— Подсыпь в стакан что-нибудь, чтобы захотел. Ну не мне тебя учить! И девицу подыщи поярче. Модель какую-нибудь известную, для красивых заголовков. — Палевно, босс. Виагра, модель... — Палевно будет, когда он займет пост и первым делом нас под статью подведет. Вот что палевно. Одинцов — сука последняя, с ним не договоришься. Лёва, не беси меня, в эту субботу все сделай. Времени не осталось. В этот момент дверь распахивается и в кабинет влетает тот самый, чтобы его КАМАЗОМ НАСМЕРТЬ СБИЛО, Максим Одинцов. У Лёвы пересыхает во рту от убийственного совпадения. — День добрый, Ростислав Анатольевич и... — Одинцов смотрит на Лёву: — Вы. Я без реверансов, по делу. Тут какая-то ерунда происходит на торгах, обсудим? — рубит словами. Бросает еще один раздраженный взгляд на Лёву, словно отправляя на выход. Кровь в жилах закипает. — Лев Васильевич, идите, — произносит босс, многозначительно кивнув. Лёва слушается. Вываливается из кабинета, мысленно обещая себе, что устроит врагу «веселенькую» жизнь. Такую, что КАМАЗ станет несбывшейся мечтой. Глава 1 — Аня, это не ты там? — Вероника тычет пальцем в огромный баннер у дороги. Все в автобусе поворачиваются к окну, потом палят на меня. Ка-пец! Желудок сводит, я нервно сцепляю пальцы и закатываю глаза: — Если бы! — Бурчу: — Я бы тогда на том пляжу загорала в бикини, а не готовилась сутки напролет напитки разносить. — А похожа так! — На пляжЕ. Не на пляжу, а на пляже, Аня! — вклинивается Стас, наш менеджер. — И нет, не похожа. У модели нос меньше, а грудь... наоборот, в общем. Но легкое сходство действительно имеется. Молчи, Зима, молчи. Ты тут по работе. Сжимаю зубы и смотрю в пол, на свои старые, стремные, видавшие еще Упоровку кроссовки. Признаваться нельзя: будут высмеивать. Это мы уже проходили. И да, та беззаботная девушка на баннере действительно я, Аня Февраль, рекламирующая тушь, на которую и в помине нет денег. А Упоровка — реальное название деревни, в которой я родилась и выросла. Именно так, клянусь вам, и записано в паспорте. Моя жизнь могла бы быть похожей на историю Золушки. Мы с мамой повезли брата в больницу в Волгограде, шли по улице, когда нас догнал известный фотограф и вручил визитку. Дальше пробные фотосессии, контракт, переезд в Москву! Я думала, чудо чудесное приключилось со мной — костлявой и длинной рыжеволосой девицей. Где такое видано: улыбайся, и тебе платят. Улыбаться я могу хоть круглосуточно, это вам не картошку окучивать. Что я и делала с утра до ночи, пока этот самый фотограф не предъявил мне свой кожаный микрофон и не потребовал в него спеть, когда мы остались наедине в гримерке. Не знаю, как в Москве, а в Упоровке за такое можно и отхватить! Я так сильно испугалась, что растеряла уважение к старшим. Фотограф мне в дедушки годится, но, когда он сдернул с меня майку, картинку заволокло туманом. Ужас и шок наложились на огромную признательность и восхищение. Я окончательно запуталась и... случайно пнула, потом, тоже случайно разумеется, швырнула в лоб граненый стакан. Вылетела в коридор и бежала, бежала... пока не оказалась в общежитии, где снимала комнатку. Боже-боже-боже, мой отец бы со стыда сгорел, если бы узнал, в какой унизительной ситуации я оказалась. Автобус останавливается, и Стас радостно вещает: — Девочки и мальчики, теперь пешком к пирсу. Видите огромную, как в сладком сне, яхту? На ближайшие сутки это ваше место работы. Я понимаю, что у вас челюсти поотпадывали, но держите себя в руках, вы — лишь обслуга. Напоминаю, у бизнесмена Георгия Басова мальчишник, и наша задача — организовать лучшую вечеринку в его жизни! Если что-то пойдет не так, лично с корабля в море выброшу на корм акулам! — Он весело гогочет, пока мы высыпаем на парковку. — Шутка! Менеджер Стас — неплохой человек, это уже третье мероприятие, на котором я работаю под его руководством. Платят исправно, люди, только бывают не очень — оскорбляют, могут по заднице шлепнуть, однажды в меня плеснули коктейлем ради развлечения. Но дальше не заходят, Стас гарантирует неприкосновенность. На самом деле я понятия не имею, что делать и как жить дальше. В Упоровку возвращаться — засмеют, да и родители ждут обещанные золотые горы, аванс давно потратили. Быстро качаю головой. Нет уж, пусть лучше Стас скормит рыбам в морюшке. Оно такое красивое! Я выхожу на улицу и с открытым ртом рассматриваю высокий скалистый берег, голубое небо, бескрайнее