Скульпторша!» и тут же начинает говорить на ломаном итальянском. Розалин смеется вместе с ним, будто он ее старый и близкий друг. Внезапно раздается тонкий визг, а затем громкий плач, и Брай бросается в сад. Она по голосу понимает, что это не Альба, но ей нужно увидеть дочь, чтобы успокоиться. Она с облегчением выдыхает, когда видит, что Альба на другом конце сада ползает под старой скамейкой, притворяясь щенком. Роу несется по лужайке с Лили на руках. Клемми бежит рядом, пытаясь объяснить, что произошло. Элизабет вскакивает из-за стола и устремляется к Роу и Лили, которая плачет, свернувшись калачиком на руках у мамы. Элизабет сперва смотрит на Клемми — как и Брай, ей нужно убедиться, что ее малышка в безопасности, — а затем на босую ногу Лили. Вопли Лили становятся громче, и Элизабет впереди всех бежит на кухню. — Аптечка! — кричит Элизабет на всю кухню, вбегает в кладовку и через секунду возвращается с зеленой пластиковой коробкой, как будто собирается играть в доктора. — Брай, можешь развести для Лили сироп из бузины и достать из холодильника меренгу? Сахар поможет справиться с шоком. — Да, да, конечно. Брай, довольная, что у нее есть дело, направляется к кухонному шкафчику за бутылочкой сиропа. Входит Роу с Лили на руках. Лили прячет лицо от всего мира, уткнувшись Роу в шею; Роу что-то шепчет ей на ухо и крепко прижимает ее ножку. Сквозь пальцы капает кровь. Элизабет указывает Роу на стул. — Что случилось? Брай не успела заметить, когда к ним присоединилась Розалин — за столом она вместе с Элизабет вскрывает пакетики с антибактериальными салфетками, она уже одна из них. — Они играли в пиратов, — объясняет Роу. — Клемми оторвала от сарая кусок доски, чтобы они могли отправлять пленников на дно, и бедная Лили наступила на гвоздь — я не заметила, что он торчал в доске. Лили вопит, когда Роу убирает руку с ноги. Брай гладит Лили по голове, а Элизабет, что-то успокаивающе приговаривая, начинает вытирать дрожащую ножку. Брай ощущает внезапный порыв единения с другими женщинами, этакий момент материнской солидарности: одному из детей больно — и как будто больно всем их детям. Все остальное неважно; вместе они успокоят Лили и помогут ей. Они быстро останавливают кровотечение; рана маленькая, но глубокая. Они тщательно обрабатывают ее, и Элизабет с помощью Розалин забинтовывает ногу. Элизабет убеждается, что Лили может пошевелить всеми пальцами, и девочка понемногу успокаивается настолько, что между всхлипами может пить сладкий напиток и грызть меренгу. Ее усаживают на диван в детской с еще одной порцией меренги, подкладывают под ногу подушки, и Роу включает ей мультики. Клемми и Альба украдкой разделяют с ней угощение. Вернувшись на кухню, Элизабет ставит чайник, и Розалин спрашивает у нее: — Вы врач? — Кто, я? — Элизабет притворяется удивленной, но Брай видит, что вопрос ей льстит. — Господи, нет, я жутко боюсь крови и вот этого всего. — А по-моему, вы превосходно справились. Как профессионал. Элизабет роется в кухонном шкафчике и достает заварочный чайник. Она старается не улыбаться. — Она закончила столько курсов, что теперь, наверное, знает больше некоторых докторов, — вклинивается Брай. Элизабет скромно качает головой, хотя ее улыбка становится все шире. — Слишком сильно сказано, — говорит она Брай, а затем вновь обращается к Розалин: — Мне пришлось пройти несколько курсов, вот и все. И добавляет уже тише: — Клемми в младенчестве была такой болезненной… Я хотела быть готовой, если дела пойдут совсем плохо. Часто так и случалось… Роу возвращается из детской, и Элизабет поворачивается к ней: — Я сделаю тебе чаю. Роу с благодарностью улыбается, но качает головой: — Спасибо, но я лучше выпью еще вина. — О да, конечно, — помолчав, Элизабет выключает чайник. — Я просто подумала, что чай будет лучше, раз ты собираешься садиться за руль. — А зачем мне за руль? — Ну, отвезти Лили в больницу, сделать прививку от столбняка. Элизабет говорит это как что-то очевидное, будто не может поверить, что должна объяснять. Роу отводит глаза, и в наступившей тишине Брай чувствует, как они снова отдаляются друг от друга. — Она в порядке, Элизабет, ей не нужно в больницу, — говорит Роу, усаживаясь на один из старых дубовых стульев. Брай передает Роу свой бокал с вином и чувствует на себе взгляд Элизабет, но не смотрит на нее. Элизабет вновь поворачивается к Роу и говорит, слегка прищурив глаза: — Ей нужно сделать укол против столбняка, Роу. Гвоздь, который проткнул ей ногу, был ржавый и очень старый. — Элизабет… — мягко вмешивается Брай. Элизабет переводит глаза на Розалин, ища поддержки, которую не видит от Брай. Но Розалин уже отошла в сторону. — Если у нее появятся какие-то признаки лихорадки или инфекции, я сразу отвезу ее к Эмме, чтобы она дала Лили гомеопатические препараты. Элизабет громко выдыхает. — Люди все еще умирают от столбняка, — вполголоса говорит она. Ответный взгляд Роу говорит Элизабет: «Заткнись». — Столбняк не заразен, Элизабет, — говорит она сквозь зубы. — Я знаю, что не заразен, — Элизабет говорит отрывисто, ее голос становится выше. — Тогда что ты так распереживалась? Элизабет качает головой, прежде чем ответить: — Потому что — веришь ты или нет, Роу, — я забочусь не только о своих детях. Брай встает из-за стола. — Ну, все-все, это уже слишком. Элизабет, Роу, конечно же, будет внимательно следить за Лили. Малейший признак заражения — и они сразу поедут к доктору, так ведь, Роу? Роу делает большой глоток вина и кивает, поднимая руку к небу для пущей убедительности. — Господи, ну конечно! Я же всегда слежу за ее здоровьем! К счастью, Роу в этот момент не видит, как скептически приподнимается бровь Элизабет, будто Роу — самая большая лицемерка, которую она видела. Брай кладет руку Роу на плечо, давая понять, что она не одна. — Слушайте, дети вроде бы довольны, а я еще не доела свой великолепный бургер. Как насчет того, чтобы вернуться к еде? — Розалин говорит так, словно уже присутствовала при подобных сценах и привыкла обезвреживать гранаты, которые женщины швыряют друг в друга. Наступает хрупкое перемирие. Роу обнимает Элизабет одной рукой и говорит: