– Понимаю. И я вынужден вас покинуть. Если честно, устал за ночь. Мне пора. Не волнуйтесь, – обратился он к Вито, – ваша мама под надежным присмотром. Вернувшись вечером домой, они решили не говорить отцу об отравлении. Сказали, что у матери был приступ стенокардии, и Вито предпочел съездить в клинику, чтобы лично убедиться, что с ней все в порядке. Отец ворчал, что не сообщили ему об этом раньше, и засобирался домой. Марко изъявил желание поехать с дедом («Он совсем один, па… К тому же я могу пользоваться его машиной, поехать к кузине. Могу и деда отвезти, куда он захочет»). Луиджи был очень рад, что внук едет с ним. Вито отвез их сразу после ужина. Клаудиа поехала к матери вечером. Она же сообщила, что Джина проснулась и вела себя как обычно. И только в десять вечера они, наконец, уединились. – Что насчет завещания, Вито? У тебя есть новости? – Да. Все движимое и недвижимое имущество, которое принадлежало Джулии, достанется дочерям. Гаспаро и Агата – работники – получат чек на десять тысяч евро и на восемь тысяч ценных бумаг. – А Модильяни? – Джулия меня не забыла. – Я рад за тебя. – Ну да… – и добавил с сарказмом: – Софи сказала, что она будет оспаривать этот пункт завещания. Она тоже хочет Модильяни. – Но как же так? Это возможно? – Оспорить? Конечно, это возможно. Стандартная процедура. Решение принимает суд. – Нет, я имел в виду другое. Почему она это делает? Это воля ее матери. И вы все-таки родственники. – Я сам удивлен. И сказал ей, чтобы не тратилась на суды. Я не буду драться за эту картину. Хотя и очень хотел бы ее иметь. – Но по завещанию картину должны передать тебе? – Да. – Я тебе советую ее забрать и не играть в благородство. Пусть судится. – Ты серьезно, Антонио? – Конечно. – Я подумаю. Может, ты и прав. Завтра мы с Клаудией поедем к Джулии, – сказал Вито и смущенно добавил: – Говорю так, будто она жива. Наверное, пока мы не продадим дом, так и будем говорить: «Едем к Джулии». Завтра же будем решать, что делать с домом. И обсудим вопрос с картинами. – Тебе досталась не одна картина? – Мне – одна. Модильяни. И две работы итальянских художников двадцатого века тетя оставила Клаудии. – Что за художники? – Этторе Тито. Очень известный живописец венецианской школы. Его работы можно встретить во всех музеях мира, хотя большинство картин, конечно, в Италии. Две было у Джулии. Одну из них она завещала Клаудии. И еще одно полотно – постмодерниста Сильвио Олибони Джулия оставила моей сестре. Этот художник жил в Тоскане в Сан-Миниато. Здесь Джулия с ним и познакомилась в середине семидесятых, за год до его смерти. – А насчет этих двух картин Софи претензий не предъявляет? – Нет. Только Модильяни. Причем она разговаривала со мной очень агрессивно. Я давно не слышал такого тона. Завтра позвоню мэтру Гвидиче. Я бы не хотел судиться со своей кузиной. Давай еще бутылочку? – без перехода спросил Вито, – хочу напиться. Столько всего навалилось. – Давай. Вчера ты меня спаивал Нобиле ди Монтепульчано. Что ты предлагаешь сегодня? С учетом того, что бутылочку кьянти мы уже опустошили. – Сегодня, Антонио, мы можем попробовать… мм… предлагаю на выбор: барбареско или Брунелло ди Монтальчино. Если осилим, можно и то и другое. Барбареско – это вино из Пьемонта, сорт неббиоло. Очень советую. Монтальчино, как ты понимаешь, это вино Тосканы, сорт санджовезе. – Ну, две бутылки мы вряд ли осилим. Неси монтальчино. Вито принес бутылку, открыл, разлил вино. Если не думать об этих мрачных событиях, Антон чувствовал себя в гостях просто замечательно: жил в большом красивом доме, откушивал тосканские деликатесы, пил хорошее вино, наслаждался теплыми вечерами и обществом доброго итальянского друга. Пятница – Антонио, ты еще спишь? Голос Вито и шум за дверью разбудили Антона. «Который час? – подумал он, – что случилось? Я проспал?» – легкая паника окутала погруженное в объятия Морфея Антоново тело. Сон, на редкость глубокий, был нарушен громким голосом друга и противным («долбеж по нервам!») стуком в дверь. Эту ночь он спал как убитый. – Уже не сплю, – хрипло ответил Антон: голос еще не проснулся. Как, впрочем, и все остальное. – К тебе можно? – Можно, заходи, – Антон, наконец, пришел в себя и рассмеялся, – только я не одет. И буду встречать тебя в пижаме. Вито этот факт никак не смутил, он тут же открыл дверь. – Не паникуй. Мужскими прелестями меня не удивишь. – Я спал как младенец. Это все твое монтальчино. Который час? – Девять. – Ничего себе. Извини, дружище. Я потерял счет времени. – Это ты извини, что разбудил. Не могу дождаться, чтобы сообщить тебе новость. – Слушаю с нетерпением. – Кузина Софи передумала судиться. Позвонила рано утром, извинилась и сказала, что я могу забрать Модильяни. – И что же поменяло ее решение? – Не знаю. Она объяснила свое вчерашнее раздражение сиюминутными эмоциями. Мол, она очень любит эту картину и хотела бы ее иметь у себя. Но воля матери важнее. – Тем лучше. – Да. Этот вопрос закрыт. Поедем сегодня в Рим? Ты не против? Антон окончательно проснулся. Разве можно быть против? Вито жаждал действия. – Буду доказывать тебе, что я не убивал мою тетушку и не травил собственную мать, – продолжил он. – Вито, мы договорились, что я тебя не подозреваю. – Зато я сам себя подозреваю! – Это как? – Я счел необходимым провести кое-какое расследование. Не только для тебя, но и для остальных. И, как ни печально, для полиции. Если б я не был известным адвокатом, они бы меня задержали. – За что? – За то, что якобы по моей просьбе принесли торт для мамы. – Но это несерьезно. Так можно обвинить кого угодно. – Сама по себе история с тортом – да, несерьезно. А вот вкупе с убийством Джулии это вполне может стать аргументом. Да и мотив у меня имеется. – Какой мотив? – Антонио, ты, действительно, еще не проснулся. Ты же сам мне твердил про Модильяни! Чем не мотив? Да… Вполне может быть. Надо спасать друга. – Ты меня пугаешь своим настроением, – сказал Антон, высвобождаясь из-под широкой легкой простыни, – поехали в Рим. Я проснулся! Только я должен выпить кофе.