Я выгляжу... Мое сердце решило, что больше не может биться. Больше не может продолжать поддерживать жизнь. Не было никакой плоти, крови или бриллиантов, был уголь — грязный, пыльный, расколотый для разжигания. Все мои страхи воплотились в жизнь. Я заплачу Третий долг. И я знала, за кого буду платить его. У предка Хоук была семья. Я уже заплатила за судебный процесс над мужем, который украл еду. Я уже заплатила за мисс Уивер, которая утопила дочь Хоук за колдовство. А теперь буду платить за проклятье, постигшее сына Хоук. Маленький мальчик, который так упорно трудился, только чтобы быть вознагражденным голодом. Я понимала это с полной уверенностью. Мое отражение говорило ужасную правду. Одетая в портки и просвечивающуюся рубаху, с собранными волосами, я больше не выглядела, как женщина, которая хотела соблазнить Джетро Хоук. Я выглядела, как маленький мальчик, чья жизнь вскоре будет разрушена. *** Горничная вела меня по коридору, через многочисленные гостиные и залы, в итоге остановившись на пороге прокуренной бильярдной комнаты. Она не сказала ни слова, просто кивнула на открытую дверь. Раскланявшись, оставила меня стоять с руками, прижатыми к груди, в попытке спрятать торчащие от холода соски. Меня трясло, не переставая. И было очень страшно. — Боже мой, входи, Нила, — Кат щёлкнул пальцами, ни на секунду не оторвав взгляда от карт в своих руках. Мужчины Хоук сидели за небольшим столом для покера, на слегка потёртых стульях, обитых кожей. Бильярдный стол с покрытием цвета зелёного яблока и низко подвешенной лампой Тиффани был полностью проигнорирован в пользу азартной игры. Против своей воли, я шагнула из коридора в комнату. — Закрой дверь. А вот и хорошая девочка, — Кат поднял взгляд, затягиваясь сигарой. Осмотрев меня сверху донизу, его глаза остановились на моей, прикрытой руками, груди. — Ну... не сказал бы, что ты выглядишь привлекательно. Опусти руки, дай хотя бы посмотреть на сиськи, чтоб мы знали, что ты, на самом деле, не крестьянский мальчик. Я стиснула зубы, подавляя инстинкт, который призывал бежать. Заставляя себя проигнорировать Ката, я сосредоточилась на мужчине, которого любила. Любила несмотря на его ошибки, холодность и ледяные слова. Джетро сидел вместе со своей семьёй, но почему-то казался настолько далёким. Наши взгляды встретились. Его лицо — бледное и жёсткое, скулы словно лезвия, прорезающие натянутую кожу. Его осанка выдавала в нем связанное животное, жаждущее убийства, тогда как челюсти беспрестанно сжимались от отчаяния и сожаления. Слишком больно смотреть на него. Моё внимание привлёк Кес. Он грустно улыбнулся, пряча все свои чувства за невероятным талантом создавать иллюзию, мираж. Он был фокусником, стирая всё, что могло его выдать. Даже та связь, которая образовалась в день, когда он подарил мне Мот, не позволяла прочитать его мысли. Дэниель, в то же время, хмыкнул, качаясь на стуле, пожёвывая кончик сигары. — Не сказал бы, что в этой одежде ты красивая... — он понизил голос, — но я всё равно тебя трахну. Джетро напрягся. С моих губ сорвался судорожный вздох. Я отступила на шаг назад, жалея, что не могу пренебречь доводами рассудка и бежать. Стрелой по коридорам и снарядом через двери. Но в этом не было смысла. Меня поймают. Накажут. И мне придётся пережить взыскание в любом случае. Джетро и Кес не курили, но рядом с каждым, отсвечивая в тёплом боковом освещении, которое отбрасывало больше теней, нежели света, стояло по большому бокалу с янтарной жидкостью. Комната притаилась в цветовой палитре из коричневого, бордового и цвета сырой земли. Тёмно-зелёные занавески скрывали окна, а толстый ковёр, разрисованный чёрно-белыми квадратами, напоминал шахматную доску. Это действительно был кабинет, в котором играли в игры, и долги были самой главной игрой из всех. — Джет, ты собираешься что-нибудь сказать нашей гостье? — Кат прищурился. Пальцы Джетро побелели, с силой сжимая бокал. Я замерла, стоя на ковре, ожидая... снова ожидая приговора для меня от его отвратительного семейства. Джетро оторвал взгляд от моего, уставившись на стол. Кес деликатно подтолкнул его. Тяжело вздыхая, он ущипнул себя за переносицу, и, не поднимая глаз, пробормотал: — Твоя работа — обслуживать нас пока мы играем, мисс Уивер, — он снова посмотрел мне в глаза, но лишь для того, чтобы через секунду отвести взгляд вновь. — Ты делаешь, что мы просим во всех случаях. Понятно? Я не вслушивалась в его слова, а следила за его взглядом. И его взгляд нёс собственное послание, но оно было запутанным, напряжённым, непостижимым. — Захвати свежую пепельницу с буфета и досыпь орешков, — скомандовал Кат. Я не могла пошевелиться. Кат развернулся, смотря на меня. — Почему ты всё ещё стоишь там? Ты не слышала, что я сказал? О, боже. О, боже. Руки сжались в кулаки, и я старалась подчиниться, но ноги застыли на месте от ужаса, охватившего меня. Кес поднялся со своего места, уронив несколько скорлупок. — Я покажу... Кат ударил по столу ладонью, опрокидывая стопки фишек. — Сядь на место, Ангус, и веди себя правильно, — и посмотрев на меня, прорычал, — делайте, как вам сказано, мисс Уивер, или будет в сто раз хуже. Джетро опустил голову, потирая ладонью заднюю часть шеи. Его глаза источали ненависть, когда смотрели на отца. — Быстро! — взревел Кат. Кес поспешно вернулся на свой стул, а я каким-то образом нашла в себе силы пошевелиться. Молча передвигая босые ноги, подошла к буфету, где прислуга оставила дорогую бутылку коньяка, сигары, хрустальные бокалы и большой выбор разнообразных орешков и чипсов для игры. Трясущимися руками схватила упаковку сладких орешков и прижала к себе. Мучаясь от нового приступа вертиго, словно кружась на карусели, я развернулась лицом к мужчинам. Четыре Хоука. На меня одну. Я замешкалась. Мне не хотелось даже близко подходить к ним. Стол окружала атмосфера зла, чего-то опасного и чужого, и вовсю кричащего мне бежать. Даже Джетро был окутан этой аурой, не давая мне сил своей любовью, и не успокаивая, что он каким-то образом спасёт меня. Кат хрустнул пальцами, дым от его сигары клубами поднимался к потолку. — Мы, бл*дь, не собираемся сидеть здесь всю ночь. Фамильные часы известили о времени. Громкий звук раскатился по комнате, как осязаемые ноты, пульсируя в воздухе. Бам. Бам. Я пойду, когда они перестанут бить. Бам. Бам. Четыре удара. Я заставила мужество течь по венам, хоть и думала, что израсходовала все до капли. У меня не было смелости смотреть на часы, чтобы увидеть, сколько прошло. Бам. Бам. — Чёрт, девка. Иди сюда, живо! — заорал Кат. Бам.