Вечер плавно перетекает в ночь, я то сплю крепко несколько часов подряд, то дремлю, и мысли всякие. О ребенке думаю. То улыбаюсь, то плачу. Утром просыпаюсь рано, с постели соскакиваю — показалось, что выкидыш. Но нет, все в норме, никаких проявлений. И голод, опустошающий голод такой силы, словно ребенок во мне размером со слона. Пока делаю омлет и бутерброды, о слоненке своем размышляю. Накрутила себя уже так, что дальше некуда. Когда Максим приезжает в половине девятого, я выхожу навстречу ни живая ни мертвая. Понятия не имею, что он придумал за ночь. Забираюсь в салон и, не глядя на Одинцова, кладу руки на колени. — Как ты себя чувствуешь? — Каждое его слово звучит приговором. — Плохо. Я не хочу от тебя ребенка, и мне тошно от второго варианта. Мне страшно, и я без сил. Если ты хотел честный ответ. — Сейчас съездим в клинику и поговорим. — О чем? — О планах на будущее. — Каких планах? Аборта не будет? — Зубы стучат от напряжения. Я вскидываю глаза и с удивлением отмечаю, что Максим не в идеальном костюме, как обычно. На нем тонкий черный свитер и джинсы. Взгляд слегка усталый, словно Одинцов не спал всю ночь, но при этом по-прежнему такой цепкий и острый, с которым состязаться немыслимо. Максим другой сегодня, как будто встревоженный, но при этом преисполненный решимостью. — Аборта не будет точно, — произносит спокойно. — У меня к тебе есть предложение. Глава 19 Предложение? Трижды ха-ха, он уже все решил и ставит перед фактом, вот только слова подбирает таким образом, чтобы я беды не почуяла раньше времени. Юридически подкованный цыган — угораздило же! Решил за меня. Если и предоставит право выбора, то это будет что-то вроде: когда пойдешь грядки полоть, можешь надеть панаму, а можешь солнечный удар поймать, за тобой выбор. Надевать панаму или нет — вот в чем вопрос. Я держу нос по ветру, когда заходим в клинику. Внимательно читаю договор, прежде чем подписать. Не доверяю здесь никому. Ни единому человеку. Опыт общения с медиками небольшой, это брат не вылазил из больниц и санаториев, а я иногда температурила, и на эти дни меня отправляли к бабушке, которая насыпала в колготки горчицу. — Ничего, что я долго читаю? — спрашиваю у Максима. Мы стоим за стойкой, передо мной бумаги разложены, он же, позабыв о мобильнике, внимательно меня разглядывает. — Время есть, ни в чем себе не отказывай, — улыбается. Боже, страх-то какой. Чего он мне улыбается? Точно что-то задумал нехорошее. — Ладушки. — Переворачиваю страницу. Договор большой, я не все понимаю и пару раз прошу пояснить некоторые моменты, что Максим спокойно делает. Волнуюсь страшно, ладони потеют, когда ставлю подпись. Девушка на ресепшене натянуто улыбается и называет номер кабинета. — Я пойду одна, — сообщаю Максиму. Он спорит, что тоже хочет, но я настаиваю. — Вместе пойдем. Это всего лишь УЗИ, — командует. — Нет, я сама... — Открываю дверь, потом закрываю ее и поворачиваюсь к Максиму. Агрессивно шепчу: — Врач — мужчина. — И что? — Я хочу уйти. Он качает головой и толкает дверь: — Здравствуйте. Захожу следом, пунцовая, как закатное небо. Молодой симпатичный мужчина в зеленой хирургичке поправляет очки и задает ряд общих вопросов, заносит данные в компьютер. Указывает на кушетку, куда я и укладываюсь. Максим занимает стул поодаль. Сердце ускоряется. Наверное, даже хорошо, что Одинцов здесь, одной мне было бы совсем трудно. — Да, первая беременность, — отвечает Максим за меня на следующий вопрос доктора. По ощущениям, торопит. Врач выдавливает гель на низ моего живота и водит датчиком. Водит, водит, глядя на экран. Качает головой. Я понимаю, что