– Интересно, кто решил заглянуть в неурочный час? – изумился муж и тоже ушел. Я направилась в ванную. Мне стало жаль женщину, которая, прихватив с собой кошку, не побоялась отправиться в далекую Москву, поставив перед собой цель найти дочь. Мать Степана на самом деле родом из Хомяково, вероятно, она возила туда крестить сына. Младенчество моего мужа пришлось на годы гонений на церковь. А мама Дмитриева, пока мальчик не пошел в школу и мог весь день находиться в садике, работала на оборонном заводе. Ей за крещение новорожденного могло влететь от начальства, да и уволить могли. Понятно, почему Дмитриев никогда не носил крест и понятия не имел о том, что побывал в купели. Надежда Андреевна не врунья, скорее всего, она в самом деле крестная мама моего мужа. Но это не дает ей права заводить свои порядки в нашем доме и командовать хозяевами. Ох, не следовало изображать радость при виде картинок с кошками, занавесок, скатерти и прочей «красоты»! Ну почему я сразу вежливо не объяснила женщине, что члены моей семьи были довольны прежним убранством квартиры и не следовало украшать чужое жилье по своему вкусу? Я схватила полотенце. По какой причине я не объяснила свою позицию тете Муре? Постеснялась, не хотела ее обидеть… Из коридора донесся громкий голос: – Это кто такая? С кем в приличный дом приперлась? Я бросила полотенце, быстро влезла в джинсы, футболку, поспешила в прихожую и увидела Мэри Мур и Стива. У их ног стояла спортивная сумка. – Не сердитесь, Бога ради, – затараторил агент. – Явились к вам ни свет ни заря. Мэри умоляюще сложила руки. – Виола, дорогая, простите, простите! После нашей встречи на показе стало понятно, где мама живет, я ей позвонила, предложила: «Мы очень разные, но давай попытаемся наладить отношения». Она ответила: «Собирайся! Возвращаемся в Хомяково. Я приехала, чтобы тебя, гулящую, домой вернуть. Перед соседями стыдно, спрашивают, где ты. Судачат обо мне. Вещи свои не бери, они не для приличной женщины. Краску с морды смой. Домой вернемся – пойдешь работать на ферму, станешь как все. Тогда и поговорим о налаживании отношений». Вот и прикатили к вам без приглашения. Мама, пожалуйста, давай поговорим по-человечески! – Вот еще! Стану я со всякими беседы вести, – фыркнула тетя Мура. – Сначала приведи себя в надлежащий вид, оденься, как человек. Что ты нацепила? – Дубленку и платье, – со вздохом ответила дочь. – Все короткое, – процедила Надежда Андреевна. – Стоит баба, как голая. Женщина, вы кто? – Не узнали родную дочь? – удивился Стив. – Да узнала, моя девочка, – сказала, как топором отрубила, тетя Мура. – Нормально же одевалась! Да сбил ее с хорошего пути прохиндей. Убирайтесь отсюда по-доброму, по-хорошему! – Надежда Андреевна, вы у нас в гостях! – не выдержала я. – Выгонять кого-то из квартиры могут только хозяева. – Я крестная мать Степана! – рассердилась гостья. – Я главнее жены! Супруга сегодня одна, завтра другая. А я одна, навсегда! Как мать заявляю… Мэри показала на стену. – Вилочка, кошечки-собачки ваша идея? – Нет, – вздохнула я. Стив кивнул на галошницу. – А сей предмет, инородный гость в интерьере, откуда? Я опустила глаза. – План А? – спросил агент. – Ага, – кивнула Мэри. – Мой низ, твой верх, – произнес загадочную фразу Стив. – Вынимай! Мэри живо вытащила из большой сумки трубу серо-зеленого цвета, встряхнула ее, и стало понятно – в руках у девушки мешок. – Раз, два… – Три! И Мэри, ловко накинув брезентовый пакет на голову матери, спустила его до пола. – Мой низ, – повторил агент, наклонился и перевязал ноги тети Муры невесть откуда взявшимся ремнем. Мэри схватила «упаковку» посередине, но Степан быстро отодвинул хрупкую девушку и встал на ее место. Все действия заняли секунды. – Выносим, – скомандовал Стив, – кладем в машину. Кошку сажайте в перевозку, ее