Вчера я перенесла девять приступов. Позавчера было семь. За неделю, когда я снова стала настоящей Уивер, я получила больше синяков на коленях, локтях и спине, чем я когда-либо получала от рук Джетро. Каждую секунду одни и те же вопросы преследовали меня. Как я должна вернуться к своей прежней жизни? Как я должна забыть о Джетро? Как я должна отказаться от своей силы, чтобы мой брат обожал меня? И как я должна простить моего отца и быть благодарной ему за мое спасение? Как? Как? Как? Ответ.... Я не могла. Всю неделю я пыталась. Легко влилась в свой прежний мир. Я трудилась в офисе Уивер, отвечала на электронные письма и согласилась на показ мод через два года. Я напялила на лицо маску и лгала сквозь стиснутые зубы. Я стала мастером игнорирования того, что мне сказало мое тело. Рвота случилась дважды за неделю, и мои мечты были заполнены обвинениями. Воспоминания о том, как Джетро входил в меня, играли на повторе, намекая на одну вещь. Я беременна? Или у меня просто обострились приступы вертиго? Повсюду были статьи в журналах, газетные домыслы, билборды и трансляции BBC. На Пикадилли-серкус я столкнулась с баннерами моих умерших бабушки и мамы. Мне пришлось закрыть глаза, когда мимо проезжал автобус с гербом семьи Хоук, нарисованным по бокам. И мне пришлось проглотить желчь при виде рекламы последних модных аксессуаров, без которых не может обойтись ни одна женщина, на парковых скамейках и стоянках такси. Что это за украшение, без которого нельзя обойтись? Мое бриллиантовое ожерелье. Все хотели такое. Все хотели увидеть мое, потрогать его, задавали бесконечные вопросы о невскрываемой застежке и о значении такого красивого, но презренного атрибута. Я была живым образцом. Погруженная в миску золотых рыбок, пока меня заставляли выступать, как какого-то циркового уродца. Я была «несчастливой должницей», а Джетро Хоук — «отвратительным взыскателем». Вон обрек нас на жизнь сплетен о семейной вражде и непонятных договоров. Каждый вечер, когда мы собирались поесть в тишине, я хотела воткнуть нож для стейка в своего близнеца. Я хотела накричать на него за то, что объявил всему миру, насколько смехотворными были наши семьи. Люди смеялись над нами. Люди недоумевали — не только потому, что Вон показал дьявольское безумие семьи Хоук, но он также выставил наружу, каким жестоким и мстительным был наш род. Казалось, его это не беспокоило. Он освободил меня. Превратил частное соглашение в международное дело. Он думал, что я должна быть благодарна. Я бы предпочла мириться со слухами, которые распространил Джетро, когда украл меня в первую ночь: фотографии, на которых он меня целовал — сфальсифицированное и поданное другим людям идеальное алиби сбежавших влюбленных. Это было разумно. Не было невероятным. Теперь у всех были эти фотографии, напечатанные в каждом занюханном журнальчике и газете, с заголовками: «Мужчина и его игрушка», «Насколько далеко может зайти гонка за наследством?», «Множество убийств остались безнаказанными». Каждая грязная деталь о моей семье была раскрыта и напечатана. Однако факты о Хоуках были крайне расплывчатыми. Пресса не раскрывала, что на их земле живет мотоциклетный клуб. Они не упоминали контрабанду бриллиантов и несметные богатства. Все, что требовалось от меня, это согласиться на приватное интервью и объявить миру о делах преступного мира Ката, его тщательном ведении записей, Дневнике Уивер и о видео со взысканием долгов. Но их жизни принадлежали мне. Я хотела быть той, кто унизит их. Хотела наблюдать их гибель — не растрачивать время в своей «золотой клетке», где я не смогу заполучить их и заставить заплатить. Не единственная причина, по которой я сохраняла тишину. Я вздохнула. Главная причина была в том, что я была влюблена в Джетро Хоука и молчала, чтобы его защитить. Я получила свою свободу. Джетро тоже получит. Я позабочусь об этом. Во время мучений первой недели Вон был в своей стихии. Он улыбался и сверкалмодельной внешностью, обнимал меня, когда выступал перед камерами и показывал миру синяки на моих запястьях от кресла для ведьминого купания. Я сделала все возможное, чтобы скрыть руки от своей семьи — пряча свои татуированные пальцы от мира. Но я не могла скрыть «Страдалицу Уивер». Все знали, что это означало. В первый день моего возвращения мой отец заставил меня сидеть часами, пока пытался избавиться от ожерелья. Он использовал каждый микроинструмент, чтобы разработать застежку, и даже пытался использовать крошечные плоскогубцы. Но механизм был сделан на совесть. Бриллианты сидели как влитые. Это не сработало. Ювелиры и торговцы бриллиантами предлагали помощь и пытались снять воротник. Но все они испытали неудачу. Пока я свыкалась с новой Нилой и боролась с ужасным вертиго, мой отец все глубже и глубже погружался в себя. После жизни с постоянными вопросами и шепотками о том, как умерла его жена, он стал отшельником. Я больше не узнавала его. У нас больше не было ничего общего. Все это было сейчас моей жизнью. Полагаю, я была счастливицей. Полагаю, я должна была быть благодарна. После всего... По крайней мере, я была свободна. Глава 10 Нила — Кайт? Я поднял взгляд от стола. Жасмин показалась в моей комнате, ее крошечные руки обернулись вокруг ободов из нержавеющей стали ее инвалидного кресла. Прошло десять дней с тех пор, как Нила Уивер уехала. Двести сорок часов. Шестьдесят одна таблетка. Я был невосприимчив ко всему. Безэмоционален. Я не мог думать о своей прежней жизни, не вздрагивая от боли. Как я выдержал так долго, когда это было намного лучше? За последние десять дней я наконец-то достиг того, чего надеялся добиться всю жизнь: Кат сказал, что он гордится мной. Сначала он был осторожен — никогда не переставал смотреть — искал слабости... брешь в моей капитуляции к моей новой зависимости. Но это не было ложью. Так было лучше. Проще. Выживать таким образом. У меня не было никаких опасений относительно того, доживу ли я до своего тридцатого дня рождения. Увидев действительность, он дал мне все больше контроля. Он хвалил меня за мое здравомыслие и безжалостное поведение. С другой стороны, мои братья и сестра были недовольны. Они не понимали, что значит жить с моим состоянием, и осуждали меня. Я отстранился. Я поднял стены и развесил замки. Я перестал посещать Вингса, потому что стал слишком занят, чтобы совершать прогулки. Я прекратил посещать Жасмин и положил конец поздним ночным беседам с Кесом. Все, что мне было нужно, — это тишина и мой звенящий пузырек с таблетками. Нила сделала мне одолжение.