Мать и дочь. Пэтти – это я. А Колетт – моя мама. Я снова вижу ее. Она здесь, в фойе. Выйдя из-за спины Стивена, она направляется ко мне. Она больше не плачет. Я вижу, что она что-то держит в руках. Это тарелка с кусочком торта. Она улыбается и с любовью смотрит на меня. Потом мне кажется, что на ее лицо набегает какая-то тень, делая его выражение каким-то застывшим, отсутствующим. Нет, в руках у нее не только тарелка с тортом, но и свечи. У меня пресекается дыхание. Мне кажется, что я не в состоянии двинуть ни ногой, ни рукой. Колетт поочередно втыкает свечку в торт – они легко входят в клубничную глазурь. Клубничный вкус мой любимый – с самого раннего детства. Я пересчитываю свечи – их всего четыре. Их количество не изменилось. Держа в одной руке тарелку с куском торта, Колетт достает из кармана зажигалку, щелкает ею и поочередно подносит ее к каждой из свечек. – Иди сюда, Пэтти, – тихонько зовет меня Колетт. – Подойди поближе к маме. Пора загадать желание. Задуй же свечки. Я чувствую, как все мои мышцы сводит судорога. Моя мать стоит передо мной – моя настоящая мать. Вот только все ужасно запуталось. Колетт, как я понимаю, все еще не может покинуть временную петлю. Четыре свечки. Застывшее выражение лица. Она даже сейчас не в состоянии увидеть во мне взрослую женщину. – Поздравляю тебя с четвертым днем рождения, – говорит Колетт, обращаясь ко мне. Глава 59 Паулину в наручниках выводят из дома Бэрдов и сажают в стоящую на улице патрульную машину. В разговоре с нами она призналась во всем, и теперь ее хотят допросить полицейские. Остальные обитатели дома перешли из обеденного зала с замершей в неподвижности каруселью в одну из гостиных – и плотно закрыли за собой дверь. Все ошеломлены. Мы трое – мистер Алекс, Стивен и я – с угрюмым видом сидим на диване. Напротив нас расположились двое полицейских детективов – они засыпают нас вопросами. Отвечает на них в основном мистер Алекс Бэрд. Я же отворачиваюсь в сторону всякий раз, когда он смотрит на меня. Детективы задают несколько вопросов и мне, но я практически не в состоянии на них отвечать. Время от времени возникающие в беседе паузы заполняет Стивен. – Мы понятия обо всем этом не имели, – заверяет он полицейских. Что же касается Колетт, то она сидит на стуле поодаль от всех остальных и все еще улыбается странной улыбкой. Мне хочется попросить ее перестать это делать, так как меня ее улыбка нервирует. А еще у меня время от времени возникает желание подбежать к ней и, присев, положить голову ей на колени. Фредди вручает ей чашку с чаем. Перед тем как он снова исчезает в кухне, наши взгляды ненадолго встречаются. Он знал о тете Кларе и о том, что она умерла. Интересно, был ли он на ее похоронах, как подозревал Стивен? Может, именно поэтому он так странно вел себя по отношению ко мне после того, как нас с ним познакомили? Интересно, он узнал меня? Но у меня нет возможности расспросить Фредди обо всем этом – во всяком случае, пока. Он плотно закрывает за собой дверь кухни и оставляет меня в обществе остальных обитателей дома, которых я, как выясняется, толком не знаю и которым не доверяю. Колетт в своем углу улыбается рассеянной улыбкой и бормочет себе под нос слова благодарности судьбе за то, что она вновь обрела давным-давно потерянную дочь. Как ни странно это звучит, она… моя мать, которой меня лишили много лет тому назад. Я провела в ее обществе последние два месяца. Мы сражались в настольные игры, смотрели фильмы, сидя рядом на диване. Водили на детскую площадку Пэтти и ухаживали за призраком девочки – и все это время сама эта девочка, реальная, а не мнимая, находилась с Колетт рядом. Все это трудно вообразить – подобный сценарий превосходит самые худшие опасения Джонатана. Жаль только, что я не