Краюхин нахмурил брови, погрозил Голунову пальцем, потом поднёс его к губам, мол, молчок, и зашагал дальше, оставив гордого собой сексота сидеть в кустах. Вот и ещё один повод съездить завтра в Грабуны, – со вздохом подумал про себя участковый. Глава вторая На другое утро, Краюхин встал пораньше, наскоро умылся, позавтракал, оседлал коня и часам к восьми уже поднимался по ступеням Грабуновского сельсовета. В руках он держал стопку аккуратно сложенных листков, которые он извлёк из приколоченного к стене рядом с входной дверью почтового ящика. Внутри сельсовета было пыльно и пусто. Открыв своим ключом скрипучую дверь кабинета с табличкой «Отделение милиции», он подошёл к покрытому прошлогодними газетами столу, положил «почту», рядом бросил фуражку. Вдохнул спёртый воздух, поморщился. Подошёл к окну, открыл одну створку. Всё это он делал автоматически, думая о чём-то своём. Машинально поглаживал оттопыренный нагрудный карман. Наконец, не выдержал, достал коричневую коробочку, откинул крышку. Решительно нажал на кнопку. Как показалось Краюхину, оглушительно зашипело. Над соплом «зажигалки» появился острый язычок пламени. Поднёс к огню палец. Горячо! Отдёрнул. Дунул изо всех сил. Пламя хоть бы шелохнулось. Нет, это нужно было разъяснить. Причём срочно. Он отпустил кнопку. Ни на какую официальную экспертизу Краюхин, найденные Голуновым вещички отдавать не собирался. Пока, по крайней мере. Хоть и не верил он в эту дурацкую шпионскую версию, а ничего другого в голову не приходило. Вот и начальство тоже может решить, что свили враги гнездо у него под носом. А кто позволил? Кто прошляпил! А может, не прошляпил, а содействовал? Может, завербовали Краюхина поляки или какие-нибудь французы? И не успеешь оглянуться, как свои же возьмут в оборот. А уж вырваться из их цепких рук, мало кому удавалось! Краюхин решительно вернул «зажигалку» в нагрудный карман, подобрал со стола фуражку и вышел из кабинета. На крыльце сельсовета он остановился, глянул на солнце, прикидывая, который час. Привязанный к коновязи Орлик, завидев хозяина, тихонько заржал, но участковый не обратил на него никакого внимания. Спустившись по ступенькам, он зашагал своим размашистым шагом в сторону здания бывшей помещичьей усадьбы, в которой размещалась школа. Эта школа имела свою историю. Деньгам, что выделили на ремонт бывшей помещичьей усадьбы и на обустройство в ней школы, предыдущий председатель сельсовета нашёл другое применение. Три года назад он поехал в область, да и сгинул: то ли подстрелили где по дороге недобитые кулаки, то ли сбежал, почуяв, что над ним сгущаются тучи. Но про ремонт и принятие на кошт учителя он отрапортовать успел. Новый председатель об истинном положении вещей, конечно, доложил, но толку? Денег больше не дали. Мол, давай, своими силами, да изысканными резервами. А где их взять? С тех пор школа числилась только на бумаге. До поры до времени. Потому, как дошли руки областного начальства и до неё. Краюхин вспомнил, как прошлой весной на совещании председателю Грабуновского колхоза «Заря» накрутили хвост за то, что проходившая по всем отчетам школа, который год стояла пустой. – Ты кого, Воробьёв, обмануть пытаешься? Партию обмануть? Товарища Сталина обмануть? – ревел, багровея, на него глава обкома тучный налысо бритый украинец по фамилии Грищенко. – Я который год с твоих слов шлю в Москву отчёты, что, мол, есть такая Грабуновская школа, что борьба с неграмотностью у нас идёт полным ходом. А явится какая проверка, что я ей скажу? Что у меня под носом председатель колхоза приписками занимается? Да какими – целую школу несуществующую выдумал! Он ещё долго ругался, пока не упал обратно в кресло, тяжело дыша и медленно обретая естественный цвет лица. Глядя на него, присутствующие ломали голову, какая муха его нынче укусила? Приписками занимались все, включая и самого Грищенко. А что касается проверок, то не ездили они дальше районных центров. Охота было пыль глотать да грязь месить, по разным глухоманям. И лишь когда стало известно, что пустырь в северной части станционного посёлка Грабуны отдан под дачи областной интеллигенции, всё встало на свои места. Всем было известно, что всякие там писателя, да поэты – первейшие на этом свете склочники и кляузники. Ну, как донесут, что нет там никакой школы. Или ещё чего хуже – в книжке про то напишут! Так что выволочкой Воробьёву дело не закончилось. Через две недели прибыли к бывшей помещичьей усадьбе два грузовика с материалами: досками, цементом краской. А ещё через неделю на ремонт школы приехала бригада из четырёх человек: двух штукатуров, плотника и маляра. В довершение ко всему, из области прислали учителя. Это был немолодой худощавый мужчина с небольшой бородкой и круглыми очками по фамилии Торопов. Узнав, что его определили не на кошт колхоза, а платили зарплату из областного бюджета, председатель проникся к новому учителю такой симпатией, что безропотно выполнил его просьбу и обеспечил школу дровами на всю зиму. Так что немногочисленные ученики