– Не переживай, – проговорила она, крепко обнимая Лиз, – мы с тобой еще съездим в Лондон, только попозже. Лиз прижала к себе малышку и уткнулась в ее густые мягкие волосы. – Мне ужасно жаль… Рози подняла голову и дотронулась указательным пальцем до губ Лиз. – Тсс. Эти экскурсии – страшная скукотища. Лучше мы с тобой вдвоем как-нибудь съездим, веселее будет. От этого Лиз стало совсем тошно, у нее даже слезы на глаза навернулись, но она взяла себя в руки и наградила Рози своей самой доброй улыбкой. – Я тебя туда обязательно свожу когда-нибудь, – сказала она, – обещаю. А сейчас давай-ка разберемся с запеканкой, пока не остыла. Когда Лиз пришла попрощаться с Рози, девочка свернулась калачиком перед телевизором, укрыв колени пушистым розовым пледом. Пэт уже хозяйничала на кухне – готовила чай. Сегодня Лиз надела черную юбку с белой блузкой – один из двух нарядов, которые берегла для работы в ресторане. Другим было купленное на рынке незамысловатое черное платье. За вечер Лиз как раз успевала выстирать и высушить второй комплект одежды, чтобы надеть его на следующий день. Она вдела в уши маленькие серебряные сережки-звездочки, собрала волосы в узел и воткнула в него большой оранжевый цветок из полосатого войлока с блестящей пуговицей в середине. Рози однажды принесла нечто похожее с церковной ярмарки, а потом они начали сами их мастерить – и цветы, и другие украшения для волос. В нижнем ящике платяного шкафа Лиз хранила большую коробку со всякой всячиной – лоскутами, резинками, шерстью, ленточками и бусинами. – Спать в полдевятого, – сказала она дочери, но та не отрывала глаз от экрана. – Ты меня слышишь? Рози завороженно смотрела одну из своих любимых передач, в которой американские подростки в одежде кричащих расцветок громко болтали о всякой ерунде. – Ты слышишь меня? – повторила Лиз. – Да, – пробормотала девочка, с трудом оторвавшись от передачи. – И постарайся перед сном полчаса почитать. И не открывай дверь, пока Пэт не разрешит. Не включай плиту и не… – …выходи одна на улицу. И не играй со спичками. Можно поесть хлопья, а тост нельзя. Еще надо причесаться и почистить зубы, а если что-то случится, то позвонить тебе, – перебила ее Рози. – Мам, не переживай. Ничего со мной не случится. Да, Лиз и правда повторяла раз за разом одно и то же, как тут промолчишь. – Ладно, я побежала. – И, не обращая внимания на возмущенные крики Рози, загородила телевизор и чмокнула девочку в лоб. В прихожей Лиз убедилась, что не забыла ключи, попрощалась с Пэт и открыла дверь. В дом пополз морозный воздух. – Желаю поменьше работы и побольше чаевых! – прокричала из комнаты Рози, перекрывая закадровый смех. – Крокодил, крокодил, ты обратно приходи! Лиз улыбнулась, признательная за это веселое прощание. Начни Рози упрашивать ее остаться дома – и Лиз потом весь вечер места бы себе не находила. Честно говоря, она думала, что такое вообще не переживет. Она застегнула молнию на куртке и подняла воротник. Ладно, если она сейчас же не сдвинется с места, то уже никогда не уйдет. Вдохнув поглубже и расправив плечи, Лиз сжала потертую латунную ручку и крикнула, прежде чем закрыть за собой дверь: – Скоро приду, мой друг какаду! Глава третья Вечер выдался ясный. Лиз шагала в сторону холма, стараясь избавиться от привычного чувства вины, разъедавшего ее изнутри. Бросать Рози по вечерам было невыносимо, но, переехав в Тремарнок, Лиз смогла устроиться лишь официанткой и уборщицей. Конечно, работа в офисе с девяти до пяти куда легче, зато нынешний график позволяет ей забирать Рози из школы. Впрочем, без Пэт пришлось бы совсем туго. Джин, профессиональная нянька, по вечерам не работала, да и расценки у нее были такие, что Лиз вряд ли потянула бы. Когда Рози была совсем крошкой, она каждый вечер проводила у Пэт – сначала смотрела телевизор, а потом засыпала на диване, пока Лиз не возвращалась с работы и не забирала ее. Пэт не соглашалась взять ни пенни и говорила, что благодаря Рози она не коротает вечера в одиночестве. Сейчас, когда Рози подросла, старушка сама приходила в «Голубку», утверждая, что ей совершенно все равно, где проводить