смогу рассказать ему, чем все закончилось. Мистер Бэрд, по-видимому, не может удержаться и время от времени поглядывает на меня. При этом я замечаю, что в разговоре с полицейскими детективами он старательно избегает даже упоминания об эпизоде с подброшенным в шкафчик Джонатана кокаином. Когда я понимаю это, кровь моя закипает от гнева. У меня просто в голове не укладывается, как он может так нагло лгать и избегать каких-либо обвинений в свой адрес. При этом лицо его одновременно выражает целый вихрь эмоций. Мое присутствие вызывает у него ужас и смятение, но в то же время он хочет, чтобы я его простила. Смогу ли я когда-нибудь называть его папой? Когда пыль от разорвавшейся бомбы осядет, что мы с ним скажем друг другу? У меня такое ощущение, что моя душа отделилась от тела – как и мое сознание. Люди вокруг меня о чем-то говорят, Колетт смотрит на меня бессмысленным, затуманенным взглядом… Я же раз за разом убеждаю себя в том, что все происходящее больше не имеет ко мне отношения, потому что я ухожу. Праздник в честь дня рождения Пэтти закончился, и скоро я смогу покинуть дом Бэрдов. Однако Стивен и его отец все чаще поглядывают в мою сторону. У меня возникает неприятное ощущение, что уйти отсюда мне не удастся никогда – если только я не сделаю для этого что-то экстраординарное. Теперь у меня есть родители и брат. И еще деньги. Да, все это у меня есть. Но мне все это не нужно. Моя мать сумасшедшая. Мои отец и брат – мерзкие, расчетливые интриганы. Стивен прекрасно знал, что делает, особенно после того, как получил результаты ДНК-теста. Почему же он вел себя как чудовище? Почему пытался заткнуть мне рот угрозами и так ужасно говорил обо мне и Джонатане? Учитывая все это, его попытка спасти меня, вытащив на руках из комнаты Пэтти, несколько запоздала. Если он всерьез надеялся, что это заставит меня изменить мое отношение к нему в лучшую сторону, сблизиться со мной, добиться, чтобы его сестренка снова стала частью его жизни, то он, должно быть, просто ненормальный. Он прекрасно понимал, насколько мстительный и опасный человек его отец, и ничего не сделал, чтобы его остановить. Они ничем не помогли Джонатану, не защитили его. Что касается Колетт, то она в каком-то смысле руководствовалась добрыми намерениями. Она заботилась обо мне. Да, ее приводила в ужас мысль о том, что я могу уволиться, и она делала все для того, чтобы этого не допустить. Но все же она была добра ко мне – особенно после гибели Джонатана. Однако она явно не тот человек, на которого я могла бы положиться, – для этого она слишком эмоционально неустойчива. Она думала, что может положиться на Паулину. Так думала вся семья Бэрд. И что из этого вышло? Паулина могла убить меня. Более того, она уже пыталась это сделать – когда я была маленьким ребенком и жила в доме Бэрдов рядом с матерью, миссис Бэрд. Она убила моего жениха. И с Терезой она тоже расправилась. Если бы я осталась на должности няни, она наверняка попыталась бы избавиться и от меня. А ведь тогда, когда все только начиналось, я полагала, что это будет работа-мечта, настоящая синекура. Ах, если бы можно было вернуться в тот день двухмесячной давности и выбросить роковую листовку! Как было бы здорово, если бы она не попалась мне на глаза, если бы ее снял с доски объявлений и унес кто-то другой. А может, Стивен в этом случае вернулся бы и прикрепил к доске еще одну листовку? Скорее всего. Его эгоистичный план, состоявший в том, чтобы вернуть меня в дом Бэрдов, обошелся мне очень дорого. Да, конечно, он снова обрел сестру, и, возможно, когда-нибудь состояние Колетт улучшится и она выздоровеет. А как насчет меня? Я потеряла Джонатана. Теперь я уже не совсем понимаю, как именно отношусь к тете Кларе, и это причиняет мне боль. Ко всему