– Какая-то техника Инсека? – предположил я. – Максим… Это же американский корабль. «Аполлон»! – «Орел», – машинально поправил я. – «Аполлон» – это ракета-носитель. Да, это был древний лунный модуль. Тот самый, на котором люди впервые прилетели на Луну. Точнее, его посадочная часть, навсегда оставшаяся на Луне. Как же американцы обижались на Инсеков, разрушивших Луну, что они не сохранили это уникальное место, памятник истории и науки, что его больше не видно ни в какие телескопы… Оказывается, памятник истории в целости и сохранности. Просто точка посадки попала под маскировку корабля. – Значит, они все-таки тут были, – сказала Милана. – А то всякие слухи ходили… – Теперь мы знаем, где находимся, – заметил я. – Это Море Спокойствия. Мы на самом краю конуса Селены, до обрыва всего-то километров тридцать… – А еще мы знаем, где будем ждать гостей, – сказала Милана. – Пошли, тут далеко видно. И мы рванулись к посадочному модулю «Орла». Чем ближе, тем понятнее становилась его конструкция. Господи, как на нем вообще люди летали! Металлические трубки, баки, обмотанная вокруг всех этих деталей рваная фольга – когда-то серебристая и золотистая, но сейчас почти везде выгоревшая до ровного серого цвета. И тут был не только посадочный модуль. Валялась какая-то тонкая длинная палка с ленточками-лохмотьями на конце… упавший флаг? Какие-то небольшие контейнеры… – Они тут аппаратуру оставили, – предположил я. – Может, заберем потом? «Потом» было очень самонадеянным словом. Да и что нам делать со старыми американскими приборами? Но мне хотелось загадать что-то «на потом». – Знаешь, я вспомнила, – сказала Милана. – Они еще оставили свои подгузники на Луне. Так что не будем рыться, ладно? – И о подгузниках говорить не станем, – попросил я. – Надо было спросить Инсека о туалете… Мы остановились у хрупкой конструкции. Я потрогал металл рукой – и даже сквозь странный материал костюма ощутил короткое дыхание холода. Потом перчатка потеплела. – Главное, чтобы у нас было «потом», – добавила Милана. Мы переглянулись и, не сговариваясь, кивнули друг другу. – Будет, – сказал я. Глава третья Посадочный модуль был достаточно тяжелым, чтобы даже при слабом тяготении Селены оставаться устойчивым. Мы запрыгнули на опоры и встали так, чтобы корпус прикрывал нас от приближающихся врагов. Модуль представлял из себя решетчатую конструкцию высотой метра в три и диаметром метра четыре, внутри которой располагались баки и какие-то приборы. Он стоял на четырех металлических опорах, довольно хрупких с виду. Всё это было замотано в фольгу, почти рассыпавшуюся от времени и свисающую лентами и лоскутами. Мы оказались в тени, и увидеть нас со стороны, наверное, было бы крайне трудно. А еще тут имелась видеокамера на штанге с помутневшим стеклом объектива, причудливый манипулятор с ковшом на конце, застывший в выкопанной в грунте ямке, какие-то антенны, торчащие вверх кабели с разъемами на концах… Странно, я почему-то думал, что вся земная техника, когда-то долетевшая до Луны, находится здесь в неприкосновенности, будто законсервированная. Тут ведь нет воздуха, нет ветра, дождя или снега… Но тут было солнце. Нет, не так. Солнце! Сейчас на Селене царила ночь, но днем, наверное, металл раскалялся. Потом резко начинал остывать. И так – семьдесят лет подряд… Я всмотрелся в проглядывающую сквозь рваную фольгу теплозащиты поверхность бака. По нему тянулась тонкая, змеящаяся трещина. Ничто не вечно. Я смотрел на Милану и думал, что в этом изначально есть какая-то жуткая несправедливость. Мы мыслим, мы понимаем, что живем в невероятно огромной, по нашим масштабам – вечной Вселенной. Пытаемся ее понять. Пытаемся дотянуться до соседних планет… ну ладно, пытались. Строим какие-то планы, уходящие вперед далеко за пределы нашего срока жизни. Наша планета, пылинка по космическим меркам, и та существует миллиарды лет. А мы и сотни не проживаем. И то, что мы строим, рассыпается в пыль – даже на Луне. Нечестно! Может быть, эта нечестность когда-то и превратила Прежних в безжалостных правителей, держащих человечество на положении скота. Как они победили свою человеческую природу? Экспериментировали на людях? Раз за разом пересаживали себе молодые и здоровые органы, как, по слухам, поступают некоторые миллиардеры? Делали вытяжки из юных тел, как хрестоматийный злодей Жиль де Ре? Принимали ванны из крови девственниц, как графиня Батори? Что ж, в какой-то момент они научились жить долго. Научились превращать людей в Слуг, научились делать из них солдат и отправились к звездам. А человечество оставили на Земле? Что же правда, а что ложь в нашей истории? Когда она началась и когда изменилась? Прежние ушли и вернулись – или все время оставались с нами? – О чем ты думаешь? – тихо спросила Милана. Я посмотрел на нее сквозь шлем, по стеклу которого ползли четыре красные точки. – О Прежних. О Слугах. Почему они такие. Не станем ли такими мы. – Клянусь оставаться человеком, – сказала Милана дурашливо. И отсалютовала шпагой. – Клянусь этим клинком, и… э… – Землей над нашими головами, – подсказал я. Она улыбнулась. – И Землей… Тебе страшно? – Немного, – сказал я. – Они сильные и быстрые. Их четверо. Будет трудно. – Мы предложим им сдаться? – спросила Милана деловито. – Вступим в переговоры? – Нет, – ответил я. – Мы попробуем напасть со спины. Подло и бесчестно. – Идет, – сказала Милана. – Правила для людей, а они не люди. Почему они молчат? Точки были уже совсем рядом. Метрах в пятидесяти. Если выглянуть – мы их увидим. А они увидят нас… – Наверное, скафандры не способны перехватить их переговоры, – сказал я. Но я был не прав. Они просто молчали. Ровно до тех пор, пока не подошли к посадочному модулю. – Какая нелепая конструкция, – услышал я женский голос. Ника. – Для их уровня развития – прыжок выше головы. Алекс. Значит, пришли четверо из пяти, сопровождавших нас в Представительство? Почему не впятером? Впрочем, хорошо, что их не пятеро. – Люди построили это сами? – Насколько мне известно, да. Хозяева им много позволяли… Все готовы? – Да, – ответила Ника. Еще два голоса повторили «да». – Если всё прошло правильно, то тварь сдохла, – сказал Алекс. – Максим мертв или в коме. – А женщина носится по кораблю и орет, – даже эту фразу Ника ухитрилась сказать без всяких эмоций. – Отдашь ее мне.