В ту же секунду двери распахнулись и в ресторан ввалилась шумная компания. «Сглазила», – подумала Лиз и на миг замерла, прикидывая, за какой столик их усадить. В меню у них всегда были свежие морепродукты и рыба, этим ресторан и славился. Два-три раза в неделю за пару часов до рассвета их шеф-повар Алекс вместе с Мерином, единственным честным моряком в Тремарноке, выходил в море и возвращался с омарами и гигантскими крабами. Все остальное, чего они не могли поймать сами, – мидии, морские языки, солнечника, королевские гребешки, морского черта и камбалу – покупали на рыбных рынках Лу и Плимута. Блюдом дня сегодня был чесночный буйабес, который снискал всеобщие похвалы, но задал Лиз немало работы. В намокшем переднике она металась между столиками, собирая раскрошенные ракушки и креветочные хвосты. Лавдей бродила как в воду опущенная, то и дело выскакивая на задний двор позвонить. Чтобы пар быстрее выветривался, дверь на улицу была приоткрыта, и Лиз, выходя из кухни с тарелками, услышала, как девушка кричит: – Отстой все это – ты и сам понимаешь! Алекс и их су-шеф Джош усмехнулись, а Джесс, по локоть в жирной мыльной воде, сделал вид, будто не слышит. Чуть позже, когда Лиз зашла на кухню за десертом для второго столика, она наткнулась на Лавдей и Роберта. Девушка просила отпустить ее пораньше, потому что у нее «выдался трудный денек». По обыкновению нервно кашлянув, Роберт качнулся на каблуках. – Лавдей, по отношению ко всем остальным это несправедливо. Алекс протянул Лиз две белые тарелки – на каждой лежало по тающему, сбрызнутому кремом шоколадному пудингу и горсти малины. Лавдей выпятила нижнюю губу, и Лиз заметила на густо подведенных глазах девушки слезы. – Дядя Роберт, ну пожалуйста. Мне и правда надо кое-что уладить. Левый глаз у Роберта дергался, над ухом торчала прядь волос. – Ладно, – вздохнул он. – В первый и последний раз, – едва слышно добавил он. Взяв в каждую руку по тарелке, Лиз устремилась в зал. «Девчонка веревки из него вьет», – подумала она, вернувшись за остальными десертами. Она так и не освоила искусство носить по две тарелки в каждой руке. Строгий выговор пошел бы Лавдей только на пользу, но этого от Роберта не дождешься – он и мухи не обидит. Домой она добралась только к полуночи. Разбудив привычно прикорнувшую перед телевизором Пэт, Лиз проводила старушку до дверей ее дома, вернулась к себе и на цыпочках прошла в комнату Рози. Девочка спала на спине, закинув руки за голову, и Лиз повыше подтянула ей одеяло. Потом прошлась по их маленькой квартирке и погасила свет, который перед уходом всегда оставляла включенным, чтобы Пэт и Рози не боялись. Она знала, что лучше ей лечь, но так измоталась за день, что уже почти не чувствовала усталости, поэтому решила сначала выпить чаю. Дожидаясь, когда закипит чайник, Лиз открыла дверь рядом с ванной, ведущую на маленький заасфальтированный внутренний дворик, откуда открывался вид на белые, беспорядочно лепившиеся к холму коттеджи. Места во дворике хватало лишь на сушилку для белья и два пластмассовых садовых стула, но солнце сюда все равно почти не добиралось, поэтому стулья казались неуместными. Вытащив из сумки пачку сигарет, Лиз прикурила, закрыла глаза и затянулась. В кабинете Тони Катта горел свет, но жалюзи были закрыты, и Лиз решила, что Тони допоздна засиделся за работой. Он был пиарщиком и курсировал между Лондоном и их деревушкой. Тони перевалило за сорок, и время от времени к нему приезжали приятели, но надолго они не задерживались. Возможно, он начинал действовать им на нервы – порой Тони делался совсем неуправляемым, но