вечер. Сперва Лиз оправдывалась и считала такой порядок временным, но вскоре стало очевидно, что он устраивает всех. Судя по всему, бодрствование допоздна не доставляло Пэт никаких неудобств: «Я всегда была совой, и мужа это прямо до белого каления доводило». Хотя в девяти случаях из десяти старушка, уложив Рози, усаживалась в кресло и дремала, так что Лиз приходилось ее будить. Девочка обожала Пэт и называла ее бабусей, что явно нравилось обеим. Признательности Лиз не было предела. Лиз свернула влево и зашагала по извилистой Саут-стрит, мимо двух маленьких изящных бутиков, где продавались пляжные сумки, открытки и пестрые женские платья. На зиму они закрывались, лишь ненадолго распахивая двери на Пасху. Заглянуть внутрь Лиз так ни разу и не осмелилась, магазинчики явно были ей не по карману, но ей нравилось смотреть на манекены и представлять, как придет лето и деревушку наводнят состоятельные туристы. Из коттеджа «Чайка» появилась Дженни Ламбер, а за ней бежала Салли, джек-рассел-терьер. Дженни быстро направилась к Лиз, и той пришлось остановиться. В их деревушке, куда ни пойди, непременно наткнешься на кого-нибудь, кто не прочь поболтать, так что Лиз всегда выходила минут на пять-десять пораньше. – На работу? – спросила Дженни, а Салли принялась обнюхивать черные туфли-лодочки Лиз. Дженни было чуть за сорок. Уроженка Сассекса, она перебралась в Тремарнок, выйдя за Джона, торговавшего рыболовными снастями в магазинчике на набережной. – Мы к вам в субботу тоже придем – у нас семейный праздник. Ты работаешь? Лиз кивнула: – Суббота – день напряженный. На выходные у нас уже сейчас столики бронируют. Дженни неодобрительно покачала головой: – А ты хоть иногда отдыхаешь? – Конечно, – заверила Лиз, – каждое воскресенье, а зимой еще и по понедельникам. – Уж отдых-то ты заслужила, – сказала Дженни. Салли тянула поводок и рвалась вперед. Дженни посмотрела на оранжевый цветок в волосах у Лиз и восхищенно улыбнулась: – Какая красота! У тебя еще такой большой подсолнух есть, он мне тоже нравится. – Хочешь, я тебе тоже такой сделаю? – предложила Лиз. – Это несложно, да и Рози поможет. Она обожает их мастерить. Мы на них уже руку набили. Но Дженни и слышать об этом не желала. – У тебя и без того работы хватает. Лиз сделала всего несколько шагов, когда из узенького переулка, ведущего к площади, появилась Валери Барроуз, разведенная дама средних лет. Она переехала в Тремарнок из Суррея десять лет назад, когда ее брак развалился, купила тут дом под названием «Хатка» в двух шагах от «Голубки». Злые языки утверждали, будто Валери в Тремарноке разонравилось и что в Бате у нее имеется любовник, к которому она то и дело наведывается. Впрочем, Валери действительно проводила все меньше времени в их деревушке. Особым радушием и теплотой она похвастаться не могла, однако зла на нее никто не держал. Иное дело – ее сын Маркус. Тридцатилетний лоб, он, похоже, за всю жизнь ни дня не работал, и местные мрачно бурчали, что он, судя по всему, даже в тюрьме успел отсидеть. Парень ошивался с какими-то подозрительными типами, которые наезжали по выходным, мусорили, до трех ночи слушали громкую музыку и расхаживали по деревне с таким наглым видом, будто все вокруг принадлежит им. Соседи не уставали жаловаться на Маркуса, пока ему самому это не надоело и он, к облегчению местных, не перебрался в другое место – а может, и опять угодил за решетку, кто знает? Как бы то ни было, дом их теперь нередко стоял запертым и темным. С Валери Лиз давно не сталкивалась и уже готова была вновь остановиться поболтать, но соседка лишь слегка кивнула и холодно улыбнулась. В обеих руках она держала пакеты с продуктами и, совершенно очевидно, спешила домой. Лиз с облегчением улыбнулась в ответ и двинулась дальше. Ресторан находился почти в самом конце улицы, на первом этаже дома, в былые времена принадлежавшего состоятельному капитану. Изящные ярко-синие деревянные ставни на окнах оттеняли белизну стен, а над дверью была прибита синяя, в тон, доска с выведенными белыми завитушками: «Улитка на часах». Над рестораном располагалась двухэтажная квартира. Хотя