— Спасибо за помощь, Элизабет, я очень тебе благодарна. Элизабет тоже обнимает Роу: — Без проблем, всегда готова помочь. Брай замечает, как быстро они прерывают объятие и выходят в сад. Брай делает себе бургер, берет вино и идет за тот конец стола, где сидит Розалин. Она садится на траву, недалеко от Розалин, занятой своим бургером. Если бы Брай сидела с Роу, она не стала бы брать мясо: препирательства испортили бы ей аппетит. Розалин улыбается, когда замечает Брай, и перекидывает ноги через скамейку, чтобы сидеть лицом к лицу. Брай виновато улыбается: — Простите, там все вышло как-то напряженно. Розалин пожимает плечами: — Вам не нужно извиняться. Бедняжка Лили, ей было очень больно. — Я насчет спора о том, ехать ли в больницу… Розалин кивает. Она не могла не заметить этого напряжения, думает Брай, но выражение лица новой соседки остается безучастным. Брай, осмелев от вина, продолжает говорить. — Просто у Роу и Элизабет разные точки зрения, понимаете, и иногда из-за этого возникают сложности. — Сложности всегда возникают, когда у людей разные взгляды на воспитание детей. Я запомнила это с тех пор, как у моих друзей были маленькие дети. — А, так у вас самой нет детей? — Брай пытается говорить беспечно, но у нее не выходит. — Честно говоря, у меня никогда не было материнских амбиций, как у других женщин. Мне нравятся чужие дети, я обожаю своих племянников, но я никогда не видела себя в роли матери. Так что, когда мои друзья начали активно заводить детей, я уехала в Италию учиться скульптуре. Розалин отправляет последний кусок бургера в рот и вытирает губы салфеткой. Бургер Брай застывает на полпути между тарелкой и ртом. — Вы учились скульптуре в Италии? Розалин кивает. — Да, а потом я влюбилась и не могла даже думать об отъезде, поэтому решила остаться и жила недалеко от Флоренции, девятнадцать лет… Не закончив, Розалин поднимает голову вверх: за спиной у Брай появилась Роу. — Привет, девочки, вы не против, если я к вам присоединюсь? «Да еще как против!» — думает Брай, но Роу уже садится, и Брай вынуждена подвинуться, чтобы освободить ей место. — Как Лили? — спрашивает Розалин, с неподдельной заботой склоняясь к Роу. — О, она в порядке, очень довольна, что может посмотреть мультики: у нас дома нет телевизора, так что для нее это особое удовольствие, — сообщает она с заметной гордостью в голосе. «Ага, а как насчет ваших трех айпадов?» — ехидно думает Брай. — Я, правда, все еще на нервах от всего этого, — Роу озирается, нет ли поблизости Элизабет, и продолжает: — Что вообще Элизабет о себе возомнила? Вся эта ерунда про столбняк! Дичь какая-то. Фуу, Брай, ты что, ешь бургер?! Роу делает такое лицо, словно от одного слова «бургер» у нее во рту возникает неприятный привкус. Она отодвигается от Брай, а та, стараясь подражать Розалин, не обращает внимания и откусывает еще. Но теперь, в присутствии Роу, мясо отдает кровью, будто оно еще живое. Она бросает оставшуюся половину бургера на тарелку и с трудом проглатывает последний кусок. — Я вот о чем, — продолжает Роу. — Я знаю, что у нас с Элизабет разные взгляды, и я ее уважаю, серьезно, но я считаю, было бы круто, если бы она отвечала мне тем же и уважала мой выбор: не вкалывать моему ребенку вредные металлы и бесполезные токсины. Понимаете, о чем я? Роу пристально смотрит на Розалин, которая опускает глаза на свой бокал, а затем говорит: — Я, конечно, верю в принцип «мой ребенок — мой выбор», но… — Да! Именно об этом я и говорю: мой ребенок — мой выбор. Роу улыбается. Она переводит взгляд с Розалин на Брай и обратно: — Знаете, Стив — это мой партнер — недавно прочитал статью о том, что собираются ввести обязательную прививку от ветряной оспы. От ветрянки, представляете? Это как? Она же вообще не опасна! Конечно, это все ради денег, фармацевтические компании зарабатывают на одной вакцине миллиарды долларов в год. Громкий крик вырывается из маленького ротика и проносится через весь сад. — Мама, мамочка! — кричит Альба. Брай достаточно одного взгляда на свою извивающуюся дочь, чтобы понять, что та вот-вот описается. Или это уже произошло. Она ищет глазами Эша, но тот занят — в очередной раз подливает всем вина. — Уже иду, Альб! — кричит она в ответ и неохотно поднимается. Улыбается Розалин и на короткое мгновение испытывает вину за то, что завидует свободе этой немолодой женщины. Роу увозит Лили домой, как только