— Давайте помиримся, — прошу я. — Пожалуйста. Я же плакать сейчас буду. — Не надо плакать. — Фыркает, впрочем, не злобно. Это бодрит. Захожу в комнату и, прикрыв за собой дверь, присаживаюсь рядом. Бабушка оценивает мой приличный вид и одобрительно кивает. — Девушка должна быть гордой и недоступной, — сообщает она мне. — Зачем ему на тебе жениться, если ты и так пускаешь его в кровать? Округляю глаза. Ну бабуля! Еле ходит, а тоже про постель. — Мы в больнице были, оба раненые. Максим меня жалел. — Еще и в больнице, где кто угодно мог это увидеть! — качает головой. — Цыганка бы так никогда не поступила. — Ба-Ружа... — облизываю пересохшие губы. Она так тепло меня встретила, но едва я рассказала, что мы с Максимом ночевали вместе на узкой кровати, поднялась из-за стола и ушла. Папуша велела мириться. — Я же беременная от него. Вы ведь понимаете... эм, что этому предшествовало? — Понимаю. И не одобряю. Но одно дело, когда мужчина затащил к себе и не отбилась, и другое — спать с ним у всех на виду до свадьбы! Минуту длится пауза. Мой взгляд мечется, хаотично взвешиваю аргументы. В итоге набираюсь смелости и произношу заговорщически: — Вообще-то я не очень-то и отбивалась в ту ночь. — Об этом людям знать не обязательно, — кротко парирует она. Смеюсь. — Ба. Ну ба-а-а. Ну что вы в самом деле! Поздно мне уже строить из себя гордую. — Русские превратили себя в проституток, неудивительно, что на них никто не спешит жениться. Честная цыганка блюдет честь до свадьбы. Я свою простынь до сих пор храню, как доказательство невинности и достоинства. И Руся хранит. Ба-Ружа смотрит в окно, в даль, хотя по ощущениям — погружена в свои мысли. А я на нее пялюсь. Морщинистое, всегда усталое лицо, добрые бледные глаза. Пальцы — крупные, грубоватые, как у мамы, которая всю жизнь в тяжелой работе. И такие же теплые, заботливые. Нелегко ей приходится. Живет на стыке двух культур, стараясь каждой соответствовать, и всех детей, внуков и правнуков долюбить. Она не виновата, что так воспитывалась. Папуша рассказывала, что несмотря на всю консервативность, именно Ба-Ружа разрешила дочери учиться и заставила мужа эту учебу оплатить. Как мать четырех сыновей она имела право голоса. А потом, когда ее дочь пришла с поклоном и попросила разрешения развестись с отцом Папуши, который бил и изменял, благословила. Если бы Ба-Ружа уперлась и велела терпеть, не было бы сейчас ни Максима, ни Эли, потому что без родительского благословения браки или разводы в таборе не случаются. Потом была бойня. Станислав Валерьевич силой вырвал Русалочку с Папушей у мужа и спрятал. Начались драки, угрозы, разборки. Братья и первый муж проклинали, обещали со свету сжить! В итоге силой и подкупом молодой посол заставил соперника написать отказ от Папуши и удочерил девочку. Одинцовы тут же улетели в Турцию, Станислав Валерьевич как раз получил работу в посольстве. Но если бы не прогрессивная своенравная Ба-Ружа, не было бы этой семьи. Поэтому я обнимаю ее за шею. Бабушка смягчается и обнимает в ответ. Я совсем не похожа на цыганку, и знает она прекрасно, что не силой меня взял Максим, но пустила к себе в сердце нищую беременную девочку. — Надо, чтобы по-честному было. Понимаешь, дочка? Чтобы правильно. Чтобы ты в любой момент при любой ссоре могла ткнуть ему эту простынь в лицо и сказать — помнишь? Помнишь, что ты взял, без спроса? Опозорил честную девицу! Теперь люби меня и заботься! — в ее грубоватом голосе прорезается девичья пылкость, и я вдруг представляю себе на месте полной старой женщины молодую гордую