— Тебе нужно было сказать про фотографа, — мягко поучает он. Смотрит в глаза, продолжает поглаживать кончиками пальцев. Почему кончиками? Он порезался, когда держал леску у горла, пальцы перебинтованы. — Малыш, все, кто перед тобой попытается снять штаны, лишится яиц. Это я тебе гарантирую. Смотрим друг другу в глаза. Его голос — предельно спокоен. Я ни на секунду не сомневаюсь, что он отвечает за каждое произнесенное слово. — Ты знаешь, наверное, я была благодарна ему за шанс. Он ведь заметил меня на улице, подошел и начал уговаривать маму. До этого никому в голову не приходило, что я красива. Я собиралась поступать в педколледж в Упоровке. Догадалась потом, что он рассчитывал на... особую благодарность. Прикол. Но при этом он не ошибся, Жан Рибу подтвердил, что я красива. — Ты очень красива. Максим просит набраться сил и рассказать завтра полиции обо всем, что случилось. Слово в слово. — Ты у меня спортсменка? — спрашивает с улыбкой. — Что? — Алексей похвалил твой пресс. Подвинься-ка. Укладывается рядом, вытягивается. Какой же он высокий! Матрас сильно прогибается под нами двумя, хоть бы не рухнуть на пол!.. Но я лучше рухну, чем попрошу Максима уйти. Кровать узкая, дабы не свалиться, мы вплотную лежим. Кожа к коже. Это похоже на день рождения. Задерживаю дыхание. Потом медленно через нос втягиваю кислород и его запах. Тот самый, который еще с ночи помню. Утыкаюсь в грудь. Хорошо-то как, спокойно. — У меня был период, когда жила у бабушки и ходила в школу, — прочищаю горло. Говорить стало вдруг сложно. — В это время занималась на всех секциях и кружках, что есть в деревне, — нервно смеюсь. — Карате, баскетбол, футбол, волейбол... Особенно меня хвалили на волейболе, я была самой высокой девочкой. Нашла там подруг, попала в команду Упоровки, мы даже выступали на областных соревнованиях. Было весело. Кладу руку на его живот. Через рубашку прощупываю. Смелая как никогда раньше. Мы тут вдвоем в полумраке больничной палаты, чуть не умерли, но спаслись и спасли своего слоненка. И я заслужила его потрогать. Заслужила быть смелой. — До твоего мне далеко, — шепчу. Дыхание Максима касается щеки, он чуть меняет положение тела, и я вспыхиваю от мысли, что... Нас опоили в ту ночь на яхте, но сейчас я желаю объятий еще сильнее. Они как воздух необходимы. Обнять. Почувствовать на себе его вес. Почему это так нужно? Как такое возможно? Закрываю глаза. Поцелуй меня. Поцелуй. Поцелуй, пожалуйста. Если он поцелует, я почувствую на вкус счастье. — Неужели это все плавание? — шепчу. — Это стрессы, малыш, — тихий с хрипотцой голос щипает нервные окончания. — В полиции работать было интересно, но это не мой путь, поэтому после универа я пошел в суд, а там вал бумажной работы и тупых людей, на которых в должности помощника нельзя орать. И которых, конечно, нельзя бить, — с комичным вздохом. Хихикаю. Он продолжает: — Я приезжал в зал до работы и заскакивал спустить пар — после. Шесть дней в неделю. Вновь веду по его прессу, надавливаю сильнее. Еще немного и мои пальцы начнут дрожать. Что это, блин, за стиральная доска? Такое бывает? Неудивительно, что Максим таскает меня на руках туда-сюда. В обычной жизни я кобыла, с ним — пушинка. Твердый как камень. Мышцы налитые. Потянуться бы и лизнуть шею. Вместо этого веду рукой вверх до ребер, потом вниз до ремня брюк. Очерчиваю пальцем холодную пряжку, но сделать что-то большее не решаюсь. Еще раз и еще. Сглатываю. Хочу тепла и близости с ним. Еще большей, чем