Я вдыхаю запах его одеколона, слышу красивую музыку и пожимаю плечами. — Простила. Твоя семья мне понравилась, хотя они такие суетливые! Я едва успевала следить за происходящим... И я рассказала им про музей, — округляю глаза. — Умничка. — А ты знаешь цыганский язык? — Нет, не знаю, — улыбается Максим. — Фух! Потому что я что-то занервничала, они так быстро на нем болтают. А ты как? Все задуманное успел? Как твоя невеста отреагировала? — Ты моя невеста, — отвечает он. Машина останавливается, и мы выходим на улицу. В тот же миг время вновь набирает обороты, да такие, что отдышаться не успеваю. Партия фортепьяно, что ласкала слух в такси, сменяется шумом, смехом и громкими тостами. Мягкая темнота салона — ярким освещением ресторана. Мы с Максимом усаживаемся близко к его боссу, но, к счастью, рядом, и Одинцов берет весь удар на себя. Отвечает на вопросы легко и непринужденно, а их, вопросов, уйма! И самый частый: — Максим, тебе не стыдно, что так долго скрывал от нас такую красавицу? Каждый раз он смеется и разводит руками: — Вы же знаете, я не люблю публичность. — Когда же свадьба? — Очень скоро. Не могу дождаться. Я лишь улыбаюсь, стараясь запомнить лица и имена. Редко понимаю шутки, представления не имею, кто те люди, которые фигурируют в историях, но Максим знает всех и ведет себя естественно, поэтомурешаю отпустить ситуацию и просто наблюдать за ним. Остальные гости вызывают куда меньше интереса. Я все еще пытаюсь осознать, где нахожусь, с кем и что будет дальше. И это осознание накатывает обжигающими волнами.Слушаю негромкий голос Максима, его хрипловатый смех, и не верю, просто не верю, что это происходит. Еще недавно я убирала за ним салфетки и грязные чашки, а сейчас сижу рядом и кручу в голове: это мой мужчина. Мой. Вау. Пульс то замирает, то ускоряется. Иногда я глажу Максима по плечу, робко и быстро, чтобы никто не зацепился глазами. Тогда он поворачивается ко мне и улыбается, а я расцветаю душой. Каждые минут двадцать он спрашивает, как я себя чувствую, тогда я вспоминаю, что беременна. Еще и беременна от него. Голова кругом. — ...Согласен, нет ничего печальнее, чем сделать качественный продукт, который никому не нужен, — говорит Одинцов своему боссу. — Бьет по самооценке. Поэтому вот этот момент, между показать совсем сырое и пережарить, нужно не упустить. — Все правильно, Максим. Тут только чутье поможет и инстинкты. Не всё можно просчитать математически. Они обсуждают какую-то госпрограмму, которую вводят в эксплуатацию. Все вроде бы складывается хорошо. Когда я уже почти расслаблена и спокойна и наслаждаюсь обществом непривычно умных и состоятельных людей, в зал заходят опоздавшие. Поднимаю голову и вижу двух молодых женщин. До одной из них мне нет никакого дела, а вот присутствие второй — выбивает из колеи. Быстро смотрю на Максима, взгляд которого на целый миг стекленеет. Потом на Олесю, его бывшую невесту. Одета она — изумительно. Крошечное черное платье значительно выше колена, высоченные шпильки. Волосы блестят, а губы накрашены ярко-красной помадой. Глава 24 Гостьи решительно подходят к боссу Максима, весело поздравляют, дарят сверток в яркой упаковке. Босс, как мне кажется, обязанный быть в курсе рокировки невест, виду не подает. Поднимается, смеется, пожимает руки. — Спасибо, Олесенька, спасибо, что пришла, моя девочка. Проходите, там должны быть места. Олеся поворачивается к Максиму, затем ее взгляд скользит по мне. Я не смотрю, боже упаси, но чувствую. Будто кончиком ледяного ножа ведут по коже. На моей тарелке тарталетка с икрой, считаю зернышки, ощущая, как краска заливает лицо. Не могу с собой справиться. Это... слишком для одного дня. Максим наклоняется и говорит на ухо вполголоса: — Мы уедем через полчаса, сразу, как я скажу тост. Потерпи. — Это по плану? — шепчу я, кивая в сторону его бывшей. — Точно не по моему, — усмехается он. Откидывается на спинку стула и с саркастической улыбкой наблюдает за происходящим. С этого момента за столом повисает напряжение. А может, оно и раньше было, просто я в облаках витала? Чем только не занимаюсь, лишь бы не смотреть на Олесю. Ледяное лезвие застывает у горла. Кажется, что Олеся смотрит на меня. Неотрывно. То и дело ловлю оценивающие взгляды других гостей, и