Элизабет заканчивает раскладывать меренги, ягоды и взбитые сливки. Элизабет не просит Роу остаться, а Роу не усердствует с прощальными благодарностями. Брай выносит несколько мисок с пудингом в сад — для Джеральда, Криса и Джейн, которые все еще сидят вместе за одним концом стола. Элизабет садится напротив Брай, рядом с Шарлоттой, а остальные как попало втискиваются за недостаточно большой стол. Брай приятно, что Розалин сидит близко. Все едят сладкое, и некоторое время стоит тишина. Затем Шарлотта обращается к Элизабет — слишком громко, чтобы это можно было принять за личный разговор: — Что произошло на кухне, когда маленькая девочка поранила ногу? Я хотела зайти, но, судя по звукам, там было небезопасно. Брай наблюдает, как ее подруга оглядывает присутствующих, проверяя, все ли здесь свои, и, убедившись, что она в безопасности, делает глоток вина и произносит тихим голосом, словно не должна была этого говорить: — Роу — антипрививочница, она наотрез отказалась везти Лили на укол от столбняка. — Да ладно! — восклицает Джейн, а остальные охают. — Да-да, — Элизабет качает головой, — я пыталась поговорить с ней, но она уперлась и все. Эш под столом убирает руку с колена Брай. — Так что же, Лили вообще не привита? — Шарлотта, как всегда, говорит слишком громко. Элизабет собирается ответить, когда Джек, тихий мирный Джек, перебивает свою жену. — Нет-нет, они делали какие-то прививки, так ведь, Брай? Лучше бы Джек не втягивал ее в это. Теперь все смотрят на нее и ждут, что она скажет. — Лили заболела после одной из прививок, не помню после которой. У нее была очень высокая температура, и ничего не помогало. Тогда Роу обратилась за помощью к Эмме — это наш местный гомеопат, — поясняет Брай для Розалин. — Эмма посоветовала ей белладонну, и наутро Лили стало лучше, так что теперь они с опаской относятся к прививкам, но да, мне кажется, большинство из них у Лил есть. Очень вкусная меренга, Элизабет, это из той новой… Но Элизабет перебивает ее, будто не слышит похвалу: — Брай, ты забыла упомянуть, что всезнающий Стив прочитал пару постов в соцсетях и решил, что знает больше, чем миллионы экспертов, использующие информацию сотни лет научных исследований. — Да ладно тебе, Элизабет! Дело же не в… Но Шарлотта говорит громче, чем Брай: — Простите, но в моем понимании все, кто не прививает своих детей, — чертовы идиоты и совершенно не заботятся о своей семье. Гигиена и обязательная вакцинация — это единственный путь прогресса, если вам интересно мое мнение. — Да кому оно интересно, — говорит Брай, но так тихо, что ее слышит только Эш. За другим концом стола Джейн, повернувшись к Джеральду и Крису, говорит: — Крис, ты, наверное, слишком молод, чтобы помнить полиомиелит, но мы с Джеральдом знаем, как это было ужасно. В этом проблема молодых — они не помнят… Брай не слышит продолжения, потому что снова вступает Элизабет: — Конечно, я бы хотела, чтобы Клем была привита, но наш терапевт, доктор Паркер, сказал, что это слишком рискованно. Вы знаете, он не оставлял практики до семидесяти пяти лет. Сейчас таких великолепных врачей не осталось. Мы доверяли ему во всем, так ведь, Джек? Джек кивает: — Да, полностью. Эш опирается на стол, чтобы встать. Брай чувствует, как от него исходит тяжелый и приторный запах вина, когда он шепчет ей на ухо: «Уже поздно. Пойду соберу Альбу, хорошо?» Элизабет говорит, не обращаясь ни к кому конкретно: — Проблема с антипрививочниками в том, что все они помешаны на теории заговора. Они не лучше, чем эти чокнутые плоскоземельщики. Пожалуй, даже хуже — плоскоземельщики, по крайней мере, не подвергают наших детей опасности. — Нам пора, — Брай встает чересчур резко, едва не опрокинув тарелку. — Альбе уже пора спать. Брай посылает всем воздушный поцелуй и обнимает Элизабет, которая тихонько говорит ей на ухо: «Я тебе недавно отправила письмо, прочти его, когда будет время». Уходя, Брай в последний раз бросает взгляд на Розалин и понимает, что та была единственным человеком, кроме Эша, кто не сказал ни слова. — Серьезно? — укоризненно говорит Брай, когда Эш открывает еще одну бутылку красного. Альба уснула, и они остались на кухне вдвоем. Эш не обращает внимания, и Брай понимает, что слишком устала, чтобы спорить. Эш потирает лоб, прежде чем заговорить: — Брай, сегодняшний вечер — это было сплошное мучение. — Я не хочу обсуждать это сейчас, Эш, ты пьян.