Юлия улыбнулась: – Я подумала, что мы могли бы встречаться. А может, обмениваться книгами в лифте. – Что ты имеешь в виду? – спросила Эстель. Юлия повернулась к риелтору: – Вы оформите все бумаги? Риелторша аж подскочила от радости. Рогер тоже улыбнулся от уха до уха. – Значит, вы и Ру берете эту квартиру? Удалось сторговаться? Юлия покачала головой: – Нет, не эту. Другую. Рогер громко захохотал. Давно с ним такого не случалось. У Анны-Лены от счастья подкосились ноги, и она села на покрытые снегом ступеньки. Глава 66 Ох уж эта правда. Джим вышел на улицу и рассказал Джеку о своем разговоре с грабителем. Он в точности передал, как все было на самом деле. Но рассказал не все. Отчасти это объяснялось тем, что рассказчик из Джима был никудышный, а отчасти тем, что он умел виртуозно врать. Когда Джим доставил пиццу, открыл ему вовсе не Леннарт. Ему открыл грабитель, настоящий грабитель, – женщина с пистолетом. Рогер и Леннарт наперебой пытались отнять у нее балаклаву, но после долгих раздумий женщина отказалась. Посмотрела на них – она была растрогана, но исполнена решимости. – Я не могу быть примером для дочерей и показать, как не делать дурацких ошибок. Но я могу показать им, как брать на себя ответственность за то, что ты сделал. Поэтому, когда в дверь позвонил Джим, открыла она. Балаклавы на ней не было. На плечи падали волосы – такого же цвета, как у дочери Джима. Иногда двум незнакомым людям достаточно мелочи, чтобы почувствовать друг к другу симпатию. Она посмотрела на кольцо на пальце у Джима, – старое, со сколотыми краями кольцо из поцарапанного серебра. Джим посмотрел на ее кольцо – тонкое, скромное, из гладкого золота без камня. Оба по-прежнему носили обручальные кольца. – Вы из полиции? – спросила она так быстро, что Джим растерялся. – Откуда вы знаете?.. – Полицейские никогда не пропустят разносчика пиццы в квартиру, где есть вооруженный опасный преступник, – улыбнулась она, но улыбка не озарила лицо, а развалила на куски. – Нет-нет… точнее, да-да… я из полиции, – кивнул Джим и протянул ей коробки с пиццей. – Спасибо, – сказала она и взяла их одной рукой, потому что в другой дрожал пистолет. Джим впился в него взглядом. – Как вы себя чувствуете? – спросил он. Джим не задал бы этот вопрос, будь на ней балаклава. – У меня сегодня не лучший день, – призналась она. – Кто-нибудь ранен? Женщина в ужасе покачала головой: – Я никогда бы не… Джим посмотрел на нее, увидел дрожащие руки и отметины зубов под нижней губой. Он бросил быстрый взгляд в квартиру, откуда не доносилось ни плача, ни криков, – никто из заложников явно не был напуган. – Я хотел бы, чтобы вы ненадолго отложили пистолет, – попросил он. Женщина покорно кивнула. Она посмотрела на тех, кто сидел в гостиной, и спросила у Джима: – Можно я сначала дам им пиццу? Они голодны. Это был долгий день… я… Джим кивнул. Она повернулась и ненадолго исчезла, но вскоре вернулась без пистолета и пицц. Кто-то в гостиной крикнул: – Это не гавайская пицца! В ответ послышался смех. – Да что ты вообще знаешь о гавайской пицце! Раздался хохот. Затем голоса, которые постепенно затихли. Никаких общих правил насчет захвата заложников, разумеется, нет, но происходящее в квартире не очень-то походило на захват заложников в общепринятом понимании. Джим внимательно посмотрел на женщину без пистолета: – Можно спросить, как вы дошли до жизни такой? Женщина вздохнула так глубоко, что увеличилась в размерах и, выдохнув, сразу уменьшилась вдвое. – Даже не знаю, с чего начать. Тут Джим повел себя в высшей степени непрофессионально. Он протянул ладонь и вытер ей слезы. – У моей жены была любимая шутка. Как съесть слона? – Не знаю. – По кусочкам. Женщина улыбнулась: – Моим детям это понравилось бы. У них с юмором неважно. Джим засунул руки в карманы и сел на ступеньки рядом с дверью. Немного помешкав, женщина тоже села на пол скрестив ноги. Джим улыбнулся: – У моей жены с юмором тоже было неважно. Она любила смеяться и ругаться. С возрастом она становилась все более несговорчивой. Говорила мне, что я слишком добрый. Представляете, каково мне было слышать такое от пастора? Женщина негромко засмеялась. Кивнула: – И с кем же она ругалась? – Да со всеми. С коллегами, прихожанами, политиками, с теми, кто верит в Бога, и с теми, кто в него не верит… она хотела защищать слабых: бездомных, беженцев и даже преступников. Иисус в Библии говорит типа «я был голоден, и вы накормили меня; я хотел пить, и вы напоили меня; я был странником, и вы приютили меня; я был болен, и вы пришли ко мне; я сидел в тюрьме, и вы посетили меня»[4]. А дальше он говорит: то, что мы делаем для малых мира сего, мы делаем для него. А моя жена все понимала буквально. Поэтому постоянно ввязывалась во всякие ссоры. – Она умерла? – Да. – Сочувствую. Джим благодарно кивнул. «Странно, что я до сих пор не могу осознать: ее больше нет», – подумал он. Сердце не может привыкнуть к тому, что хихикающая хулиганка больше не сует тебе палец в рот, когда ты зеваешь, не насыпает муки тебе в наволочку перед тем, как вечером ты плюхнешься на подушку. Никто с тобой не ругается. Будь проклята эта грамматика. Он грустно улыбнулся и сказал: – Теперь ваша очередь. – Вы о чем? – Расскажите свою историю. Как вы здесь оказались? – А если история будет длинной? – Ничего страшного. Съедим по кусочкам. Золотые слова. И женщина стала рассказывать: – Меня бросил муж. Точнее, вышвырнул меня на улицу. У него был роман с моей начальницей. Они полюбили друг друга. Съехались и живут в нашей квартире, которая оформлена на мужа. Все произошло так быстро, и мне не хотелось ругаться и… создавать проблемы. Ради детей. Джим неторопливо кивнул. Посмотрел на ее кольцо и покрутил на пальце свое – нет ничего труднее, чем снять кольцо. – Девочки или мальчики? – спросил он.