Елена кивнула и добавила: – А руки и голова – выращены искусственно или взяты у людей. Для маскировки. – Но Продавец умер! – напомнил я. – Умер его мозг, чем бы он ни был! А тут, в этой голове, может быть человеческий мозг. Живой. – Жуть! – с восторгом сказала Наська. И быстренько ретировалась в сторону, убегая от взгляда Елены. Лихачев посмотрел на меня с сочувствием: – Максим, боюсь, ничего полезного ты от нас не получил. Да, похоже было, что так. Лихачев хотя бы выяснил, как именно выглядит Продавец. Казалось бы, какая нам разница, гуманоиды они, ящерицы, насекомые или киборги? Но за такую информацию он наверняка получит премии, благодарности, какие-нибудь медальки-ордена. Потом, возможно, за эту информацию и за кадры неудачного вскрытия Продавца наше государство будет выторговывать важную информацию у других стран. А мне-то что? «Ваш коллега – робот?» Так и Продавец, поивший меня чаем, тоже робот. «У него дыра в груди». Очень ценная информация… – Елена, осмотрим тело женщины? Хирург вздохнула: – Да, конечно. Вскрывать? Лихачев заколебался. Видимо, представил, как всё это будет. Он, конечно, всякого навидался, но… – Аккуратно, – решил он наконец. – Почему женщина могла умереть без всяких внешних повреждений? – Яд, инфаркт, инсульт… – Сможете аккуратно посмотреть? – Совсем аккуратно это не получится, – сказала Елена. – Но… нервы у вас крепкие? Лихачев пожал плечами. – Давайте попробуем. Только дождемся нормальных инструментов. В ожидании мы спустили тело Продавца на пол, поставили плитку и вскипятили на ней чайник. Мы сидели в Комке, который сам по себе был чудом, продуктом инопланетных технологий, но хозяева не предусмотрели ни туалета, ни умывальника, ни электричества в доступной нам форме. Вскоре полицейская машина привезла Лихачеву две сумки, полные оборудования эксперта. Хозяин сумок тоже приехал и явно изнывал от желания лично поучаствовать в исследовании, но был отправлен обратно. Пока мы допивали чай, Елена повозилась над телом Продавца с реактивами и сообщила, что биологические части действительно живы. Час от часу не легче. Я представил, что голова открывает глаза и начинает что-то говорить. А как она заговорит-то? Легких нет! Или по заменяющему шею штырю и воздух подается? Елена и Милана ушли за занавес, к ним присоединился Лихачев. Меня никто не позвал, и я был этому рад. Хотела ли понаблюдать за вскрытием Наська – не знаю. Во всяком случае, она предпочла усесться на стул и задумчиво смотреть на лежащего Продавца. – Ты про таких что-нибудь слышала? – спросил я, беря стул и усаживаясь рядом. – О Продавцах нам ничего не говорили. – А о киборгах вообще? Там, в космосе, есть боевые киборги? Наська помолчала. Потом неохотно сказала: – Я не стража. Говорили, что это тупиковая ветвь. – То есть? – Биологический организм можно изменять бесконечно… – Наська ковыряла ногой пол. – В любую сторону. Добиваться нужных качеств. Живая клетка очень пластична. А механические устройства ограничены, даже если они сами себя чинят. Я подумал. Сказал: – Все-таки не согласен. Оружие из живого не сделаешь. – Да? – удивилась Наська. – Правда, что ли? Я вспомнил бойца с его роговыми конусами-излучателями. – А если нужен рентген, какие-то исследования? – Мы не болеем. Ну и есть же докторки! – сообщила Наська. – У нас не было, а в большом Гнезде есть. И там… где требуется. – Ладно, допустим, – не сдавался я. – Ну а если нужен экскаватор? Или бульдозер? Наська искоса глянула на меня. – Что, тоже? – поразился я. – Строитель… Мне говорили, что из меня выйдет хороший бульдозер. Если не хочу в стражи. Она выждала несколько секунд, глядя на мое ошарашенное лицо, потом снисходительно улыбнулась: – Шучу! – Ну тебя… – пробормотал я. – Строители из мальчишек хорошо получаются, – добавила Наська. – Ты сейчас не врешь? Не фантазируешь? – Нет. На Земле много разных Измененных не нужно. А вот там, – она указала глазами вверх, – всякие бывают. Жница для работы, стражи для войны, монахи для науки. Но дальше еще много разного. Как по мне – это и был ужас, а не металлический цилиндр с торчащими из него на штырях руками и головой. Но Наська, снова уставившись на Продавца, сказала: – Вот такие штуки – это кошмар и примитив. Смотреть противно. – Почему вы ничего не рассказываете людям? – А зачем вас пугать? – спросила Наська хмуро. – Вам лучше не знать. – Мне-то ты рассказываешь. – Ты почти свой. Она вздохнула и на миг прижалась головой к моему плечу. Добавила: – И Дарина тебя любит. Тебе можно рассказывать. А ты расскажешь кому-то? – Нет, – признался я. – Зачем… пугать. – Вот! Штора качнулась, вышла Милана. Была она бледная и как-то очень натянуто улыбалась, неловко стягивая перчатки. Пальцы у нее скользили, перчатки были в чем-то липком. Мы, не сговариваясь, кинулись к ней, Наська перемахнула через прилавок в прыжке, я перебрался следом. – Ты как? – спросил я. – В обморок не упаду, – ответила Милана. Помедлила. – Наверное. Правильно я на врача не пошла учиться… Она скинула перчатки в пакет, который мы отвели для мусора. Туда же отправила и халат. Я полил ей воды на руки, подождал, пока она яростно их оттирала над тазиком. – Это… ну, неприятно… – пояснила она. – Одно дело, когда смотришь в микроскоп. Другое… ну… Елена сказала, что они справятся сами. Лихачев – кремень. Еще и подсказывает… Максим, у тебя нет сигарет? Я покачал головой. – Не подумай, я не курю… – виновато сказала Милана. – Ну, постоянно чтобы – не курю. Сейчас только вот. – В моем пиджаке посмотри, – крикнул из-за занавеса Лихачев. – В правом кармане. Только учти, у меня настоящие, не электронные. И крепкие.