цыганку. — Я вам честно говорю, мы даже не целовались этой ночью. Да куда там! Смотрите. Задираю платье и показываю живот — он черный от синяков. Ба-Ружа закрывает лицо и плачет, причитая, как хорошо, что защитили наговором ребеночка. — Максим меня не целует, — признаюсь я тише. — Совсем. Только в лоб. Мне иногда кажется, что ему и не хочется, — опускаю глаза. — Если бы не хотелось, не было бы ребеночка у тебя в животе. Всё будет после свадьбы, он ценит твою гордость. Жаль, что простынь не сохранилась. Я бы всем показала, какую девочку нашел мой внук! — ликует она. — Свою собственную. А то, что нагулявшийся... плохо, конечно, но он мужчина, не дотерпел до судьбы своей. Родилась ты на тринадцать лет позже, Анечка. Прости его за это. Прости, дочка, и думай не о прошлом, а о своем личном счастье и замужестве. Ее слова царапают. Гордиться тем, что была невинной, как-то... странно. Но сейчас, в этой комнате, рядом со старой цыганкой, мне так сильно хочется быть «его собственной». Быть любимой Максима Одинцова, которую он искал всю жизнь, что улыбаюсь. Пусть так. Ба-Ружа сильно отличается от моей родной бабушки и внешне и по складу характера, но... именно рядом с ней я снова чувствую себя любимой. Следуя порыву, достаю мобильник, листаю альбом. — Смотрите, что у меня есть. Простынь и правда нельзя было забрать с яхты, она... хм, не наша. Но я сфотографировала. Пойдет? Я действительно сделала фотографию кровати утром на яхте. Тогда думала, вдруг пригодится в полиции, если Одинцов начнет мстить. Никому ее не показывала, разумеется. Ба-Ружа смотрит внимательно, вгоняя меня в стыд, улыбается и кивает. После чего начинает показывать розовые носки, которые, оказывается, вяжет специально для меня. Это сто процентов, ни у кого из женщин в доме больше нет лапы такого размера. Все мы разные, у каждого свои представления о правильности и порядке. Но когда в сердце живет настоящая любовь, прощаешь близким ошибки, установки, ссоры и продолжаешь заботиться. Несмотря ни на что. Она обиделась на меня, но носки при этом вязала. Это так трогательно, что я тут же примеряю. А потом обнимаю Ба-Ружу от всей души. Хорошо, что пошла-помирилась. Скоро приезжают родители, и мне не помешает поддержка. Глава 33 Экзамены я сдаю. И в тот день, когда получаю результат, приезжают родители. Такой вот двойной праздник. Евгения Рустамовна радуется моим тройкам, кажется, больше всех на свете! — У тебя будет аттестат! Какая же радость, Аня! Нам нужен торт! Эля, доча, как называется та кулинария, в которой мы заказывали кексы тебе на день рождения? — щебечет она, порхая по кухне. Ба-Руже совершенно нет дела до моих оценок, она довольна, что я рассекаю в длинных платьях и помогаю по дому. На ее взгляд, как женщина, я сделала всё, что только могла. Эля не реагирует никак. Она по-прежнему делает вид, что меня не существует, и на любые успехи закатывает глаза. Эля закончила элитную частную школу и сейчас учится в университете, свободно говорит на английском и французском. Ее подружки — с Максима глаз не сводят, пару раз они присутствовали на семейных ужинах. — Эля, — Евгения Рустамовна щелкает пальцами в воздухе. — Ну скажи мне, скажи? Что-то про мяту? Эля бросает в мою сторону надменный взгляд и возвращается к мобильнику. — Да вы что, какой торт! — встрепенувшись, бормочу. — Подумаешь, тройки, было бы что праздновать. Я и так нахлебницей себя ощущаю. Эля, продолжая пялиться в телефон, слегка улыбается. — Я пирожков напеку, — говорит Ба-Ружа. — С луком и яйцом. — Обожаю, — быстро поддерживаю. — Я