к Лиз он относился по-доброму и поэтому нравился ей. Сейчас ее не видел ни Тони, ни кто бы то ни было еще, но она все равно чувствовала себя виноватой. Сделав несколько затяжек, она затушила сигарету, едва докурив до половины. Скоро бросит. Надо. В том, что Лиз начала курить, виновата была ее лучшая школьная подружка Джеки. Однажды она стащила у старшего брата пачку сигарет, и девчонки выкурили их тайком в саду, пока мама не вернулась с работы. Лиз улыбнулась, вспомнив хитрую ухмылку Джеки и как та выпускала дым кверху, думая, что это придает ей загадочности. Разумеется, потом обеим стало плохо, но это их не остановило, и стоило брату Джеки зазеваться, как они воровали у него сигарету-другую. Интересно, где сейчас Джеки? Какая же она была хохотушка… Но их пути разошлись, когда Лиз устроилась на свою первую работу. Она подошла к пластмассовой урне в углу и выбросила окурок. Вину проще всего переложить на кого-то еще, особенно если человек оправдаться не может. Однажды девчонки даже совершили набег на родительский бар – так они узнали вкус мартини. Как же давно все это было. Теперь Лиз и не верилось, что она была способна на подобное безрассудство. Похоже, она совершенно изменилась. Она тихо прикрыла дверь и с чашкой чая в руках прошла в гостиную, где уселась в мягкое синее кресло. Сидя в этом кресле, Рози смотрела телевизор. Лиз казалось, будто сиденье до сих пор хранит тепло худенького тела дочери. Поставив чашку на пол, Лиз уже хотела было включить телевизор, как вдруг заметила несколько мятых листков бумаги, скрепленных степлером. Внутри у нее все сжалось. Она подняла листки. Колесо обозрения. Отель «Бест Вестерн». Выронив листы, Лиз снова опустилась в кресло. Она точно помнила, как пробежала глазами письмо и сунула его в мусорное ведро под раковиной, после чего сказала Рози, что в Лондон та не поедет. Лиз представила, как дочь роется среди мусора и бережно разглаживает бумагу, а потом несет письмо в гостиную и жадно перечитывает, стараясь запомнить все подробности и представить в красках каждый пункт программы. В отеле Рози никогда не жила, поэтому ей было бы непросто вообразить, как выглядит гостиничный номер, зато Рози наверняка продумала, о чем они с подружками болтали бы до поздней ночи. Лиз знала, что Рози ни за что не показала бы письмо Пэт – не захотела бы, чтобы старушка ее жалела или, того хуже, обвиняла Лиз в том, что та лишает дочку возможности поехать. Рози сохранила все в секрете. Лиз подняла чашку и отхлебнула чаю. В углу валялся маленький тапок, серый, в виде котенка, подошва протерта до прозрачности. Лиз как-то подарила их дочери на Рождество, и Рози расстаться с ними не могла. С тапок смотрели смешные розовоносые кошачьи мордочки с усами, торчащими ушами и большими зелеными глазами. Рози мечтала о котенке, но Лиз говорила, что животным потребуется особый корм, а уж о счетах от ветеринара и подумать страшно. Рози пришлось довольствоваться тапочками, которые она иногда гладила и чесала. Ни капризной, ни жадной она не была, никогда не требовала ни модной одежды, ни денег на кино. Нелегко ей будет провожать одноклассников в Лондон. В голове у Лиз щелкнуло. Она вскочила и, схватив с полки за телевизором телефон и записную книжку, нашла номер и набрала его. Знакомый голос сонно пробормотал: – Алло? Лиз едва не положила трубку. Где сейчас живет Грег, она не знала, но почему-то представила, как рядом с ним спит жена или девушка, а все углы в спальне загромождены мотоциклетными запчастями, которые Грег вечно тащит в дом. Впрочем, едва ли в мире найдется женщина, готовая терпеть