приходится приложить усилие, чтобы выглядеть дурочкой, которая ничего не понимает. Никто в столице не ждет девицу из Упоровки. Никто не готов ее кормить и поить за свой счет. Я это знала, когда ехала. Я все это знала. И все же, заметив, как две женщины смеются, поглядывая на меня, не выдерживаю и отлучаюсь в дамскую комнату. Здесь красиво, из колонок звучит негромкое щебетание птичек. И даже пахнет приятно, какими-то духами. Я присаживаюсь на крышку унитаза, снимаю туфли и выдыхаю. Господи, хорошо-то как. Поглаживаю живот, думая о слоненке. Ба-Ружа предположила, что мальчик, но мне почему-то кажется, это девочка. Тоже диверсантка, как и я. Некоторые люди просто должны так рождаться, вопреки. Наверное. Я не знаю. Чужая я здесь, малышка моя. Абсолютно всем. У меня нет блестящего образования, никто никогда в жизни не водил меня по музеям. Друзья моих родителей не собираются в «Итальянских воробьях» скромной компанией в восемьдесят человек! Опасаясь за жизнь Кири, мы в принципе редко ходили в гости или звали к себе. Ощущаю жгучую черную зависть — мне бы тоже хотелось припереться на праздник, как Олеся, и весело смеяться, шутя с депутатом. Не быть пустым местом. Я сделаю все, чтобы у моего слоненка жизнь сложилась иначе. Чтобы мой ребенок никогда не ощущал себя изгоем. — И как тебе эта Аня Февраль? — В женском голосе сквозят насмешливые интонации. Раздаются шаги. Включается кран с водой. Я замираю. — Обычная низкопробная моделька с парой дешевых контрактов, такие в Москву каждый день сотнями приезжают, сразу на панели работать. Веселый, чуть истеричный смех трех женщин. — На панели? Что-то не очень этот ресторан и замужество с моим Максимом походят на панель. — Олесь, она надоест ему через пару месяцев. Ну о чем, скажи, о чем ему с ней разговаривать? Вот-вот он уже начнет тебе писать и умолять все вернуть. — У меня руки трясутся… Рита, Светлана, я не могу успокоиться. Просто истерика. Я так его ненавижу! Вы себе не представляете, как я его ненавижу. Как жду, когда он вышвырнет ее на улицу. Горечь воздушно-капельным путем долетает и до меня, оседает на языке. Я обуваюсь, открываю кабинку и подхожу к раковине. Мою руки. Здесь Олеся, ее подруга и женщина намного старше, которая смеялась. Переглядываются, поправляют макияж. — Не знали, что вы здесь, — говорит подруга Олеси якобы смущенно. — Да всё вы знали, — вздыхаю я. — Где мне еще быть, если на улице холодина, а за столом меня нет. Не на кухне же я с поварами? — Не на кухне, конечно. Но с другими официантками в подсобке — вполне. — Светлана, — укоризненно окликает Олеся. — Не надо, пожалуйста. Пойдемте, здесь воняет. Попрошу администратора продезинфицировать туалеты. От потрясения губы нервно дергаются. Я впиваюсь ногтями в ладонь. — Я... не знаю, уместно ли это, но мне жаль, что все так вышло, — быстро произношу. Олеся истерично не то всхлипывает, не то усмехается. Поворачивается ко мне и выпаливает: — В рот бери глубже. По самые яйца заглатывай, а лучше вместе с ними. Он любит, когда усердно берут. С причмокиванием. Совет тебе бесплатный. Мороз впивается в кожу, я душой умираю на месте. Женщины смеются. Олеся как будто осекается и продолжает: — Если тебе действительно жаль, уезжай. Прямо сейчас. В деревню, из которой вылезла. Тогда я поверю, что тебе жаль, тварина конченая. Вернется тебе все. Думаешь, он от тебя не будет гулять так, как гулял от меня?! — Думаю, ее это не смутит, — вторит подружка. Я стремительно вылетаю из дамской комнаты, хватаю в гардеробе пальто и спешу на улицу. Нужно глотнуть кислорода. Очистить мысли. Денечек сегодня — просто взрыв мозга. Просто какой-то кошмар-кошмарище. Почему все считают меня шлюхой? Абсолютно все, кого ни встречу? И как это вообще — заглатывать по яйца? Подавиться же можно. Зажмуриваюсь. Так будет не всегда. Это время пройдет. Все наладится. Надо потерпеть. Выдержать. Отступать некуда, за спиной Упоровка. Но не успеваю я успокоить сердце, как слышу хрипловатый голос: — Пытаетесь сбежать с моей вечеринки или вышли за сигаретой? Оборачиваюсь и вижу выглядывающего из-за колонны босса Максима. Он значительно старше моих родителей и практически полностью лысый, оставшиеся волосы безнадежно седые. Лицо болезненно-серое, но, может, в освещении так кажется.