помогу. — Торт всё же нужен, я позвоню Максиму, раз моя младшая дочь внезапно оглохла, — причитает Евгения Рустамовна. Слежу за ней украдкой, восхищаясь. Такая утонченная, уверенная в себе, умная женщина, при этом уважающая традиции семьи. Эти платья на ней — произведения искусства — пусть длинные в пол, на глаз не оторвать. Неудивительно, что в универе о ней легенды ходят. Такую увидишь — не забудешь. Папушу Евгения Рустамовна родила в шестнадцать, той было пять лет, когда они под покровом ночи бежали к Стасу. Папуша помнит, как отец бил ее мать, помнит, как та умоляла Ба-Ружу и покойного дедушку отца разрешение на развод. Она все это мне подробно рассказывала, хотя сейчас с трудом верится, что Евгения Рустамовна могла быть в таком отчаянии. Как много для женщины значит быть рядом с правильным мужчиной. — На свадьбе же будет торт, куда столько, — улыбаюсь я. — Давайте уже дождемся. Пожалуйста. Мне правда неловко, — умоляю не акцентировать внимание на моих тройках, когда вокруг все такие умные и образованные. Евгения Рустамовна отвлекается на мобильник, после чего сообщает: — Максим отзвонился, встретил твоих родителей, Аня, скоро приедут. И всё же жаль, что мы не подумали о торте! К свадьбе столько приготовлений, я совсем замоталась! Вечер пролетает словно в тумане. Я очень рада увидеть родных, но при этом, едва те заходят в дом, ощущаю сильнейшую скованность. Знакомство проходит хорошо, и вроде бы разговор клеится и никто не ссорится, но при этом мне постоянно хочется провалиться сквозь землю из-за всей этой ситуации. И только ночью, оказавшись в своей кровати в одиночестве, я понимаю, что именно меня так разволновало: родители хорошо приняли Максима. Слишком хорошо. Они ему чуть ли не в ноги кланялись, тем самым еще сильнее увеличив пропасть между нами. Дом Одинцовых поверг их в шок. Киря цокал языком и повторял: «Молодец, сестричка! Держись за Макса. Всеми руками и ногами держись». Завтра мне снимают брекеты, Максим за столом уточнил время, сообщил, что свозит, а потом мы вдвоем где-нибудь поужинаем. Я вспыхнула от радости! Наконец-то у нас будет свидание. Настоящее! — Только не поздно, — строго произнесла Ба-Ружа, блюдя мою честь. — Сколько ты в них отходила? — уточнил Киря, поддерживая разговор. — Сейчас — красота! А какие у нее зубы были до — ты бы видел, Максим. На крокодила наша Аня была похожа, — и показал ладонями пасть. Все посмотрели на меня, и Максим тоже. Я улыбнулась. Сейчас, вспоминая тот момент, не могу сдержать слез. Подтягиваю колени к животу, обнимаю себя и плачу. Я устала. Нельзя уставать, так сказал босс Максима, но как же сильно я в действительности устала! Как хочется покоя и тишины. Самой планировать день. Ждать Максима с работы. Побыть настоящей, хотя бы наедине с собой! Утро жду с острейшим нетерпением. А когда, проснувшись, присаживаюсь в кровати, едва не дрожу от предвкушения: сегодня впервые, после показа, мы с Максимом проведем время наедине. Плохие мысли и ночные страхи улетучиваются, я накидываю халат и спешу в ванную. Свадьба послезавтра, еще немного, и моя жизнь кардинально изменится. Нам столько нужно обсудить! Где будем жить? Как общаться? Вести быт? Мне, наверное, стоит готовиться к переезду, но все вокруг так заняты предстоящей свадьбой и собственными делами, что упускают этот момент. А еще я все время думаю о том, как пройдет первая брачная ночь. Чего вообще ждать? Максим постоянно занят, к его завалу на работе добавилось расследование покушения. Я все понимаю, но не могу не скучать. Не могу не думать.