Я выключила лампу и отправилась к себе в спальню, на чем свет стоит ругая Альдо. Испортил такое волшебное настроение! Трясясь от страха, легла под бок к мужу и прошептала чуть слышно: — Я люблю вас, господин Гвидо! Сержио Доведя брата до его спальни, я врезал ему по печени. — Не смей домогаться Кьяры, — рыкнул я. — Хотя бы из уважения к отцу. — А ты уже пробрался в заветную норку? — осклабился Альдо. — И каково там? Что-то необыкновенное или как у других баб? — Альдо, — проскрежетал я сквозь зубы. — Угомонись, брат! Не делай из Кьяры особенный приз. Обычная женщина, которую любит наш отец. Ничего более. А для нас с тобой в мире полно других. Страстных и легкодоступных. Вон когда я был в Сан-Франциско, — начал я, увлекая брата в его комнату, — так трахался там с молоденькой бразильянкой. Эстрелла! Сплошной огонь! Альдо зыркнул на меня изумленным взором, будто не веря в мои россказни. Правильно делал. Я врал безбожно. Те несколько месяцев в Америке я жил монахом. Постоянно скучая о Кьяре. Но моему старшему брату знать об этом не полагалось. Внезапно лицо Альдо переменилось. Раздражение куда-то пропало. — Ты прав, Сержио, — расхохотался он. — Каждому Лукарини по Эстрелле! Давай женимся в один день. Каждый возьмет в жены свою Эстреллу. Вот повеселимся. — Тоже Эстрелла! — заржал я, вспоминая, откуда в моей башке вообще всплыло это имя. Из отчета детектива, проводившего собственное расследование по убийству Моник. Крутой черт! Альдо и оправдали благодаря этой ищейке. — Хорошая мысль, — заявил я. — Напишу своей, пусть приезжает. А ты меня познакомишь со своей девочкой. — Чтобы ты отбил ее у меня, как Кьяру? — ощерился Альдо. — Первый раз увидишь ее на свадьбе! — Хорошо, — кивнул я. — Только Кьяру никто у тебя не отбивал. Я даже не знал о ее существовании, пока она не вышла замуж за отца. Или он познакомил вас раньше? — Нет, — мотнул головой Альдо. — Я увидел ее на второй день после свадьбы. Она хныкала на груди отца. Молила, чтобы он ей вставил. Видать, у старика совсем плохо с этим делом. И почему я не врезал ему по башке стулом и не отымел нашу мачеху прямо в гостиной? — Ты сошел с ума, — в ужасе пробормотал я. — Тебя нужно лечить, Альдо! — Мнишь себя главой семьи, маленький придурок! — хохотнул старший брат. — Много на себя берешь, Сержио, — нехорошо усмехнулся он и, обойдя меня, вышел из комнаты. — Прощай, кретинно! — фыркнул напоследок. Но через несколько шагов, остановился и вернулся ко мне. — А Кьяру я все равно трахну! — и заметив, как я изменился в лице, бросил небрежно: — Если ты с ней не спишь, то почему так переживаешь, Сержио? «Хороший вопрос, — внутренне усмехнулся я, всеми фибрами души желая сделать Кьяру своей женой и матерью моих детей. — Как же нам поступить, папа?» — мысленно взмолился я, понимая, что ответа на мой вопрос просто не существует. Эпилог Выставку моих работ отец решил провести в знаменитом палаццо Грасси. Я помнила этот дворец. В прошлый наш приезд Гвидо еще пошутил что-то про казино. Казино и выставочный зал, где проходят знаменитые Венецианские биеннале. И я, художник-самоучка! — Меня выгонят оттуда и следом картины выкинут, — прошептала я, схватившись ладонями за пунцовые щеки. — Еще чего! — хмыкнул отец. — Пока я жив, пользуйся. Все для тебя, Кьяра. Мы столько лет потеряли из-за гордости Елены, мне даже подумать страшно. Но теперь, моя дорогая, я могу помочь тебе стать знаменитой. У тебя талант, моя девочка! Служи ему, коли Господь поцеловал в темечко. — Я боюсь. Может, мы ограничимся каким-нибудь вернисажем? Для первого раза… — Нет! — заорал Карначчи. — Я не позволю! Мой единственный ребенок достоин самого лучшего. — Моя жена тоже, — заявил Гвидо, входя в гостиную, а разобравшись, в чем, собственно, дело, велел: — Перестань капризничать, Кьяра! Тебя не отправляют на съедение волкам. Мы с твоим отцом будем рядом. И Сержио. Пригласим семейство Канторини, мой брат Марио приедет обязательно. Насчет Альдо не знаю, — хмыкнул он. — Хорошо, — прошептала я, понимая, что меня начинает бить внутренняя дрожь. Я рассказала мужу о гнусных речах Альдо, и он велел поменять замки на дверях и приставил ко мне охрану. Но даже в собственном доме я не чувствовала себя в безопасности. Мне казалось, что Альдо способен на любую подлость. Гвидо заметил, как я переменилась в лице, и позже, когда мы с ним остались одни, сказал: — Знаешь, Кьяра, тебе известность не помешает. Альдо не посмеет нанести урон медиа-персоне. — Найдутся другие, как Альдо, господин Гвидо! Мне не нужна популярность. Я дорожу вами и Еленой. — Твой отец уверит кого хочешь в твоем таланте. Рисуй свои картины и продавай их по самой высокой цене. Пусть Елена и другие наши дети гордятся матерью. На том и порешили. А когда день открытия настал, я стояла вместе с отцом и мужем в огромном зале с мраморными колоннами и приветствовала гостей. По случаю первой