— Что... что это? Он усмехнулся. — Именно. Никто не знает, хотя примерно у двадцати процентов населения земли есть это заболевание. Большинство людей не понимает, почему я говорю, что прикосновение — это удар, а шум — гребаная бомба. Несчастье людей — чертова трагедия для меня. Радость — экстаз. Любовь — что-то грандиозное. Неудача — разрушение. Несчастье — абсолютная смерть. Я покачала головой. — Я... все еще не понимаю. Джетро грустно рассмеялся. — Поймёшь. По сути, мои чувства обострены. Я чувствую то, что чувствуют другие. Прохожу через их боль. Схожу с ума, находясь слишком близко к людям, которые живут ненавистью или чувством мести. Это сжирает меня настолько, что я не могу вздохнуть без влияния препаратов. — И это значит... Наши взгляды встретились. — Ты не слушала? Это значит, что я порченный. Значит, что я более восприимчив к индивидуальным особенностям и чувствам остальных, чем большинство. Настроения других людей накрывают моё. Их цели перекрывают мои. Их ненависть омрачает моё счастье. Их страх и ярость затмевают всё. Я не могу это контролировать. Кат пытался. Жасмин пыталась. Чёрт, я пытался. Но каждый раз, когда мы думали, что нашли что-то, что помогает... надежды не оправдывались. Я не только обречён всегда чувствовать то же, что и другие, но я чувствителен к запахам, звукам, прикосновениям. Мой мозг чертовски восприимчив, и я страдаю каждую грёбаную минуту каждого дня. Мы сидели в тишине. Я усваивала всё, что он сказал, медленно складывая вместе то, что знала о нём. Как он вёл себя в различных случаях. Как холоден был, когда пришёл за мной в тот первый раз. Он был идеальной копией Ката, когда забирал меня, потому что тогда, его отец был для него единственным авторитетом. Затем появилась я и заставила его чувствовать. Заставила его жить моим страхом, моей похоть и нескончаемой борьбой. Это правда. Я разрушила его. Джетро пробормотал: — Всякий раз, когда я говорил тебе быть тише. Всякий раз, когда не выдерживал и срывался, это не твой голос я пытался унять, а твои эмоции. С тобой тяжелее всего, Нила. Проецируешь всё, что чувствуешь. Ты как чёртов калейдоскоп из целого спектра эмоций, через которые проходишь. Влюбляться в тебя, спать с тобой... Твою мать, это всё, что я мог сделать, чтобы держаться и не покалечиться под тяжестью этого груза. К глазам подступили слёзы. Мне было горько от того, что я сделала ему больно. Намеренно или нет. Как пропустила тревожные звоночки? Как не увидела перемены в нём: скрытую за злостью боль и крики о помощи, замаскированные под приказы? Я это представила: Джетро — маленький мальчик, переживающий такое сильное потрясение. Его подкалывают, подстрекают и называют сумасшедшим. Даже физически больно думать о том, через что он прошёл, выживая в такой семье. Я прикоснулась к его руке. — Ты уверен, что врачи сделали всё правильно? Что поставили правильный диагноз, и уже ничего невозможно сделать? Ведь должно быть средство? Джетро раздражённо фыркнул. — Хочешь характерные особенности? Хорошо, вот они. Первое, эмпаты чувствуют намного сильнее и глубже. Второе, мы более эмоциональны и не очень хороши в том, чтобы осмыслить и пофилософствовать над тем, что чувствуем. Третье, нам нужны паузы, чтобы побыть вдали ото всех, если мы хотим выжить среди окружающих. Четвёртое, мы дольше принимаем решения, ибо каждый раз, когда мы пытаемся решить, в голове проносятся тысячи сценариев. Пятое, я более склонен к тревожным состояниям, либо депрессиям. Шестое, я не могу, хоть убей, смотреть ужастики. Я слишком сродняюсь с персонажем, который находится на пороге смерти. Кес заставил меня посмотреть один, когда мне было десять. Я потом в течение двух ночей был на таблетках, просто чтобы успокоиться. Он отвёл взгляд в сторону, невесело посмеиваясь. — Седьмое, нам легче заплакать, потому что это единственный