— В смысле — как орудие убийства? Я читал, что викканство связано с природой и внутренней энергией, а не насилием. — Меч имеет в основном церемониальное значение. — Может, все эти рисунки нанесены ножом, чтобы сбить с толку, — предположил вслух шеф полиции. — Чтобы полицейские потратили впустую время, пытаясь их расшифровать. — В таком случае они сделали свое дело. Болтон смачно выругался. Трумэн понимал детектива: его настроение тоже упало. — Но что может означать меч в случае с Малколмом Лейком? Вы же слышали, что в день убийства Саломея навещала судью? — Да, и я уже посмотрел запись. Это точно она. — Никто не видел ее в ту ночь ни возле дома судьи, ни где-нибудь еще, — раздосадованный Трумэн взъерошил волосы. — И как, черт побери, вписывается во все это Роб Мюррей? В памяти шефа полиции всплыло убогое жилище разнорабочего. — Связь должна быть через Лейков, но я не вижу связи. Мюррей не имел никакого отношения к судье — только к его сыну. В трубке воцарилось молчание. — У Кристиана Лейка нет алиби, так? — тихо спросил Трумэн. Кристиан ему приглянулся, но интуиция порой подводит. — У него было полно времени, чтобы доехать до Портленда, прикончить отца, вернуться и убить Оливию, — заметил детектив. — И хотя еще нет подтверждения, что следы шин возле ее домика от его машины, Лейк вполне мог побывать там. — Но тогда он побывал там уже после убийств. Его отпечатки оставлены поверх отпечатков полицейских машин. — Это не значит, что Лейк не приезжал туда раньше. Убийцы часто возвращаются на место преступления. — Болтон громко вздохнул в трубку. — Даже не знаю, полезен этот звонок для меня или только заставил обдумывать кучу новых версий. — Не хотелось бы, чтобы вы что-то упустили из виду. Трумэн понимал опасения детектива. В ходе расследования легко «ослепнуть», сосредоточившись на какой-то зацепке в ущерб остальным. Излишняя сосредоточенность на чем-то одном — риск упустить многие другие возможности. — Мне тоже этого не хочется. Болтон отключился. Ну и зачем он звонил мне? Мог бы рассказать свою версию Аве или Эдди… Дейли снова посмотрел на рисунки. Пунктирные линии Болтона определенно напоминали оружие. Почему? В коридоре послышались шаги. Дэвид Агирре остановился у двери. — Есть свободная минутка? Священник был в снегу с головы до ног. Он стянул с головы шапочку, вызвав в коридоре маленькую снежную бурю. Трумэн встал и жестом пригласил посетителя присесть. — Что случилось? Дэвид мял в руках шапку. На лице его отражалось смятение. — Не уверен, мое ли это дело… — Давайте я сам решу, ваше это дело или нет. — Когда вы на днях просматривали те конкретные месяцы в церковных записях, вы искали какую-то связь с Саломеей Сабин, да? — Честно говоря, Дэвид, я не уверен. Поскольку похожая на Саломею женщина, возможно, вломилась в церковь и у нас был еще один взлом в библиотеке, я пытался как-то связать их. Замешана ли во всем этом Саломея, еще предстоит выяснить. — Ну, я предположил, что именно это вы и искали. Я знал, что она поступила в старшую школу на год позже меня, поэтому прикинул ее возраст и еще раз проверил записи. Я просмотрел более поздние даты, чем вы. Священник выудил из куртки бухгалтерскую книгу, перевернул страницу и протянул Трумэну. Книге передалось тепло от тела Дэвида. Дейли отметил, что на этой странице значились даты почти на год позже, чем даты с той микрофиши. Его внимание сразу привлекло имя: Саломея Бет Сабин. Возраст: две недели. Оливия значилась единственным родителем. — Ее крестили в церкви? — удивился вслух Дейли. — Это немного