За его спиной топтался Володарский. Он приглушил свет в фонаре, и держал его над головой, качаясь вместе с вагоном. А может, это его так трясло от страха и адреналина в крови. Правая рука, в которой он сжимал револьвер, была мокрой от пота. Он оглянулся. Катя сместилась по коридору к середине вагона и застыла в напряжённой позе. В другой стороне сторожил запертые двери в тамбур и нервно переминался с ноги на ногу, переодетый в форменный пиджак проводника, Шувалов. Лёха… А вот Лёха пропал. Кольцов обошел весь поезд из конца в конец. Парень, как в воду канул. И это весьма напрягало всю группу. По плану Лёха должен был страховать Кольцова, а Володарский сторожить двери справа от купе, которое было выбрано для акции. Пришлось срочно переигрывать. И теперь Тоня была на его месте, а Володарский занял позицию пропавшего Лёхи. Закончив дела с первым покойником, Кольцов выпрямился, рассматривая человека, спавшего на второй полке головой к двери. Тот лежал на боку лицом к ним, громко храпя открытым ртом. Кольцов перехватил нож поудобнее, примерился, поднёс лезвие к горлу спящего и резким ударом ладони по торцу рукоятки вогнал нож под подбородок снизу вверх. Спящий вздрогнул, вскинул руки к голове, но тут же обмяк. Кровь заструилась по подушке. Без его храпа будто бы стало тихо. Володарский то и дело стирал локтём пот, который струился по лицу. – Готов, – шёпотом зачем-то сообщил ему Кольцов и укрыл второго покойника одеялом с головой. Третий военный спал, упираясь щекой в руки, которые он положил на выдвинутый под окном столик. Кольцов жестом показал Володарскому, мол, страхуй – смотри за последним. Потом положил нож на нижнюю полку рядом с первым покойником, поднял штанину и достал из сапога длинное тонкое шило. Поднёс острие к голове спящего и отточенным движением загнал его в ухо спящего. Тот хрюкнул и затих. Потревоженные бутылки на столике задребезжали, одна упала на пол, покатилась. Володарский с ужасом увидел, как последний живой пассажир этого купе заворочался на своей полке. – Кому там не спится? – услышал он сонный голос. – Рыжов, ты? Тут он обратил внимание на Володарского с лампой. – Вы кто? Что случилось? Он попытался встать, но на него уставился ствол пистолета. Володарский и не заметил, когда только Кольцов успел достать оружие из самодельной кобуры подмышкой. – Лежать! Военный замер, щурясь. Спросонья, да ещё и с похмелья, он туго соображал. Кольцов свободной рукой ухватил его за воротник и скомандовал: – Рот открыл! Ну!!! Пассажир открыл рот и, выпучив глаза, замычал от боли, когда в него сунулся ствол маузера. – Тихо! Теперь – слезай. Когда приказание было выполнено, Кольцов медленно, направляя пистолет военному то в ухо, то на затылок, развернул его лицом к Володарскому. – Стой. Потом Кольцов положил пистолет на столик и вдруг, обхватив шею военного изгибом локтя, стал того душить. – Держи, – прохрипел он Володарскому. Тот, как был, с фонарёмв одной руке, с револьвером – в другой, бросился было к к дерущимся… Потом опомнился, поставил фонарь на пол, сунул револьвер в карман, снова подскочил ккопошащимся на полу телам, примерился было ухватить военного за ногу, не получилось. Тогда он стал бить его кулаком в солнечное сплетение раз, другой, третий… – Хорош уже, – прошипел тяжело дышавший Кольцов. – И этот готов. Он сдвинул с себя задушенного, с трудом поднялся на ноги и сел на нижнюю полку, вытирая губы рукавом. Увидел на столике недопитые полбутылки водки, схватил, приложился, сделал несколько глотков. Протянул Володарскому. Тот отрицательно покачал головой. Кольцов пожал плечами, выпил ещё. – Двенадцать минут, – сообщила негромко Тоня из коридора. Она держала в левой руке большие круглые часы со светящимися стрелками. Прошло всего двенадцать минут с того момента, как Володарский закрыл вагон с двух сторон. Специальный ключ отыскался в кармане покойного проводника. Его тоже пришлось задушить, чтобы не испортить форму. Ту самую, в которой нынче трясся в конце вагона Шувалов. Кроме ключа в кармане покойного проводника отыскались и старинные часы на цепочке. По ним сейчас и отсчитывала время Тоня. Двенадцать минут. Пять покойников! «Это всё не со мной», – думал Володарский, помогая Кольцову раздевать задушенного военного. – «Это сон. Проснись! Проснись!» Был выбран перегон от Макошино до Ясногорска. Самый длительный – тридцать восемь минут. Жертв нашла Тоня. Она ещё на перроне обратила на пьяненького военного, который пялился на неё через приоткрытое вагонное стекло. Сходила на разведку. Сообщила: четверо, все в форме. И все – «в лепёшку» пьяные. Судя по перегару, пили водку. Сейчас догоняются пивом, а значит, через пару часов уйдут в аут. Идеальные объекты. У таких и денег должно быть, и документы подходящие. Может, и одежда гражданская имеется. Кольцов, который до этого планировал грабить несколько купе наугад, прямо не поверил такой удаче. Осторожно сходил в вагон, про который