этому надо еще добавить обрушившееся на меня не самое приятное открытие, которое состоит в том, что я принадлежу к сумасшедшему семейству Бэрд. Мне бы хотелось, чтобы я по-прежнему работала в ресторане «Очаг» и никогда не появлялась в этом доме. Мы с Джонатаном как-нибудь свели бы концы с концами. Мы бы боролись и в конце концов нашли выход из нашей нелегкой ситуации. Надо было выбросить ту проклятую листовку в урну и не думать о семье, которой нужна была няня. И еще – мне не следовало думать, что мир, в котором живут Бэрды, лучше, чем тот, в котором вращаюсь я. Они предупреждали об особых условиях. О полной конфиденциальности. Они отнюдь не шутили, а я попалась на их удочку. Ко мне направляется мистер Алекс Бэрд. Он пересекает гостиную и снова садится рядом со мной. Детективы тем временем начинают расспрашивать Колетт. Она, расположившись в углу комнаты, все еще прихлебывает чай и все время молчит – ее взгляд буквально прикован ко мне. Мне хочется толкнуть мистер Бэрда так, чтобы он свалился на пол. Он допустил, что его жена долгое время пребывала в болезненном состоянии и совершенно оторвалась от реальной действительности. Он терроризировал Джонатана и подбросил в его личный шкафчик наркотики. Он проклинал меня за каждый неверный шаг, каждую ошибку. Я стараюсь отодвинуться от него подальше. Но он заговаривает со мной – негромко, мягко, кажется, даже пытается быть со мной ласковым. Впрочем, очень может быть, что он всего лишь притворяется – я ничего уже не понимаю и чувствую, что мне все равно. Я по-прежнему не могу взять в толк, кому из окружающих меня людей можно верить. Мистер Бэрд-старший протягивает ко мне руку и говорит: – Мне так жаль, Пэтти… – Я болезненно вздрагиваю, и он тут же поправляет сам себя: – Сара. Он убирает руку и кладет ее себе на колени – время для объятий и утешений явно еще не пришло, а тем более для установления тех отношений, которые обычно существуют между отцом и дочерью. Более того, я не уверена, что это вообще когда-либо станет возможным. Мистер Бэрд тем временем наклоняется в мою сторону: – Сара, я понимаю, что все это очень тяжело… Я молча смотрю на него немигающим взглядом. – Для нас это тоже большое потрясение… – Тут у мистера Алекса перехватывает дыхание, но он, взяв себя в руки, после небольшой паузы продолжает: – Я имею в виду то, что мы узнали, кто ты, что сделала Паулина… в общем, все. В это непросто поверить. – Я не хочу иметь ничего общего ни с кем из вас, – цежу я тихо, почти шепотом сквозь стиснутые зубы. Мой собеседник качает головой, а потом предпринимает еще одну попытку установить со мной контакт. – А как же ваша мать? – говорит он, указывая подбородком в сторону Колетт. – Вы нужны ей. – Она меня не видит. Она видит только Пэтти – четырех лет от роду. – Мы ей поможем. – Вы ей уже помогли – дальше некуда. – Мы обеспечим вас и вашу мать на всю оставшуюся жизнь. – Что, денег дадите? – Я снова пытаюсь отодвинуться подальше от мистера Бэрда. Мне хочется, чтобы он ушел: мысль о том, что я могу ощутить на себе его дыхание, вызывает у меня отвращение. – Мне от вас больше ничего не нужно. – Не говорите так, – умоляюще произносит мистер Бэрд-старший. – Ведь мы – родные люди. Вы – часть нашей семьи. – Мне и без вас хорошо. Я резко встаю. Мое движение привлекает внимание полицейских детективов. Они переключают внимание с Колетт на меня и внимательно меня разглядывают. По выражению их лиц я понимаю, что они пытаются угадать, что я стану делать дальше. Может, они думают, что я сейчас вспылю и совершу какой-нибудь неадекватный поступок? А что, может, и так. Пристально глядя на детективов, я указываю на Колетт и говорю: – Этой женщине нужна помощь. Детективы никак не реагируют на мои слова и не двигаются с места.