странно. — Вы недооцениваете, как важна для людей вера в Господа. У нас с Оливией были не только разногласия, но и общие взгляды. Подозреваю, крещение дочери имело для нее какое-то очень важное символическое значение. Трумэн уставился на дату крещения. Он повернулся к компьютеру, быстро вошел в базу данных и убедился, что не ошибся. — По данным департамента транспорта, Саломея родилась за шесть месяцев до своего крещения. — Он посмотрел на Дэвида. — Не верю, что священник мог принять шестимесячного ребенка за двухнедельного. Видимо, правильная дата именно та, что в записи о крещении. — Откуда вы знаете, что дата крещения противоречит дате рождения? — Дэвид нахмурился. — Пока все искали Саломею, я нашел ее водительские права и обратил внимание на дату рождения. Хотел выяснить, столько ли ей лет, сколько я думал. — Значит, есть разница в несколько месяцев. И что с того? — Двенадцать месяцев до крещения ее отец Антонио Риччи провел в тюрьме. Тут Агирре все понял. — Ох. Надо же… Трумэн кивнул. Но насколько важны эти сведения? 31 Морриган не сидится на месте. Занять ее нелегко. Мы обитаем в маленьком замкнутом пространстве уже три дня, и она хочет знать почему. Я не могу сказать ей, что кто-то хочет убить меня. И ее. Сегодня мы снова играли в снегу. Я слепила больше снеговиков и снежных ангелов, чем за всю жизнь. Мы начали строить и́глу, используя для лепки снежных кирпичиков прямоугольный контейнер. Это сложно и отнимает много времени. Как раз то, что нужно дочке. Я чувствую энергию снега, погружая в него руки. Закрываю глаза, вдыхаю свежий снежный запах и чистый воздух. Рассматриваю в пригоршне крошечные кристаллики снежинок. — Что ты делаешь? — интересуется Морриган. Я показываю ей заснеженную перчатку: — Что ты здесь видишь? Приглядись хорошенько. Дочка стягивает варежку и осторожно трогает белый пушок. — Они такие крошечные… Крошечные колючие кристаллики. — Она смотрит на фундамент и́глу. — Но могут сложиться во что-то огромное. Она мягко забирает снег из моей ладони и сыплет на кирпичики нашей постройки. Отступает на шаг и зачарованно смотрит на запорошенные сосны. Я уже видела такое выражение ее лица у нас дома. Морриган предпочитает открытый воздух и обожает природу. Я горжусь ею. Научить ее любить и уважать природу стало одной из моих главных целей с тех пор, как я обрела Морриган. В памяти мелькает лицо ее матери. Надеюсь, с ней все хорошо. Она никогда не узнает, какой чудесный подарок сделала мне. Я мысленно благодарю природу за ее богатства. За окружающую меня красоту. За жизнь, которую она мне подарила. За мое дитя. Пока скрывалась, я много размышляла. Очевидно, мы не сможем вернуться домой, пока мой отец охотится за нами. Я не раз думала, не рассказать ли полиции все, что знаю, но вряд ли они поверят мне. И смогут ли они охранять меня и Морриган круглосуточно? Нет, конечно. Лучше мы останемся в тени. Хотя нельзя прятаться вечно. Если он нашел нас в лесу, у него по-прежнему длинные руки и обширные связи. Я должна убить его, чтобы над нами перестала нависать опасность. Ради моей дочери. Других вариантов я не вижу. Острая боль разрывает мне сердце. Как может ребенок убить собственного родителя? Вонзит ли Морриган нож мне в грудь, если я стану угрозой для нее? Или для ее дочери? Я мотаю головой. Пока у Морриган не появится свой ребенок, она не поймет, что матери готовы умереть ради детей. Так поступила и моя мать. — Я голодна, — говорит дочка. — Да, уже почти время обеда. Давай вернемся в хижину, сделаем сэндвичи, а потом еще поработаем над и́глу.