Максима со мной не пускают, и это кажется самым страшным, что может произойти. Кругом врагов вижу. Чужие. Опасность. Угроза. Смерть! Я выбираюсь из кареты скорой и рвусь за ним. Брыкаюсь разъяренной кошкой и кричу, цепляюсь за своего мужчину до последнего, он нужен мне. Нужен всегда и сейчас особенно! Кажется, если отпущу, на миг расслаблюсь — больше не увижу. Никогда не увижу! Максим словно не злится. Оборачивается, говорит что-то нежное, обнимает. Голос глубокий, до нутра пробирающий. Не слышу слов, лишь один этот голос, интонации. Не понимаю, как у Макса это получается — успокаивать, баюкать, когда такой ужас, когда все это случилось. Но верю беспрекословно. — …Хорошо? Я приеду. Хорошо?! — убеждает он. В глаза смотрит. Черные они у него, как мокрая земля. — Я люблю тебя больше всех, — шепчу. — Не бросай меня, пожалуйста. Но он не слышит, сирены приближающихся полицейских машин режут перепонки. — Я приеду скоро. Я приеду, — повторяет громко. Вручает мой мобильник, который я оставила за кулисами. Даже не удивляюсь, откуда тот у него. — И ты мне скажешь хорошие новости. Поняла? — говорит требовательно. Теперь жестко. Как с равной. Я дрожу и киваю. Позволяю вверить себя медикам. Перед тем как двери скорой закрываются, успеваю увидеть мигалки полицейских машин. Провожаю глазами Максима, который идет прямо на них, руки держит на уровне головы. В одной из них — пистолет. Фельдшер запрыгивает в салон. Водитель врубает сирену и выжимает газ. Ни разу меня не везли с такими почестями — по встречке, с оглушительным ревом. Автомобили послушно разъезжаются, уступая дорогу. Дома мелькают за окном так быстро, что даже примерно представить не могу, в какую сторону мы движемся. Страх, что врачи сделают со мной что-то плохое, постепенно гаснет. И появляется новый — за Максима. Его ведь не посадят за то, что защищал меня? Он юрист. Очень хороший юрист. Пока учился, проходил практику в полиции, затем около пяти лет впахивал в суде. Он прекрасно знает, что ему светит за столь жестокую драку. Максим использовал кастет — это оружие, он по нападавшим стрелял. Он пошел на это, осознавая возможную ответственность. Пошел ради меня и слоненка. Сглатываю. Мне нужно вести себя достойно. Постоянно повторяю и фельдшеру, и в приемном покое, что беременная. Что мне нельзя лекарства, если те могут навредить. Первым делом отправляют на УЗИ. Провозят на кресле-каталке через очередь, помогают забраться на кушетку. Я закрываю глаза и не дышу, пока врач забивает в программу данные, выдавливает гель на живот. Показываю, куда били. Врач водит датчиком ниже пупа. Крепко зажмуриваюсь и вспоминаю слова цыганки, которая смотрела на мою руку. Она твердила о беде и печали. Сердце ускоряется, бахает в ушах, я начинаю задыхаться. Медленный вдох-выдох. В этой битве мне тоже не помешает «кастет». Усилием воли гашу панику. У меня необычный ребенок. Его отец услышал крик о помощи через два этажа, в зале, битком набитом людьми. Вспоминаю драку. Хруст костей. Вспоминаю колдовство Ба-Ружи. Мой ребенок с этим справится. — На вашем сроке матка едва поднялась выше уровня лобка, — говорит доктор. Я распахиваю глаза и вижу на экране пульсирующую точку, горю от облегчения. Кажется, только в этот момент кровь вновь бежит по венам, до этого стыла от ужаса. Следом комнату наполняет уже знакомый звук — сердцебиение. Быстрое, четкое. — Повезло, что срок маленький. Вероятно, эмбрион даже не понял, что вас ударили. Закрываю глаза. Соленые капли и тушь пекут уголки глаз, я чувствую оглушительное биение собственного сердца. Потом меня перевозят в другой кабинет, и вызванный из дома специалист делает УЗИ внутренних органов. Констатирует ушибы, но разрывов, слава богу, нет. Меня отправляют в палату. — Лечащий врач у вас классный, — говорит медсестра, пока везет на каталке к лифту. — Во дворе две полицейские машины, следаки тут как тут, им дела нет до того, что вы пережили. Им бы показания снять, пока вы в шоке. Но Алексей Юрьевич никого не пустил. До завтра отдыхайте. Вам нужен покой, чтобы ребеночка не волновать. Думайте, что просто упали, — щебечет она. — Убедите себя саму в этом и поспите, чтобы гормоны стресса вашему малышу не повредили. А я вам сейчас пирожное принесу! Киваю. Палата одиночная, и это счастье. Не готова я оставаться с кем-то чужим наедине. Переодеваюсь в ночнушку, которую выдали, и укладываюсь под одеяло. Упала. Попробуй поверь в это. Рука прижата к животу и все еще напряжена в ожидании новых ударов. Милая медсестра приходит через несколько минут, действительно приносит пирожное и теплый ужин, ставит капельницу. Я стараюсь расслабиться, но выходит плохо. Когда звонит Папуша, просто плачу. Ничего не рассказываю. Потому что вдруг не то ляпну и это Максиму навредит? Вдруг наш разговор подслушивают? С