Они все сумасшедшие. И все же… есть в Колетт нечто такое, что притягивает меня к ней. Я не могу это объяснить. За резкими сменами настроения и привычкой манипулировать людьми я вижу очень одинокую женщину. Женщину, которая постоянно испытывает душевную боль. Однако, переживая за нее, я не могу не понимать, как тяжело мне придется, если я приму ее предложение, останусь и буду часами находиться рядом с ней в доме, где живет она и ее родственники. Я буду вынуждена часами читать вслух девочке, которой на самом деле не существует. Сидеть рядом с ванной-бассейном, наполненной водой и мыльной пеной, в которой нет ребенка. И все время за мной будет пристально наблюдать Колетт, находящаяся словно под гипнозом. Пары шампанского все еще продолжают туманить мне мозг, я по-прежнему не в состоянии адекватно оценивать ситуацию. К тому же на террасе тепло, даже жарко, и от этого меня порядком разморило. Солнце медленно опускается к горизонту. Его лучи входят в окна с одной стороны домов и выходят с другой, пронзая здания насквозь. И тут я вдруг понимаю – Колетт могла сделать это нарочно. Ну да, скорее всего, она с умыслом напоила меня – чтобы сломить мое сопротивление и заставить сказать «да». Потом у меня, как это уже бывало, снова возникает мысль о том, что другие люди, живущие в доме Бэрдов, ее недооценивают. Колетт, склонив голову набок и подрагивая удивительно длинными и красиво накрашенными ресницами, внимательно следит за выражением моего лица. Затем уголки ее рта снова приподнимаются, но при этом ее великолепных зубов не видно – Колетт улыбается одними лишь безукоризненно накрашенными яркой помадой губами. Похоже, она надеется, что ей удастся меня уговорить. И еще – она, вероятно, отдала бы сейчас что угодно, чтобы проникнуть в мои мысли. – Хотите, отправимся куда-нибудь еще? – спрашивает она. И я, к моему удивлению, не говорю «нет». Мне любопытно узнать, какие еще сюрпризы Колетт для меня приготовила. Глава 20 Водитель везет нас на Пятую авеню, в фешенебельный универмаг «Бергдорф Гудман». У меня кружится голова – от шампанского и от самого факта, что нас высаживают перед входом в этот легендарный магазин. Мы идем вперед, прямо на манящее ослепительно-яркое сияние светильников. Я вижу полки, стеллажи и длинные вешалки, набитые и увешанные божественно красивыми на вид и восхитительными на ощупь тканями и одеждой. Гуччи. Дольче-и-Габбана. Том Форд. Новые поступления размещены в центре торгового зала. Там же выставлена парфюмерная продукция «Живанши», обувь «Валентино Гаравани» и сумки «Баленсиага». Рядом со мной останавливается женщина в пальто от модного дома «Прада», позволив продавцу прыснуть на себя какими-то духами. Вид ценников на многие сотни тысяч долларов, которые я вижу повсюду вокруг себя, и одежды, которую еще совсем недавно манекенщицы демонстрировали на подиумах, приводит меня в состояние эйфории. Я чувствую себя так, словно во сне перенеслась туда, куда и не помышляла когда-либо попасть, не говоря уже о том, чтобы что-нибудь в таком месте покупать. Сверхмодные, умопомрачительные вещи, фото которых я вырезала со страниц журналов, я вижу на вешалках прямо здесь, совсем рядом. Такие модели, такой дизайн я еще видела в блогах, посвященных высокой моде. Я инстинктивно протягиваю руки, чтобы потрогать одно из этих чудес. На следующей вешалке я обнаруживаю шелковую блузку с воздушным шарфиком от модного дома «Живанши» – ту самую, которая вдохновила меня на несколько эскизов. Да, это она – во всей своей красе. Задержавшись на секунду, я позволяю себе дрожащими пальцами ощупать шов на шелковом воротничке. Однако Колетт целенаправленно шагает вперед, огибая других посетителей и маневрируя между стеллажами и стойками, – похоже, она точно знает, куда именно направляется и что именно ищет. Я бросаюсь за ней вдогонку. Вдруг она со сконфуженным видом останавливается. Похоже, она заблудилась. Не исключено, что в последний раз она была в этом магазине несколько месяцев или даже лет тому назад, так что многое в торговом зале могло поменяться. Оглядевшись по сторонам, она идет дальше, и я следую за ней. Мы подходим