море, сверкающее в лучах утреннего солнца синевой... И правда отвал башки. Душа белой чайкой бьется, дух захватывает! Увидев такое, и помереть не жалко. Громкий мужской хохот заставляет обернуться. Невдалеке припаркованы дорогущие, отполированные до блеска машины. У самого обрыва стоят те, кто на них прибыл: богатые, наглые, одетые с иголочки представители противоположного пола и по совместительству — власти. Человек двадцать. Басисто смеются, да так, что волоски по спине дыбом. Чуть в стороне, у микроавтобусов толпятся куклы Барби в коротких платьях. Это... признаться стыдно — эскортницы. Я не настолько наивна, чтобы верить, будто эти мудаки притащили на мальчишник жен. Мудак — слово грубое, но как их еще назвать-то после этого? Мудаки форменные. Тошнота подкатывает к горлу. Как так можно? Я не понимаю. Просто не понимаю! Если я однажды и выйду замуж, то только за простого, доброго парня. Какого-нибудь учителя. Этим же мужчинам довериться — высшая глупость. — Помогите! Кто-нибудь, ради бога! — вырывает из раздумий истошный женский крик, который доносится откуда-то... снизу? Мы подбегаем к обрыву и видим женщину, снующую по валуну, а в море... о нет, в море сражается со стихией маленький мальчик. Сердце замирает от ужаса. Время несется вскачь. Гул в ушах прерывается ударами сердца, и все прошлые заботы уходят на десятый план. Море безжалостно, оно точит огромные камни, вместе с тем все дальше утягивая малыша. Женщина кричит, потом прыгает в воду, добирается до ребенка и пытается его поддержать, но в итоге они вдвоем... уходят вниз. Я зажимаю рот рукой и начинаю задыхаться. Они всплывают на миг, чтобы сделать вдох, и вновь тонут. Женщина отчаянно гребет, но куда там! Ей не справиться. Море неумолимо. Оно не прощает ошибок, забрать человека для него — развлечение. Стас и другие мужчины несутся по лестнице, но время работает против них — мы слишком высоко. Женщина тонет, из последних сил поднимая сына над водой. В следующий момент один из мужчин скидывает пиджак, разбегается и прыгает. Я задерживаю дыхание, наблюдая за тем, как он летит вниз и врезается в водную гладь. Тут высота... метров двадцать. — Разобьется! Он сейчас разобьется об камни! — кричит Вероника. Через мгновение мужчина выныривает, хватает ртом воздух и подплывает к тонущим. Женщина ведет себя неадекватно, цепляется за него, опирается, топит. Море злится волнами. Шумит. Чайки вопят. Какая трагедия! Какой ужасный день! Я вытираю слезы и тоже несусь вниз вслед за Вероникой. Сама молюсь: «Боже, пусть у этого человека получится! Пусть он спасет малыша и его маму!» Клянусь, если ему удастся, я не стану осуждать ни его, ни его компанию. Пусть делает на яхте этой ночью что хочет, хоть с эскортницами, хоть с кем! Но ребенок... он ведь не виноват ни в чем. Он просто... поскользнулся. Глава 2 Железная лестница опасно шатается, мои кроссовки едва касаются ступенек. Шумный вдох-выдох, прыжок через две! Поворот к новому пролету и снова. Я хватаюсь за перила, чтобы не вылететь, и перебираю ногами так быстро, как только способна. Проношусь мимо притихших на смотровой туристов. Они фотографируют? Мир замер в ожидании развязки. Когда мы с Вероникой добираемся до берега, что-то уже произошло: народ стоит полукругом, все нервно кричат, жестикулируют. Еще несколько шагов, и открывается картина: вымокший до нитки мужчина оперся на валун, склонил голову и часто, рвано дышит. Он в брюках и рубашке, с них ручьями стекает вода. Босиком. Рядом дрожащий от холода побледневший мальчик кутается в чей-то пиджак, который ему как пальто. Мать быстро стягивает с малыша мокрые вещи, обнимает, целует. Выдыхаю с облегчением: беды не случилось. Не сегодня. — Давайте скорую дождемся, — предлагает, кажется... жених. Георгий Басов. Судя по тону, делает это в десятый раз. Цокает языком. — Или я вас хотя бы довезу до больницы. Пострадавшая явно нервничает. — Ничего не нужно, я на машине, — говорит прерывисто, поправляя волосы. — Мы вышли сделать фотографию. Я не думала... Не знала... Тут красиво. — Макс, ты как? У тебя, блин, кровь, спасатель. Тело «спасателя» бьет крупная дрожь, хотя он и пытается ее унять. Море уже успело остыть. Макс... Максим, значит. Он поднимает голову, ведет рукой по щеке, смотрит на пальцы — и правда, кровь. Вдруг оглядывается, прищурившись. — Жора, мать твою, менты. Убирай! — выдает сквозь зубы, кивая на толпящихся Барби в мини-юбках.