выставки Сержио подарил мне голубое платье от Валентино. Легкое и воздушное. Расшитое розовыми цветами и бабочками. — Платье, созданное для принцессы, — улыбнулся Сержио. Да и сейчас он бродил чуть поодаль, но время от времени мы встречались с ним взглядом и будто молча переговаривались. И от этого я чувствовала себя спокойнее. Ко мне подходили какие-то важные люди, знакомые отца, что-то говорили. Восторгались моим талантом и красотой. Но я не запомнила ни одного лица, пока в зал не вошла та самая синьора в черном платье в сопровождении двух красавцев. Замыкал шествие пузатый мужик в красной мантии. Без лишних слов я поняла, что приехали друзья Гвидо. Сам кардинал Алессандро и его сестра Лючия. Гвидо радовался как ребенок, представляя меня его высокопреосвященству и его племяннику Вито. А последним подошел поздороваться крестник донны Лючии. — Томазо Манчини, — улыбнулся он. А поцеловав руку, заглянул мне в лицо. И я поняла, что пропала. Задохнулась от оглушающей синевы глаз, смотревших на меня с любопытством. «Надо дышать», — приказала я сама себе. — Я даже не представлял, что твоя жена рисует, — хохотнул кардинал. — Думал, вы заняты производством новых Лукарини. — Мы везде успеваем, — довольно буркнул Гвидо. — Посмотри, Сандро, какие работы. Моя жена вложила в них всю душу. — А тебе из твоих работ что больше нравится? — осведомилась у меня синьора Лючия. — Покажи мне, — велела она. И взяв за руку, потащила прочь от мужчин. — Подожди, я сама догадаюсь, — весело хмыкнула она. — Никогда в жизни не была на выставках. Надеюсь, ты меня не сильно заругаешь, если я что-то перепутаю. — Я тут сама впервые, — тихонечко прыснула я, подводя свою спасительницу к одному из пейзажей. «Утро в Тоскане». На пригорке маленький домик, туман и роскошный нескошенный луг. — Люблю Тоскану, — кивнула она. — Ты должна к нам приехать в гости, Кьяра. Бери Елену и приезжай. — А мой муж? — изумилась я, не понимая, почему Лючия приглашает только меня. — Ему приглашение не требуется. Было время, когда я не знала, как выгнать из своего дома этого шалопая, — хихикнула она и добавила горько: — Слишком давно живу, Кьяра. Очень давно. Потом поманила к себе крестника. — Купи эту картину, Томазо, — велела она. — Она же продается, Кьяра? — Я почту за честь подарить ее вам, — пролепетала я. — Пусть она напоминает о моей спасенной жизни. — Ты как солнышко, Кьяра, — улыбнулась Лючия. — Но кто я такая, чтобы отказываться от подарков, — заверила она меня и тут же повернулась к Томазо. — Ты ведь тоже хочешь купить картину, сынок? — Конечно, матушка, — кивнул он и нежно взял меня за руку. Усилием воли я не вырвала ладонь, понимая, что этим только опозорю себя. Но мое несчастное сердце уже рвалось из груди, а внизу живота скручивался тугой узел желания. — Кьяра, — позвал Томазо. — О чем вы мечтали, когда создавали эту картину? — Он подвел меня к тому самому холсту, что я рисовала перед встречей с Альдо в моей мастерской. В этой картине отразилось все. Удовольствие от близости с Гвидо и Сержио и страх перед Альдо. Мой полет и боязнь разбиться об острые камни. — А как вы думаете, о чем эта картина? — осмелилась я улыбнуться Томазо. — Я думаю, — прошептал он почти мне на ухо. — Тут рассказывается о любовных фантазиях или воспоминаниях. А если так, то вы, Кьяра, очень чувственная женщина. Я ошеломленно уставилась на него, а Томазо, взрослый и опытный мужчина, легко считал все эмоции, обрушившиеся на меня. Он пристально посмотрел мне в глаза и заметил чуть слышно: — Я не знаю, как называется картина. Но это экстаз, Кьяра. Самый настоящий оргазм. Вы безумно талантливы, раз смогли такие сложные чувства изобразить на холсте. Я куплю эту картину за любую цену. Скажите, сколько? — Лучше спросите у моего отца, — прошептала я, растворившись в голосе Томазо и его улыбке. Если бы сейчас, этот высокий и крепкий мужчина поднял меня на руки и вынес из зала, я бы только покрепче ухватилась за его шею. Я завороженно наблюдала, как мой отец и Томазо смеются, договариваясь о сделке, как ко мне с бокалом шампанского подходит Сержио. О чем-то болтала с какими-то людьми. Улыбалась и шутила. А в висках молотком билась мысль: «Ты влюбилась, Кьяра. Влюбилась!» — Посмотри, как доволен твой отец, — усмехнулся Сержио. — Небось, знатно потрусил Манчини. Но семья Канторини значительно богаче нас, — добавил он чуть слышно и пояснил заговорщицки: — Томазо -незаконнорожденный сын Алессандро. — А-а-а — только и могла промычать я, беззастенчиво рассматривая Манчини, беседующего с моим отцом и еще какой-то дамой. Томазо поймал мой взгляд и весело улыбнулся. А я, уставившись на него во все глаза, подумала: «Вы купили мой „Оргазм“, синьор Манчини, и завладели моими чувствами. Надеюсь, эта влюбленность скоро пройдет. И я снова с обожанием буду смотреть на своего мужа и Сержио». Знать бы тогда, как я ошибалась.