* * * Холостые проходы продолжались до тех пор, пока отряд не свернул в 3-й Стрелецкий проезд. «Проездом» этот переулок значился лишь на картах да еще на редких ржавых табличках. На самом деле это был глухой тупик с кривыми ответвлениями. Вокруг жуткая темень, под ногами колея из застывшей грязи, время от времени – все тот же лай собак. – Слышь, Харитоныч, – шепотом позвал Игнат. – А? – На колею обратил внимание? – Явно от легковушки. – Вот и я о том же. Откуда в таком захолустье легковые автомобили? В глубине одного из ответвлений Иван заметил огоньки светившихся окон. Приказав бойцам оставаться в проулке, он прихватил с собой Горшеню и осторожно двинулся на свет. Чем ближе муровцы подходили к большому двухэтажному дому, заслонявшему высоким коньком часть звездного неба, тем очевиднее становилось, что внутри дома в самом разгаре развеселое гульбище. И участвуют в нем не простые граждане, а блатной народец. – На гитаре бренчат, – прошептал Игнат, когда они прошли вдоль высокого забора и остановились в пяти шагах от калитки. – И поют. – Да, – так же тихо ответил Иван. – Приятный баритон. – Постой, так это ж… Ну точно! – Чего? – «С одесского кичмана»! Старцев прислушался… На самом деле пели про кичман. Разве что голос и манера исполнения не были похожи на знаменитого Леонида Утесова. С одесского кичмана бежали два уркана. Бежали два уркана да с конвоя — На Сонькиной малине они остановились, Они остановились отдохнуть… – Черт с ним, с кичманом. – Иван пихнул подчиненного в бок. – Надо хорошенько все тут разведать, чтобы одним разом накрыть «малину». Оба прильнули к щелям в заборе и принялись рассматривать дом и передний двор… Разудалая песня доносилась из комнаты на первом этаже. Комната представлялась огромной – с фасадной стороны дома из нее выходили на переулок аж четыре окна. Все они светились, створки были распахнуты. Расположившаяся за длинным столом компания дружно пила и закусывала, нещадно дымила папиросами. Дым в комнате стоял такой, что табачный запах доносился до Старцева и Горшени, сидевших за забором. * * * Один герой гражданский, Махновец партизанский — Добраться невредимым не успел. Он весь в бинтах одетый и водкой подогретый, И песенку такую он запел… Пока баритон выводил историю беглецов с кичмана, Иван изучал пространство между забором и домом, тускло освещенное желтым светом из окон. Игнат переместился к другой щели и пялился по верхам. Старцев хотел шикнуть на него, но тот приложил палец к губам. – Харитоныч, глянь наверх. – Куда? – Там под коньком балкончик. На балкончике кто-то есть. Иван снова прильнул к щели… – Верно. Огонек цигарки. Глазастый ты. Молоток. Старцев сделал шаг в сторону, собираясь подойти ближе к калитке и заглянуть за угол дома. Но шорох разбудил кобеля. Рыкнув, тот угрожающе зазвенел цепью. Муровцы замерли и на несколько секунд перестали дышать. Кобель поворчал, прошелся по двору и угомонился. – Ну что, Харитоныч? – подал голос Горшеня. – Нашли «малину»? Возвращаемся? Тот жестом пригласил коллегу присесть под забором. – Есть одна загвоздка. – Какая? – А что, если эти люди никакие не бандюганы, а простые работяги с компрессорного завода «Борец» или со «Станколита». Представь, что у кого-то из них сегодня юбилей или получка. Вот собрались они, пьют самогон, закусывают, слушают блатные песни – это ж не запрещено. Сверху курит папаша юбиляра или его тесть, потому что уснуть не может. И тут мы с тобой при поддержке автоматчиков штурмуем их дом со стрельбой, отборным матом и побоями. Как тебе такая картина? – Умеешь ты, Иван Харитонович, нарисовать мрачное будущее. Что же теперь делать-то? – Думаю, надо послушать. – Кого? – Ну не песню же про кичман – сидящих за столом. У меня слух после двух легких контузий хреновый. Да еще этот баритон мешает. А ты молодой, ушастый – послушай, о чем они болтают. – Попробую, – привстал Игнат. Он приложил ухо к щели в заборе. – Ну? – торопил Старцев. – О деньгах что-то… Цифры какие-то обсуждают. – Это нормально. Сколько живу, не встречал людей, довольных своей зарплатой. Что еще? – Молодой кто-то… Про своих бывших баб рассказывает. Иван разочарованно качнул головой. – Это тоже в пределах допустимого. Неужели ошиблись? – О барыгах судачат. Типа, везде ломят цены. – И это нормально. Я бы сам этих рыночных торгашей каждый месяц суток на пять оформлял. Для профилактики. – Сейчас о золоте прошлись. – О золоте? – встрепенулся Старцев. – А ну, подробнее. – Косточки перемывают барыге, купившему у кого-то из них золото. – Вот это уже интересно. Слушай дальше. Внимательно слушай. – Опять молодой. Про баб. Нет, про конкретную бабу… Ту, что недавно привезли из города… не подпускает-де к ней Матвей.