сейчас. Непонятное желание, но берется оно откуда-то изнутри, поэтому хоть и пугает, но кажется естественным. Максим меняет положение тела, и я укладываюсь на его плечо. Он обнимает, водит пальцами по животу через ткань сорочки. Целует в макушку. Повисает пауза. — Как ты догадался, что я в подвале? — Спросил у администратора. Мы вообще-то с тобой спешили, мне нужно было вернуться на совещание, с которого я сбежал. — Серьезно? Сбежал ради моего показа? — Да. Клянусь, попросился в туалет. — И вылез в окно? — Типа того. — Круто. Тебе правда приснился этот вечер? — Что? Ты о чем? — Ты сказал, что все будет хорошо, потому что тебе это снилось. Хмыкает. — Не помню такого. Я не мог такое сказать. — Говорил! Расскажи, пожалуйста, я не буду смеяться. Честно. — Тебе показалось, или я в состоянии аффекта ляпнул что-то несуразное. — Жаль. Я думала, что снюсь тебе. Он снова молчит, мерно дышит. Я так удобно лежу, как никогда на свете. — Поспи, Аня. — Не уходи, пожалуйста. Я не хочу быть одна. Он поглаживает, это очень приятно. — Я не уйду. Утром сходим на УЗИ, потом поедем домой. Родные ума сходят, только кивни ба-Руже или Папуше, они мигом приволокут в твою комнату раскладушку. Снова хихикаю. — Спасибо. Он усмехается: — Не надумала на Кипр? — Это из-за Кале, да? — парирую. — Они решили преподать нам урок за то, что мы не поддались на шантаж? — Из-за Кале. — И что теперь? Ты же не бросишь этот район? Вспоминаю слова его босса. — Волнуешься за Кале после случившегося? Молчу некоторое время. Потом выдаю на одном дыхании: — Ты знаешь, я думаю, что в Кале живет много детей. И беременных девушек, таких как я, которым некому помочь. У меня есть ты, а у них — никого. Только ужас, одиночество и неизвестность. Представь, если с ними такое сделают, и никто не отправит их на частной скорой в шикарную клинику и не будет обнимать всю ночь. Да и сдаться — это удел слабаков. А мы не слабаки. — Не слабаки. Все запомнят: с нами так нельзя. Это я тебе гарантирую. Хороший он. Самый лучший. Гладит меня, жалеет. Невольно вспоминаю грубые слова Олеси, аж передергивает. Мой Максим не такой, не представляю его таким. Устраиваюсь поудобнее и погружаюсь в забытье. Пустоту, свет и полет! А еще мне снится, что Максим целует в макушку и произносит: — Мне снилась девочка. Дочка, малыш. Раньше я не видел ее лица, только издалека младенца, просто знал, что моя. Прошлой ночью она сильно плакала, а когда увидела меня, улыбнулась. У нас с тобой родится дочка, Аня. Самая красивая девочка. Глава 32 — Ба-Ружа, можно? — стучусь в дверь. У Ба-Ружи четверо сыновей и дочка — Евгения Рустамовна, мама Максима. Последнюю дома зовут Руся, сокращенно от Русалочки. Когда она родилась, была страшненькой, сморщенной, старшие братья увидели и, посовещавшись, назвали в честь морской красавицы. Я не разобралась до конца в местных порядках, но знаю, что родив четырех сыновей Ба-Ружа стала важным человеком в таборе, и теперь сама может решать, где жить и с кем. Последние двадцать лет, после смерти мужа, Ба-Ружа живет на пять домов. У каждого из детей есть особая комната для нее. Но, как недавно пошутил Станислав Валерьевич, именно в его доме она проводит девяносто процентов времени и чувствует себя полноценной хозяйкой. Стучусь еще раз. Ба-Ружа не отвечает. Я переоделась в длинное платье, перед тем, как идти мириться. Ну что еще сделать? Приоткрываю дверь, заглядываю: сидит на кровати, насупилась. Вяжет, делая вид, что не заметила вторжения.