способ очиститься. Восьмое, когда мы контролируем себя, у нас лучшие манеры. Более радушные, чтобы побороть хаос внутри. Девятое, каждое слово критики, как ножом по сердцу, пока не чувствую, что вот-вот умру. Необходимость в одобрении от отца больше, чем глупое юношеское желание, а цель загоняет меня в могилу. Десятое, мы ищем способ спрятаться. Становимся хамелеонами, перенимая привычки тех, кто сильнее эмоционально. И, наконец, одиннадцатое, у нас отличная интуиция. Он ссутулился. — Что-нибудь из этого тебе знакомо? Кусочки встали на своё место, теперь, когда я знаю, во всём точно есть смысл. — Таблетки… они... — Блокировали сверхчувствительное восприятие. Оглушали меня. — Он сжал одеяло. — Они помогали, пока ты не оказалась здесь. На самом деле, они были первым средством в моей жизни, которое вообще погружало меня в тишину. — Он усмехнулся. — Но затем ты вернулась со своими чересчур громкими эмоциями, тараном из идеалов и перевернула всё вверх дном. Сердце ускорило бег. — Значит, когда мы спали, на игре в поло... когда я спросила, знаешь ли ты, что я чувствую... Он вздохнул. — Я сказал правду. Я знал. Чувствовал твою нужду, твою печаль, твоё замешательство. Ты влюбилась в меня, но тебя это не радовало. Я тащил твою тревогу, будто свою собственную, но также и грелся в твоей любви. Потянувшись вперёд, он обхватил мою щёку. — Я никогда и ни от кого не чувствовал столько эмоций. Ты бескорыстно отдавала мне тепло и безопасность. Никаких условий и требований — ты была совершенно открыта, пуская меня внутрь. Его взгляд потемнел. — Меня убивало, что ты всё ещё не уверена. Что ты столько всего чувствовала, но не хотела этого. Я прильнула к его ладони. — Прости. Он покачал головой. — Не стоит извиняться. Я тащу на себе это проклятие всю жизнь. — Он притянул меня ближе, вдыхая мой запах. — Я никогда не сдавался. Но когда скользнул в твоё тело, перестал бороться. Сделал то, что сказала сделать Жасмин. Позволил себе утонуть в твоих чувствах. И, бл*дь, это было лучшее, что я когда-либо чувствовал. Моё сердце завязалось тугим узлом. — И Жасмин сказала тебе сделать это? Он потупил взор. — Жас искала информацию о моей болезни с тех пор, как мне поставили диагноз. Она где-то вычитала, что эмпаты — одиночки, замыкающиеся от общества, долго не живут. Я поклялся ей, что никогда не влюблюсь. Агонии, которую я испытывал от чувств к сестре, хватило, чтобы отвратить меня от женитьбы. Но она показала мне ещё одну статью об эмпатах, которые нашли свои вторые половинки. Они жили дольше, потому что не боролись в одиночку. Его ладонь, не переставая, гладила меня, тело было напряжено, но он был счастлив. Я спросила: — Что это означает? В его взгляде появилась мечтательность. — Это означает, что мы растворяемся в человеке, которого любим. Они помогают нам отстраняться от остального мира. Мы можем держать себя в руках. — Так, когда Жасмин кричала на меня, что я причиняю тебе боль и обвиняла себя в том, что тебя разрушила — вот что она имела в виду? Джетро нахмурился. — Когда ты виделась с Жасмин? Упс. — Неважно. Она это имела в виду? Джетро снова нахмурился, но кивнул. — Именно. Она настаивала на том, чтобы я влюбил тебя в себя. В действительности перед матчем в поло, она сказала мне прекратить бороться. Забыть о долгах и наследстве и найти что-то более важное. Я не могла говорить. — Она сказала мне найти исцеление в тебе, Нила. Она видела то, что было недоступно мне. Она надеялась на то, о чем я не смел мечтать. Она научила меня тому, что любовь может быть самой коварной ловушкой, но также она может исцелять. Он прижался в поцелуе к моим губам. — Я больше не собираюсь бороться. Ты моя, а я твой. А теперь ты знаешь все обо мне. Знаешь, что я сломлен и меня невозможно исцелить. Теперь ты знаешь, почему я так себя веду. Глава 37 Джетро Все кончено.