Торопова не сидели всю зиму в классах, одетые в пальто и треухи, как это было сплошь в других школах района. Это в свою очередь подняло авторитет учителя в глазах местных жителей, и нынче он пользовался в Грабунах заслуженным почётом и уважением. Вот к нему и направлялся Краюхин. Он пару раз пересекался с этим человеком. Первый раз, когда знакомился и собирал сведенья для проверки по своим каналам. Второй – когда местный хулиган, Мишка Рогов, пригрозил однокласснику пырнуть того шилом. До начала учебного года оставалось всего две недели, так что участковый был уверен: учитель будет в школе. Поднявшись по новеньким деревянным ступеням, Краюхин открыл такую же скрипучую, как и в сельсовете, дверь и прислушался. – Кто там? – послышалось из левого крыла здания. Следом открылась дверь, и в коридор высунулась голова Торопова. Он слепо пытался рассмотреть посетителя через свои круглые очки. – Это я, Владимир Степанович, – не стал скрываться Краюхин. – А, товарищ участковый, – Торопов махнул, приглашая, рукой. – Проходите. Когда Краюхин вошёл в один из трёх отремонтированных классов, он увидел учителя за столом, заваленном стопками учебников, альбомов для рисования, тетрадей… – Вот, – гордо указал он на всё это богатство. – Из областного отдела образования прислали к новому учебному году. Мало, конечно. Но раньше и этого не было. В руках Торопов держал список учеников, на котором он карандашом делал пометки, сверяясь с записями в большом журнале. Рука его вдруг замерла, он оторвал взгляд от списка и посмотрел на участкового. – Вы же не просто так, – сказал он, откладывая карандаш. – Вы же по делу. Снова Рогов набезобразничал? Валерий Сергеевич, я уже говорил, у мальчика повышенные требования ко всем, включая одноклассникам. Он на дух не переносит подлость и этого же требует от окружающих… – Нет-нет, – прервал его речь участковый. – С Роговым, пока, слава Богу, всё в порядке. Я к вам по другому делу… Он замялся, не зная, как продолжить. Учитель тем временем встал из-за стола, зачем-то вытер руки тряпкой, лежавшей на нижнем бортике классной доски и замер в вопросительной позе. Краюхин наконец решившись, достал из планшета «шпиёнский» карандаш и положил его на одну из стопок учебников. – Что вы об этом можете сказать? Подслеповато щурясь, учитель взял предмет, повертел его перед носом. – А что это? – Вы никогда такого не видели? – спросил участковый. Торопов отрицательно помотал головой, вертя «карандаш» в своих руках. – И не знаете, для чего он предназначен? – продолжил спрашивать Краюхин. – Нет, – задумчиво ответил Торопов. Рассматривая, он поднёс сияющий металлическим блеском наконечник к самому носу, приложил его к щеке, подержал несколько секунд. – Это не металл, – сделал он заключение. – Не тот вес, – да и нагревается гораздо быстрее. – Смотрите. Краюхин взял у него «карандаш» и провёл острым концом по листку бумаги. – Даже так? – удивился учитель, глядя абсолютно одинаковую по толщине синюю черту. Он потер черту пальцем. – Любопытно. Откуда это у вас? – Вы можете сказать, из чего это сделано? – не отвечая, продолжил спрашивать Краюхин. – Позвольте? Торопов опять взял карандаш в руки. Взвесил. Понюхал. – Напоминает одну из разновидностей паркезина, он же – карболит или текстолит, – задумчиво сказал он. – Только я не слышал про прозрачный текстолит… Ну-ка! Он вдруг решительно крутанул синий колпачок… – Стой! – крикнул, было, участковый, но было поздно. Медленно и как-то торжественно, Торопов одним движением открутил колпачок, который двигался по резьбе, до конца, отложил его в сторону. Потом перевернул «карандаш» и из него выпала тоненькая трубочка, на четыре пятых заполненная чем-то тёмно-синим. На одном конце трубочка была полой, с другой стороны из неё торчала та самая остренькая штучка, которая оставляла след на бумаге. – Угу, – буркнул Торопов. – Так я и думал. Пишет вот эта трубка. Всё остальное… Он заглянул в освободившееся отверстие «карандаша» и удовлетворённо кивнул. – Да, всё остальное – для удобства. Возможно…, да чего уж там – наверняка, когда всё это вещество внутри маленькой трубки испишется, её можно заполнить заново или всю трубку заменить на новую. И снова-здорово – пиши, сколько тебе влезет. Он потряс маленькую трубку над листом, перевернул, глядя – не вытекает ли. – Ни тебе клякс, да и чернила не нужны для письма, – заключил он. – Весьма экономично. Удобно. И аккуратно. Можно делать записи в любых условиях. Было бы в чём. Участковый забрал маленькую трубочку, вставил её обратно в «карандаш», завинтил колпачок. – Никогда больше так не делайте, – сказал он. – Извините, – пробормотал учитель. Потом, собравшись духом, спросил. – Вы так и не сказали, откуда у вас эта вещь? Грабителей задержали? Иностранца ограбили? – Почему именно иностранца? – вопросом на вопрос ответил Краюхин, а про себя подумал: «А ведь это мысль! Только вот какое отношение к ограблению иностранца может иметь лесник? Да и откуда здесь иностранцу взяться? Неужто прав Голунов со своими шпионами?»