рассказала Тоня, нашёл второе от начала поезда купе, покурил, прислушиваясь к пьяненьким голосам по ту сторону двери и понял – лучшего варианта не сыскать… Сначала Кольцов деловито раздел задушенного до исподнего и одел его форму на себя. Оказалась немного великовата – покойник был немного выше, да и шире. Затем они уложили трупы по двое на вторые полки. Укрыли их одеялами. Наконец, откинув сидения, достали четыре однотипных чемодана. Открыли их и стали перекладывать их содержимое в один. Не поместилось. Частично заполнили второй. Всё правильно – покойники подождут. В первую очередь нужны было удостовериться, что они добыли то, ради чего они всё это затеяли: вещи, деньги и главное – документы. То, ради чего и затевалась эта авантюра. Три паспорта нашлись в чемоданах. Четвёртый – в нагрудном кармане задушенного лейтенанта. Уже не зря, – подумал Володарский. – Хоть какой-то смысл в душегубстве. Обыскивали молча. Шарили по карманам и сваливали найденное во второй чемодан. Деньги, пачки папирос, фантики от конфет, семечки попалам с шелухой… Потом снимали с покойников сапоги. Володарский подобрал себе пару в самый раз. Переобулся, без сожаления выкинул свои стоптанные башмаки в приоткрытое окно. Кольцову, сколько не перебирал, вся обувь оказалась великоватой. Оставил себе последние из примеренных. Видавшие виды сандалии тоже выбросил. Владимир, старался не думать, что является соучастником убийства. Действовал, как автомат, повинуясь коротким командам Кольцова, которые тот отдавал громким шёпотом. Наконец всё намеченное было сделано. Они замерли в купе, переглядываясь. – Время? – спросил Кольцов выглядывая из купе у Тони. – Двадцать одна минута. Ещё семнадцать минут – сообразил Володарский. «И что нам делать такую прорву времени? Я же сдохну тут от страха! Хорошо Кольцову – прикончил пятерых и в ус не дует. Хотя нет, если присмотреться – видно, что руки у него дрожат…». – Иди, подмени врача, – сказал Кольцов. – Пусть тоже сапоги примерит. Шувалов был самым слабым звеном их команды. Его задачей было изображать проводника на случай, если кому-то покажется подозрительным шум из купе, в котором ехала четвёрка военных. Доктор должен был твердить таковым, что проводится «спецоперация» и «всем оставаться на своих местах». Но, видя его полуобморочное состояние, Володарский был уверен, что даже с таким заданием он бы не справился. Так что пусть возблагодарит Бога, за то, что всё прошло гладко. Прошло ли? «Проводник» на негнущихся ногах зашёл в купе и закрыл за собой дверь, а Володарский подошёл к бледной Тоне, которая стояла у окна ближе к другой половине вагона и, морщась, курила какую уже по счёту папиросу. Сумочка, в которой кроме нагана ничего не было, болталась у неё в такт движения поезда. Он положил девушке руку на плечо, та вздрогнула, обернулась и тут же расслабилась, узнав Владимира. А Володарский, ни слова не говоря, дотронулся до её щеки и вдруг поцеловал Тоню в губы. Глаза её расширились, руки напряглись, чтобы оттолкнуть, но не оттолкнули. Спустя вечность или мгновение она отстранилась, улыбнулась, пробормотала, как показалось Володарскому, с благодарностью: – Нашёл время. Володарский тоже ей улыбнулся и, молча, вернулся на свой пост у купе проводника. Отъехала дверь, выпуская трясущегося Шувалова. Ноги, обутые в новые армейские сапоги, заплетались. Он двигался, опустив голову и тяжело дыша. Как человек, которого вот-вот стошнит. Блин, не стоило ему показывать покойников! А ещё врач называется! – Владимир, помоги! – услышал Володарский. Он зашёл в купе. – Дверь закрой, – попросил Кольцов. Он уже успел нацепить на себя портупею с кобурой и выглядел по-военному представительно. Володарский полностью открыл окно, и ветер заметался по тесному помещению, сдувая одеяла с мертвецов. – Давай, по одному… Стараясь не испачкаться в крови, они подтащили первого покойника, свесили его из окна, держа за босые ноги и, разом, отпустили. За стуком колёс удара тела о насыпь они не услышали. Как не услышали и крика: – Проводится спецоперация! Всем оставаться на своих местах! А за ним выстрелы! Их-то они услышали. Один другой, третий. Но отреагировать не успели – кто-то сорвал стоп-кран. Володарский с Кольцовым упали, столкнувшись друг с другом, а сверху на них посыпались покойники Глава шестнадцатая Когда загрохотали выстрелы, доктор задёргался, наклоняясь вперёд, форменная фуражка скатилась с его головы. А на его спине сквозь форменный пиджак кремового цвета стали появляться дыры. Одна, другая, третья… Одна из пуль с визгом от чего-то отрикошетила и впилась в бедро девушке, и она с криком упала. Из раскрытой сумочки выпал пистолет. Тоня схватила его и, как была: лёжа на спине, стала стрелять в сторону, где лежал убитый Шувалов. Несколько человек выскользнули из тамбура, один вскрикнул, стал оседать, его втащили обратно. Через мгновение оттуда высунулся ствол винтовки. Выстрел! Пуля чиркнула по стенке вагона.