в спальне перепачканные машинным маслом железяки. Только Лиз по глупости с этим мирилась. На ковре вечно оставались следы от машинного масла, которые потом умучаешься оттирать. – Кто это? – послышалось в трубке, и на этот раз голос звучал бодрее. Лиз отогнала воспоминания. Отвечать надо быстро, иначе он бросит трубку. – Это я. Повисло молчание, и Лиз показалось, что она слышит недовольный женский голос. – Погоди минуту, – прошептал Грег в трубку, – один момент, я оденусь. Лиз вспомнила те времена, когда при одной мысли об обнаженном теле Грега по спине у нее бежали мурашки. Сейчас же ей лишь хотелось, чтобы он не тянул время. За все эти годы, с того самого дня, как он бросил их, Лиз ни о чем не просила. Грег вечно был на мели, а сама она, если уж на то пошло, не желала иметь с ним ничего общего. Она глубоко вдохнула и запретила себе отвлекаться. Наберись храбрости, Лиз. Сразу переходи к сути. Трубка наконец-то вновь ожила. – Ты в курсе, сколько сейчас времени? – Судя по всему, он окончательно проснулся. Она сглотнула, чувствуя себя глупой девчонкой. Мельничным жерновом на шее у Грега, мешающим ему достичь… чего именно, она не знала. А потом вспомнила о дочери. – Класс Рози едет на экскурсию в Лондон, и ей тоже хочется поехать, но это стоит четыреста фунтов, и мне не потянуть, – выпалила Лиз. Ну вот и все, она это сказала. Грег молчал, но она отчетливо представляла себе его лицо, искаженное гримасой гнева и одновременно жалости к самому себе. Ведь к остальным-то мужчинам их бывшие не лезут с такими идиотскими требованиями. Наконец он вздохнул, с шумом, словно надувной матрас, выпустив воздух. – Я сейчас не при деньгах. (Как и следовало ожидать.) Ты же знаешь, меня в январе уволили. Откуда бы ей это знать? Все их общение ограничивалось редкими открытками, которые Грег, если не забывал о дне рождения Рози, присылал ей вместе с десяткой. – Я только-только на новую работу устроился и толком еще на ноги не встал. Отмазка номер три. Лиз вела им счет, но про себя, не проронив ни слова. – Я бы и рад помочь, но… – Она никогда нигде не была, – перебила его Лиз, – пожалуйста, в первый и последний раз. Грег вздохнул – так, будто она взвалила на его плечи непосильную ношу. Лиз скрестила пальцы. – Ладно. Оплачу половину. Хотя мне придется последнее отдать… Лиз уже прикидывала в уме цифры: пятьдесят фунтов задатка до конца следующей недели, еще сто пятьдесят – до середины июня. Греговых двух сотен как раз хватит. Третью сотню она наскребет к концу июля, а остаток – к сентябрю, к началу учебного года. Успеет она скопить? Только если Кася работы подкинет или Роберт разрешит ей поработать в дневную смену. – Как тебе их прислать-то? – злобно процедил он. Естественно, она же обобрала его до нитки. – Лучше всего чеком, – Лиз сама удивлялась собственной наглости, – и чем скорее, тем лучше. Она продиктовала ему адрес, уверенная, что Грег еще не скоро сподобится прислать чек. Грегу явно не терпелось распрощаться с ней, и теперь, когда Лиз пусть наполовину, но добилась того, чего хотела, задерживать его не было никакого смысла. Они холодно попрощались, и лишь потом до Лиз дошло, что о дочери он так ничего и не спросил. Глава четвертая Субботнее утро Лиз обожала. Наслаждаясь такой неслыханной роскошью, она лежала в постели, вслушиваясь в крики чаек, шаги под окнами и далекие голоса, дожидаясь, когда свет просочится сквозь тонкие занавески и постепенно разгонит сон. Растопырив пальцы, она вытянула ноги на прохладной простыне. Покой наполнял тело приятной тяжестью. Она глубоко вдохнула и выдохнула, упиваясь бездельем.