— В этом клясться я не стану. — Почему? — Ерема все же повернулся. Неудобственно это — искоса за собеседником наблюдать. — Присядь, раз уж беседу беседуем. Или боишься? — Разумно опасаюсь… …и вновь почудилось нечто до боли знакомое. — …твои братья… несколько резковаты. Никогда не знаешь, что выкинут. — Ты и с ними… — А то как же. Я со всеми говорил, но только ты пожелал беседу продолжить. — Мор все же отодвинул тяжелое кресло. — Прочие… кто боится, кто… видит не то, что есть… кто… не суть важно. Ерема кивнул. Может, и вправду не важно. Главное, что не у него одного тайна появилась. Выходит, каждый из них… нет, не солгал. Просто промолчал. И Емелька, который всегда все по правилам делает и тем втайне гордится, хотя гордость холопу ни к чему. И Егор с его непробиваемой уверенностью, что боярская кровь его над прочими ставит… и даже Лис… его душа, его половина… смолчал. — Обидно? — спросил Мор, голову склоняя. — Нет. Да. Немного. Ему нет нужды врать. — Но если думаешь, что обиды будет довольно, чтобы нас рассорить… — Ссорят тех, кто дружен. — Мор присел. Библиотечные кресла неудобны, верно, для того, чтобы студиозусы, коим посчастливится в обители знаний работать, преисполнялись уверенностью, что для степени ученой надобна не только ясная голова, но и железная задница. — А вы разве друзья? Или вот братья, как вас учат? Нет, вы случайные попутчики, связанные чужою волей… В этом имелась своя правда. — Ты к ним привык, но дай вам свободу, и разойдетесь. Добре, если станете вспоминать друг друга. — И все-таки… — И все-таки, — эхом повторил Мор. — Та клятва, которую ты желаешь, слишком… расплывчата в своей формулировке. Обряд не причинит вреда тебе и твоим братьям? Но что есть вред? И не будет ли вредом вернувшиеся к Елисею способности менять свой лик? Сам посуди. — Мор сцепил пальцы, тонкие и бледные, паучьи какие-то. — Допустим, он не устоит перед желанием убивать. И убьет. И смерть эту не получится скрыть даже царице… расследование… охотники… и как результат — смерть твоего брата. Ерема нахмурился. Нет, притворством будет сказать, что он не думал о таком исходе. Думал. Всю седмицу. И потом еще одну. И снова… он почти утратил остатки сна, которые были, пытаясь понять, как поступить правильно. Не знал. Оставить все как есть? Им с Лисом плохо. И Лис сходит с ума. И, возможно, не только он, просто со стороны оно заметней, а себя Ерема не видит. — И вот, логически размышляя, эта смерть будет итогом обряда. То есть я, совершив его, причинил Елисею зло. Или тому, кого он убьет. Вы ведь вместе держитесь, а значит, и цели будут близкими… — Он уйдет… — Не важно. — Мор покачал головой. — Уйдет. Останется. Главное, что он может погибнуть. И кровная клятва сочтет, что я виноват в этой смерти. Такая магия — вполне себе разумна. Нет, Ерема, подобную клятву я не принесу… Если бы он стал уговаривать. Убеждать. Или соблазнять обещаниями, что все выйдет именно так, как желалось бы Ереме: свободу для обоих. И надежду, что Лис все ж останется больше человеком, нежели зверем. И со зверем управится. Ведь в той, заклятой книге наверняка имеются иные заклятья. И если бы Ереме позволили хотя бы пролистать ее… Мор ждал. И разглядывал Ерему. Не понять, то ли с насмешкою, то ли с укоризной. Как быть? Отказаться? Мор уйдет, а Ерема останется. И Лис останется. И оба они сойдут с ума… и даже если расскажут обо всем… кому? Архипу? Фролу? И что они сделают? Ничего. — Я… — Ерема облизал губы. — Я согласен… если ты… и вправду поклянешься, что проведешь обряд разделения. И что этот обряд и вправду нас разделит. И что иного за ним нет… Мор молча вытащил из широкого рукава черную свечу, которая вспыхнула бледным светом, и нож. Он рассек ладонь и не поморщился. Капли крови падали в белое пламя. Сгорали. — Я… клянусь сутью своей, силой своей, душой своей, что проведу над тобой, Ерема, и братом твоим, ныне нареченным Елисеем, обряд, именуемый обрядом разделения душ. И что, проводя, не извращу сути обряда ни словом, ни делом, ни молчанием, ни бездействием, ни иным способом. Да будут Богини свидетельницами клятвы моей. За спиной раздался тяжкий вздох. И холодом повеяло. Ерема обернулся. А когда повернулся вновь, увидел, что Мор исчез. Куда? Кто знает. Только и осталось, что белое, будто выжженное пятно на столе. Его Ерема потрогал… — Молодой человек, — скрипучий голос библиотекаря заставил вздрогнуть. — В читальном зале магию практиковать запрещено… ГЛАВА 15 Об игрищах боярских и сватовстве Гостя этого Кирей не то чтобы ждал, но понимал, что рано или поздно явится. И потому не удивился, когда мальчонка в алой шелковой рубахе, перетянутой дрянным пояском, протянул грамоту. С поклоном протянул. И со страхом. И с любопытством. Небось никогда еще живого азарина так близко не видел. Оттого не спешил уходить. Стоит, глазеет, рот приоткрывши, запоминает. Будет ныне на боярском дворе развлечение — как станет рассказывать-пересказывать про диво дивное, девки все и заслушаются. Печать на грамотке хрустнула. Посыпался сургуч крошкой. Приглашение. В гости. Составлено найлюбезнейше. Патоки налили — как не утонуть. — Передай хозяину, что буду… рад… — последнее слово Кирей произнес так, что стало ясно и дураку — рад он не будет ни на медяшку, но раз приличия требуют, солжет. Сложная эта вещь — этикет. Утомительная. Посыльный побежал — прямо пятки засверкали. — Чего хотят? — Лис держался неподалеку. Опять приглядывает, волчья душа. И нос вон дернулся. — Полагаю, шкуру мою у кровати кинуть. — Кирей повел головой. В шее хрустнуло. Спину кольнуло. Надо же, этак он и разваливаться начнет того и гляди. Раны-то зажили. Затянулись. А нет-нет и дают о себе знать. — А на словах если? — Лис отличался звериной понятливостью. — На словах… просто-таки горят желанием пообщаться со мною в обстановке приватной. Беседы побеседовать… Нет, точно задождит. Вот и ломит кости, крутит, особенно левую руку. Порой начинало казаться, что лучше б ее и вправду отрезали, чем так.