беременность он не видит. Замираю, не дышу. В панике поворачиваюсь к Максиму. Его взгляд прикован к врачу. — Еще рано, вероятно. Давайте посмотрим трансвагинально, — сообщает доктор таким тоном, словно делает это каждый день по сто тысяч раз. Так, наверное, и есть на самом деле. Вдох-выдох. Трансвагинально — это... через вагину, получается? — Мы придем попозже. — Поднимаюсь на локтях. — Не волнуйтесь, это стандартная процедура, — улыбается врач. Переводит глаза на Одинцова: — Абсолютно безболезненная и безвредная. — Я ни разу такого не делала, — шепчу Максиму. — Аня, делай, как говорит врач. Падаю на кушетку и закрываю глаза. — Это не больно. Немного неприятно может быть в начале. — Врач достает презерватив, ловким движением вскрывает. Господи, в кабинете два мужика, я без трусов и вскрытый презерватив. Доктор поднимает шторку, закрывая меня от Максима, который, судя по непроницаемому лицу, никуда уходить не собирается. Зажмуриваюсь изо всех сих, позволяя запихать в себя датчик. Мурашки бегают такие, что руки немеют. Дышу через раз. Это, наверное, ужасно глупо, но в глубине души я рада, что Максим рядом. Одной мне было бы совсем не по себе. Врач смотрит в экран, а я сквозь опущенные ресницы поглядываю на Максима. Что, если беременности нет? Я так сильно плакала и хотела, чтобы ее не стало. Вот результат. Выпросила. Выпросила свободу. Делаю громкий вдох-выдох. Что же я натворила?! Слоненок. Становится горько, глаза заволакивает. — По УЗИ срок шесть недель и один день, — говорит врач. Я вздрагиваю и распахиваю ресницы, чувствуя себя оглушенной. Не знаю, можно ли одновременно ощущать диаметрально противоположные эмоции. Я, видимо, с ума схожу, раз испытываю и страх, и облегчение. Быстро поворачиваюсь к Максиму и смотрю на него в ожидании улыбки. Хоть какого-то знака, что он рад. — Можно подойти? — спрашивает Одинцов у врача. — Да, конечно. Сердце в ушах бахает. Максим подходит, и врач показывает нам обоим на экране горошинку, крошечного слоненка овальной формы и пульсирующую точку. Максим слегка улыбается, самую малость, а у меня в груди все сжимается от сладкой боли. — Послушать хотите? Врач, как пилот в космолете, нажимает какие-то кнопки, и кабинет заполняет быстрый равномерный звук. Такой громкий, что сомнений не остается — новый человек есть, живет на полную и никуда деваться не собирается. Волоски так и стоят дыбом, я поверить не могу, что беременна, действительно беременна. Что у моего ребенка колотится сердце, что он живет. Внутри меня прямо сейчас. — Сто двадцать семь ударов в минуту, это хороший пульс для данного срока. Поздравляю. Фотографию будем делать? Через десять минут я сижу в кабинете гинеколога, сжимаю в руке заключение УЗИ и две фотографии. Врач — на этот раз, к счастью, женщина, причем милая и участливая, — задает кучу вопросов. В жизни никто так моим телом и самочувствием не интересовался, как она. Спрашивает, замужем ли, планирую ли выходить. Я проникаюсь беседой и сообщаю как есть: не замужем и не зовут. Увидев год рождения, она вдруг начинает суетиться и пулей вылетает из кабинета. Возвращается с еще одной женщиной, которая представляется психологом. Они плотно закрывают дверь и... расспрашивают о Максиме. — Этот мужчина в коридоре — отец ребенка? — задают осторожный вопрос . Взгляды при этом внимательные. В них нет осуждения, лишь обеспокоенность, и я робею. Щеки пылают. Сжимаю ноги и отвожу глаза в сторону. — Это друг, — поясняю. — И мне есть восемнадцать в любом случае. — А на момент зачатия было? — Врач вскакивает из-за стола. — Было. — Сейчас еще раз посчитаю. Может, не туда посмотрела...