ума схожу со своей паранойей, но меня только что избил мужчина в черной маске! Не успеваю договорить с Папушей, как вижу входящий от папы. Этого еще не хватало. Мы созваниваемся почти каждый день, но обычно это короткие разговоры обо всем и ни о чем. Как дела, как погода, как настроение, какие планы. Я заранее придумываю, что наврать, и всё в порядке. Но сейчас даже на них нет сил. Сбрасываю и быстро пишу: «Я только с показа, устала, завтра поговорим, папочка». В ответ приходит видео, папа снял на телефон экран телевизора. А там мы с Максимом крупным планом! Я рвусь к нему из машины скорой, обнимаю. Максим пошатывается, но стоит. Прижимает меня к себе, да так трогательно, что сердце разбивается. Потом обхватывает ладонями мое лицо и быстро говорит, давая распоряжение. Мы оба в крови. И так друг на друга смотрим, словно любим до безумия. Ролик обрывается, папа снова звонит. Это уже во всех новостях. По центральному телевидению. Вот черт. Сбрасываю. Пишу: «Я в больнице. Мне сделали УЗИ, ребенок жив. Меня накачали чем-то, вырубаюсь. Завтра позвоню и все объясню». Вот и все. Теперь, наверное, наше секс-видео получит новый виток популярности. Но как-то по фигу. Я гуглю новости. Нахожу данные о нападавших. Репортер сообщает, что они в больнице, состояние стабильное. Один мне незнаком совсем, молодой, рожа страшная, бандитская, какой-то боксер в прошлом. Он-то и набросил леску Максиму на шею. А у знакомого мужика в возрасте фамилия странная — Убейволк. Если бы я услышала раньше, точно бы запомнила. Где я могла его видеть? Убейволк назвал меня упрямой. Пытаюсь спать, но получается плохо. Едва глаза закрываю — вижу этого мужчину страшного. Он в темноте палаты мерещится. И в какой-то момент мозг выдает, где я его видела. Распахиваю глаза и присаживаюсь. В окне машины мельком. Машины, из которой вышли те, кто уговаривал написать заяву на Максима, якобы он меня изнасиловал. Мне предлагали огромные деньги и обещали защитить от продажного депутата, связанного с проституцией и наркотиками. Я согласилась, а сама поехала к Максиму, после чего он меня спрятал. Открытие прогоняет сон окончательно. Поэтому в тот момент, когда слышу знакомый голос, я открываю глаза. Максим. Он в коридоре за дверью что-то негромко говорит. На часах — половина четвертого утра. — Пусть она поспит, Максим, приезжай завтра, — произносит Алексей Юрьевич. — Часикам к девяти. Накормим твою Аню, утром сделаем еще одно УЗИ. Если все в порядке, отпущу домой под твою ответственность. Максим снова что-то быстро говорит, не разберу что, но врача называет по имени, как приятеля. Тот отвечает: — Удар был пиздец сильный. Смотри, вот на этом уровне сейчас матка, вот сюда пришелся кулак. Что за тварь это сделала с беременной девочкой, я не знаю, но надеюсь, ты с этим разберешься. Если бы срок был больше на месяц-два, вероятно, эмбрион бы не выжил... Да, девочка крепкая, заметно, жизнью не изнеженная. Отличный пресс... Спортсменка?.. Конечно, я уже дал заключение полиции и повторю это в суде. Я думаю, это была сознательная попытка сорвать беременность. Максим опять что-то говорит. В такие моменты я ненавижу его способность вещать вполголоса. — У меня одни из лучших узистов города, Макс, мы тут специализируемся на сохранении, если ты не заметил название клиники. Как ты считаешь, пропустил бы мой спец отслойку? Блядь, если хочешь, давай ее разбудим, ты лично сделаешь УЗИ. — Добавляет с усмешкой: — Ну а что, почитай в интернетиках как, раз не доверяешь. Может, меня чему научишь... Езжай домой, ты сам похож на психопата. Хочу его видеть. Своего психопата. Сейчас. Но встать не выходит. Настраиваюсь пару вдохов, но, похоже, в меня и правда что-то влили — приятное тепло во всем теле. Беру мобильник и звоню. Тишину клиники прорезает вибрация телефона. Максим сбрасывает вызов и заходит в палату. Глава 31 Откат у нас, знаю. Со мной такое бывало после драк еще в Упоровке, потом некоторое время в ступоре, в себя приходишь. Усталость смертельная, но при этом уснуть не получается. Максим сидит на краю кровати, поглаживает то по плечу, то по щеке. Слов у него нет, тормозит. Сам битый-перебитый. Рука перемотанная. Попал этот гад в него? — Задело? — спрашиваю. — Шальная пуля. Но это хорошо. — Его самодовольная улыбка — единственная в своем роде, никто так сам себе не радуется, как он. Касается руки. — Благодаря этому получилось пострелять в рамках самообороны. Будет, что рассказать внукам. — Ого. Одежда перепачкана высохшей кровью, после допроса и больницы Максим сразу сюда поехал. Горло заклеено широким пластырем. Левый глаз опух и налился кровью. Первым делом я рассказываю всё про Валерия Константиновича. Про историю нашего конфликта, про просьбу администратора спуститься в подвал. И про то, что было потом.