к лифтам и садимся в одну из кабин. Выходим из нее на четвертом этаже. В глаза мне бросается большая светящаяся надпись: «Вечерние коллекции». Я вижу длинные ряды сверкающих блестками платьев, и на меня снова наваливается приступ головокружения. Чтобы успеть за Колетт, мне приходится ускориться. Мы минуем зал, в котором манекены с бесстрастными лицами наряжены в платья «Маркеса Нотте», украшенные ярко-красными стразами. Это новые модели бренда, высоко оцененные во время последней Недели моды, – фрагменты шоу демонстрируются на большом экране в центре зала. Я видела их только в интернете. Мне хочется пройти весь магазин от начала до конца, потрогав каждый предмет, прикоснувшись к каждой ткани, гладкой или с вышивкой. Я хочу примерить что-нибудь. И еще мне ужасно жаль, что у меня нет с собой моего блокнота для эскизов. Может, я смогу когда-нибудь вернуться сюда – скажем, вместе с Колетт… И тут я вижу платье, при виде которого невольно замедляю шаги и останавливаюсь. Оскара де ла Рента. Это роскошное черно-белое платье с треугольным вырезом, длиной до середины икры, расширяющееся книзу, с вязаным лифом. При этом оно имеет уникальную деталь – нижняя его часть ажурная, пышная, многослойная, словно балетная пачка. Кажется, я уже сказала, что оно от Оскара де ла Рента? Так вот, я своими глазами вижу на платье название этого бренда – не где-нибудь в «Инстаграме», не напечатанное на журнальной странице и аккуратно вырезанное мной, оно прямо здесь, наяву. И платье тоже настоящее, реально существующее. Вот оно – прямо передо мной. Я протягиваю руку и прикасаюсь к нему. Моя кисть с шорохом погружается в тюлевую материю юбки. Я осторожно ощупываю прострочку вокруг талии. На ценнике цена: 5990 долларов. – Можете его взять, – говорит Колетт. Сквозь мое тело словно пропускают электрический разряд. – Оно ваше, – повторяет Колетт, проводя рукой по платью. – Нет, я не могу, – говорю я и делаю шаг назад. – Можете, можете. – Колетт окидывает меня оценивающим взглядом. – Какой у вас размер? Шестой или восьмой? – Моя спутница жестом подзывает продавщицу, которая тут же торопливо подходит к нам. – Принесите такое же шестого размера, – говорит Колетт, так и не дождавшись от меня ответа и приняв решение за меня. Вскоре продавщица появляется снова. В руках она держит платье, которое кажется мне еще более восхитительным. Она прикладывает его ко мне. – Потрясающе, – заявляет Колетт, одобрительно глядя на меня. – У вас прекрасный вкус. В этот момент ритм моего сердца сбивается. Глаза Колетт сияют, на щеках ее появляется румянец, словно она гордится моим – или, быть может, своим – выбором. Она разом меняется – я никогда прежде не видела ее такой живой и радостной. Видимо, она любит делать другим людям щедрые подарки. Видимо, ей очень хочется купить бедной девушке красивое платье. И тут до меня доходит – она продолжает убеждать меня остаться. Тем не менее я тронута тем, как она это делает. Она помнит наш разговор во время собеседования и то, что я обожаю моду и всерьез ею интересуюсь. А также не забыла, что я специально изучала искусство дизайна. Да, мне не следует принимать подарок Колетт, потому что по сути это взятка. Но такой подход работает. – Вы хотите, чтобы это платье стало вашим? Оно вам нравится? – спрашивает Колетт. Я все еще не прикоснулась к вещи – продавщица продолжает держать его в руках, и я просто боюсь это сделать. – Может, нам все-таки имеет смысл пройти в примерочную? Мне понятно, что, если я надену платье, то просто не смогу от него отказаться. Стоит мне только взглянуть в зеркало, и мне захочется стать обладательницей этой замечательной вещи. Никто не сможет отвергнуть что-либо подобное. Я думаю о тете Кларе, а потом вспоминаю мой школьный выпускной бал. Мы с тетей не стали покупать мне новое платье – просто потому, что не могли себе это позволить. Я собиралась взять платье взаймы у одной моей подруги, которая окончила школу за год до меня. Но тетя Клара заявила, что сэкономила достаточно денег, чтобы купить несколько ярдов ткани, из которой мы сможем сшить платье по моему дизайну. За следующие две недели я