тоже забираем. – Немедленно отпустите! – еле слышно донеслось из мешка. – Утаскиваем, – кивнул Степан. Мужчины живо ушли на лестницу. – Вилка, прости нас, – зашептала Мэри. – Но иначе никак! Если с мамой ласково, она распоясывается, начинает переть на человека танком. У нее железная уверенность в своей правоте. А у меня на днях свадьба. Ну как без мамы-то? Но ты видела ее реакцию на меня! Пришла нам в голову идея познакомить Надежду с Эндрю, отцом Стива. Он англичанин, но из рода князей Троекуровых. Его предки догадались уехать из России в тысяча восемьсот сороковом году, поэтому они сохранили и приумножили свой капитал, приобрели поместье. Семья только богатела. Дома Троекуровы всегда говорили на русском, поэтому Эндрю прекрасно знает язык предков. Женат он на Элизабет де Круа. Она француженка, баронесса, владеет русским, написала несколько книг об иконах, одна посвящена православным образам. Стив младший сын. Родители счастливы, что он нашел жену в России, сразу приняли меня. Сэр Эндрю и его супруга в курсе моих проблем с мамой. Самолет во Внуково уже ждет, в Лондоне прямо у трапа встретит машина. В лайнере мама скандал не устроит, и в Англии тоже. Будет вести себя прилично. У нее в голове вопрос вечный: что люди скажут? Вы со Степаном уже свои, перед вами стесняться не надо. А в Великобритании все чужие пока. Как только сойдем с трапа, за дело возьмется сэр Эндрю. Он способен уговорить аллигатора полюбить яблоки и отказаться навсегда от мяса. Почему мы нагло ввалились к вам в ранний час? Мама встает в пять и в шесть начинает кипеть от негодования, если кто-то спит. Надежда Андреевна на ногах? И все обязаны бодрствовать. Я знала, что она вас из постели выдернула. А картинки выкинь! Спасибо за все! Сейчас сброшу тебе все номера моих телефонов, даже секретный. Давай обнимемся? Мы расцеловались, я проводила Мэри до лифта. Потом вернулась домой, сняла одно изображение кошки… – Давай пока оставим живопись, – раздался за спиной голос Степана. Я обернулась. – Сама хотела то же самое предложить. Пусть уж лучше китч, чем громадные гвозди или дыры от них. Пошли выпьем кофе. Вот уж не думала, что неистовым стремлением сделать окружающим хорошо, научить их жить правильно, можно довести до истерики всех, кому желаешь горы добра и вагоны здоровья. Глава 29 – Бедную Аллу Борисовну пресса довела до самоубийства, – сердито констатировал Кирилл. – Бирюкова не медийная личность, долго обсасывать тему, как она травила больных гнилыми продуктами, не удалось. «Желтуха», «Сплетник» и все им подобные тявкали всего неделю. Если вспомнить, как они нападают на звезд, это просто щекотка. Но селебритис привыкли к укусам, конечно, им неприятно, но шоубиз оброс броней, улыбается в лицо гадюкам. А у Аллы Борисовны не было опыта общения с папарацци. Она после телепрограммы еле живая вышла, а потом на бедняжку накинулась пресса, вот женщина и ринулась к окну. – Валентина не такая милая, – отметил Степан, – она старательно топила владелицу благотворительного учреждения, которая наняла ее работать на кухне. Но люди-то в центре умирали. – Они все были инвалидами с детства, в тяжелом состоянии, – вздохнула я. – Хочется задать Валентине еще пару вопросов. Например, такой: с какой целью она так ярко выступила в телепрограмме? – Можно попробовать, – согласился Степан. – Но, думаю, Юркина быстро нафантазирует какую-то историю. Вероятно, лучше пообщаться с Вадимом. Он может знать нечто интересное. – Ресторанчик открывается в восемь, до полудня там завтраки, – проговорил Кирилл. – Люди полагают, что самое напряженное время у трактирщиков – вечер. Это отчасти верно. Наплыв гостей с восемнадцати до двадцати двух велик. Но промежуток с семи утра до двенадцати дня тоже плотно заполнен, в особенности в кафе в центре. Многие