Дженни и задержала ее, Лиз успела вовремя, и дверь в ресторан была закрыта, но не заперта. Войдя, Лиз отметила, что деревянные полы неплохо бы подмести, слышалось звяканье бутылок – наверное, Роберт готовит вино. Она заглянула на кухню, где Джесс, судомойщик и паренек на побегушках, повязав черно-белый клетчатый фартук, чистил картошку. Она поздоровалась, и Джесс, подняв голову, скривился. Смазливый парень восемнадцати лет, с копной светлых кудряшек, он явно считал, что в жизни имеются занятия поинтереснее, чем резать овощи и отмывать грязные кастрюли. Например, серфинг и вечеринки. Если бы только не деньги, которых ему вечно не хватало. Кое-как дотянув до окончания школы, он получил аттестат, но, к унынию своей матери, с величайшим трудом. Повесив куртку и сумку в подсобке, Лиз вымыла руки, пересчитала скатерти и принялась накрывать на столы из простого ошкуренного дерева. В квадратную залу с низким потолком Роберт каким-то чудом умудрился втиснуть восемь разномастных столов, отчего ресторан приобрел хоть и немного неряшливый, но уютный вид. Летом, когда все столики были заняты, Лиз не сразу научилась пробираться между ними, но, ограничившись пролитым несколько раз супом и еще парочкой неприятных происшествий, приобрела удивительное проворство. Однако на сегодня забронировали всего половину столиков, и Лиз накрыла лишь те, что стояли возле окон, – давно подмечено, что посетителям больше нравится сидеть там, откуда видно улицу. Лавдей опаздывала – впрочем, это вовсе не удивительно, – и Роберт сам пришел помочь Лиз протереть бокалы. Разговорчивостью он не отличался, поэтому они работали в тишине. Лиз знала, что так Роберту лучше. Высокий худой мужчина неопределенного возраста с неухоженными темно-русыми волосами и обгрызенными ногтями, Роберт выглядел вечно измученным. Поначалу его манера то и дело потирать руки и отводить глаза выводила Лиз из себя – ей казалось, будто Роберт ее недолюбливает. Но со временем, поняв, что он не балует разговорами даже собственную племянницу Лавдей, Лиз успокоилась и решила, что он, скорее всего, просто стеснительный. К тому же Роберт был вечно занят делами в ресторане, так что на общение у него просто-напросто не оставалось времени. Ни о друзьях, ни – если уж на то пошло – о подруге он никогда не упоминал, но как-то раз Лавдей проговорилась, что его невеста, любовь всей его жизни, бросила Роберта за несколько дней до свадьбы. После этого Лиз стала с ним особенно любезной и никогда не поддразнивала Роберта за его спиной, хотя остальные не отказывали себе в этом удовольствии. Еще она узнала – разумеется, от Лавдей – что Роберт родился в Пензансе, а племянницу взял на работу, лишь поддавшись на уговоры ее матери, которой не терпелось побыстрее выпроводить дочурку из дома. Семнадцатилетняя Лавдей красила длинные волосы в черный, один висок у нее был выбрит, а с другой стороны пряди волной падали на лицо. У Лавдей имелась сногсшибательная грудь, вечно готовая выпрыгнуть из тесных маек, а прошлым летом девушка закрутила роман с Джессом, да такой пылкий, что казалось, будто от страсти кухня вот-вот загорится. Однако сейчас бывшие влюбленные друг с дружкой даже не разговаривали, и в случае крайней необходимости передавать сообщения приходилось Лиз. Почему роман закончился, Лиз так и не поняла, хотя время от времени Лавдей сердито бурчала парню в спину: «Бабник», а Джесс, когда она проходила мимо, шипел: «Шлюха». Лиз даже велела ему попридержать язык. За двумя столиками уже заказали закуски и горячее, когда в ресторан впорхнула наконец Лавдей. Прямо на глазах у посетителей она сбросила розовое пальто и с шумом метнулась в подсобку, даже и не подумав извиниться. Лиз украдкой посмотрела на Роберта, откупоривавшего за барной стойкой бутылку красного вина. Интересно, о чем он думает? Если даже и сердится, то старательно скрывает гнев, однако Лиз заметила, что он несколько раз провел рукой по волосам, отбрасывая их назад. – Похоже, сегодня все спокойно, – ободряюще прошептала ему Лиз по пути на кухню, – наверное, так весь вечер и пройдет. – Угу, – промычал Роберт, отводя глаза.