сама сотворила себе платье для выпускного вечера. Увидев меня перед тем, как я вышла из дома, чтобы отправиться на бал, тетя Клара потрогала нефритово-зеленую ткань и сказала, что я – самая красивая девушка в школе. Никогда раньше я не видела ее такой счастливой. И гордой. А теперь стоявшая рядом со мной Колетт, у которой нет никаких причин для того, чтобы покупать мне дорогущее платье, небрежным жестом достает свою кредитную карточку и одним махом, не моргнув глазом платит за него шесть тысяч долларов. * * * – Где, черт побери, вы были? Стивен распахивает изнутри входную дверь в ту самую секунду, когда мы с Колетт оказываемся на площадке двенадцатого этажа. Глаза его мечут молнии, лицо красное, на шее проступили багровые пятна. – Какого черта, Колетт? – рычит он, грубо хватая приемную мать за руку выше локтя – с такой силой, что та вскрикивает. Пальцы Стивена оставляют на ее коже белые пятна. – Я ездила в город, – говорит она. Рывком отодвинув Колетт в сторону, Стивен обрушивает свой гнев на меня. – Я смотрю, вы вовсе не больны, – ядовито, с сарказмом произносит он. – Во всяком случае, не настолько, чтобы помешать вам встретиться с Колетт и отправиться на прогулку. Я выжидательно смотрю на свою спутницу, чтобы она как-то дала мне понять, какой версии мы будем придерживаться. Затем, поняв, что она не собирается приходить мне на помощь, говорю: – Она отправилась искать меня – и нашла. Стивен резко поворачивается к Колетт: – Вы не можете выходить в город. Во всяком случае, не предупредив кого-либо из нас. Вы помните, что произошло в прошлый раз? Колетт отворачивается, избегая его взгляда. Стивен снова переключает свое внимание на меня и видит большой кейс для одежды, который я захватила, выходя из машины, и теперь держу в руке. – А это что такое? – Подарок, – говорит Колетт и умоляюще смотрит на Стивена. – Мне не хотелось, чтобы она уволилась, как предыдущая няня. Мы не можем допустить, чтобы все повторилось. – Колетт дергает приемного сына за рукав, потом поворачивается ко мне, и ее глаза наполняются слезами. – Эта девушка такая добрая, мне так легко с ней общаться. Я не хочу ее терять. Сара, пожалуйста, скажите, что вы остаетесь. Пожалуйста, пообещайте это. – Ей так или иначе придется остаться, – проясняет ситуацию Стивен и бросает в мою сторону не самый дружелюбный взгляд. – Согласно контракту, она обязана отработать, по крайней мере, три месяца. Она не станет отказываться от денег на оплату ее квартиры. От смущения я стискиваю руки в кулаки и даже поджимаю пальцы на ногах – только теперь я начинаю понимать, каков на самом деле человек, который поначалу показался мне таким добрым и заботливым. В это время стремительно появляется Паулина. Еще не дойдя несколько шагов до Колетт, она вытягивает вперед руки и в следующий момент заключает миссис Бэрд в тесные объятия и начинает причитать: – О Колетт, никогда больше не делайте так. Мы так за вас испугались. Домработница ощупывает ее всю с таким видом, словно опасается, что она серьезно пострадала физически и, может быть, ранена или травмирована – как будто она только что вернулась из зоны военных действий, а не прогулялась по одному из престижных районов Нью-Йорка, расположенному неподалеку от того, в котором сама проживает. Затем Паулина смотрит на меня: – А вы куда смотрели? Разве можно допускать, чтобы она вот так выходила на улицу? – Она тут ни при чем, – поясняет Колетт. – Я сама решила отправиться на прогулку – одна. А она присоединилась ко мне позднее и присматривала за мной. Паулина, однако, испуганно всплескивает руками. Она в этот момент похожа на курицу-наседку, тревожащуюся за своих цыплят. Наклонившись к Колетт, она шепчет ей на ухо, что все будет хорошо. Неудивительно, что миссис Бэрд, находясь дома, чувствует себя инвалидом – при таком-то с ней обращении. Паулина уводит Колетт в глубь дома с таким видом, словно та действительно ранена, и бормочет что-то о том, что миссис Бэрд необходимо принять ванну, а затем отправиться в постель. Мы остаемся вдвоем со Стивеном. – Идите за мной, – бросает он, и я неохотно подчиняюсь, забросив кейс на плечо.