любят позавтракать перед работой. Лучше побеседовать с мужчиной после полудня. – Правильно, – одобрил Степан. – Вилка, езжай к Валентине. – Далеко рулить не придется, – улыбнулась я. – Юркина поселилась у Фаины Герасимовны. Странно. – Что тебя удивило? – тут же отреагировал Владимир. – У лифтерши есть квартира, – напомнила я. – Нельзя сказать, что очень просторная, но и не нора кролика. Она там прописана вместе с сыном, невесткой и внуками. Зачем пожилая женщина решила оборудовать себе жилье в подвале? Она нам объяснила, что в двушке места немного, спать с детьми в одном помещении не хочет. А малыши в спальне родителей не помещаются, там просто не хватает места, чтобы столько кроватей поставить. Вот бабушка и поступила благородно: оставила жилье целиком сыну с невесткой… – Подожди, – остановил меня Владимир. – Ты говоришь «малыши». Сколько лет внукам Фаины Герасимовны? – Младшему три, старшему семь, – отрапортовал вместо меня Кирилл. – А самой Вольской скоро восемьдесят. Но она огурец-молодец. Давно заметил: если человек работает – неважно, кем, безразлично, где, – коли у него имеется необходимость пять дней в неделю топать на службу, то он выглядит и чувствует себя значительно лучше, чем его одногодок, который на диване у телика дрыхнет! Кто лег, тот умер. Бабушка моя в семьдесят пять лет попала в больницу – рак груди. Бабуля – мотор с фейерверком. Врач мне рассказывал: «Аккуратно говорю Ольге Сергеевне: “Вам предстоят три операции”. Жду вопросов, истерики, слез, фразы “я умираю”. Но она кивнула: “Режьте!” Я удивился: “Постараемся вас побыстрее поставить на ноги”. Больная рукой махнула: “Не волнуйтесь. Все хорошо будет. Мне в мае на выставке представляться. Когда все закончите?” Услышала, что двадцать третьего апреля последнее вмешательство сделают, и обрадовалась: “Отлично. Значит, второго мая я успею на показ”». Кирюша тихо засмеялся. – Бабуля котят разводит, выставка кошек для заводчика – это очень важно. Врач ей в уши бубнит: «У вас химия начнется, плохо станет в душном зале». Бабуся ему: «Пустяк. После операции я буду здоровая. Химия так химия, не она главная! Необходимо моим Марте и Клеопатре все золотые бранзулетки собрать». И бегала бабуля по выставке. Сейчас ей девяносто четыре, больше семидесяти никто не дает, и рака нет. С ней тогда в палате лежала женщина, той шестидесяти не было. Ныла, стонала, жаловалась, плакала, говорила: «У меня страшная болезнь, умираю». Ей всего одну операцию сделали, химию легкую провели, а тетка скончалась. Вольская, наверное, как моя баба Оля, вертится колесом. Сыну ее Юрию – под шестьдесят. Дети у него маленькие, потому что брак второй. Алина, невестка Вольской и вторая жена Юрия, на двадцать годов супруга моложе. В первом браке у мужчины наследников не появилось. – Пойду к Фаине, она, наверное, уже у лифта сидит, – решила я. Но за столом оказалась Валентина. – Вас взяли на работу? – удивилась я. – Нет, – возразила Юркина. – У тети Фаи голова заболела, она захотела лекарство принять и полежать немного. – Понятно, – кивнула я и отправилась в подвал. На стук в дверь никто не отозвался. Я занервничала – вдруг лифтерше стало плохо? – и распахнула створку. Фаина Герасимовна сидела на диване, перед ней стоял открытый чемодан, в котором лежали разноцветные мешки из тряпок. – Добрый день, Виола, – чуть сердито произнесла Вольская. В ту же секунду она сообразила, что разговаривает с жительницей дома, и сразу переменила тон, превратилась в медовый пряник: – Что-то случилось? – Нет-нет. Увидела на вашем рабочем месте Валентину и насторожилась, вдруг вы слегли, – успокоила я пожилую женщину. Я сделала несколько шагов вперед, приблизилась к чемодану и засмеялась. – Так это куклы! Издали они показались разноцветными мешочками. Вольская закрыла лицо руками.