– А ко мне никто не заходил, Андреич? – спросил я. Он понял меня неправильно. Случившийся пару недель назад визит монстра, пусть еще и человекообразного, больно ударил по его самолюбию – Виктор Андреевич решил, что его отделал молодой парень «под веществами». – Пусть только попробуют! – воинственно сказал консьерж, нахмурился и похлопал рукой по дубинке на поясе. Да, неприятная будет ситуация, если ко мне заявятся полицейские в штатском. Хотя Андреич мужик тертый, почувствует сразу, с кем имеет дело. У меня было странное чувство, когда я вошел в квартиру. Будто и не к себе уже. Будто в номер гостиницы или к родителям. А ведь тут все мое, знакомое и любимое. Даже к мебели, оставшейся от прежних хозяев, я привык. Даже книжки из их библиотеки почти все прочитал (бо́льшую часть, кстати, никто и не открывал до меня ни разу). Вот подборку древних дивиди не смотрел, хоть и проигрыватель был, слишком уж паршиво картинка выглядела на экране. И как это раньше люди могли смотреть видеокассеты и дивиди? Я вдруг подумал, что вряд ли снова сюда вернусь. Слишком много дел мы натворили. Уже скоро сюда придут чужие люди в форме, будут рыться в ящиках и шкафах, просматривать содержимое компьютера, расспрашивать обо мне соседей… Ну и пусть. Я вымылся, после визита в музей это было просто необходимо. Выбрал в шкафу новое белье, носки, джинсы, рубашку. Достал из сейфа все деньги и кристаллы, большую часть положил в коробку из-под мобильника – последней модели, выпущенной корпорацией «Эппл» перед ее крахом. Родители купили мне его на день рождения, но подарить не успели – случилась Перемена. Отец отдал его просто так, посмеиваясь. Сказал: «Теперь это раритет, семейная реликвия, своему сыну передашь по наследству». Никакого сына, как выяснилось, у меня никогда не будет. Так что смартфон я бросил на стол, а в коробочку сложил кристаллы и деньги. Не так уж много, но что есть. Смогу я отсидеться в Гнезде? Туда даже Лихачев не полезет… А с другой стороны, какой смысл? Если погром в Третьяковке повесят на нас, то рано или поздно всех возьмут. Смысл… Что все-таки Инсек имел в виду под смыслами? Открытия, изобретения? Ну так тут мы безнадежно отстаем, никому не нужен дважды изобретенный велосипед… А новая книга – это смысл? Стих? Картина? Скульптура? Наверное, да. Наверное, это тоже смысл. А что-то несозданное, а лишь осмысленное? Однажды я ехал в поезде, проснулся ранним утром и стал смотреть в окно. Поезд шел сквозь рассветный туман, повсюду был лес, солнце еще не поднялось над горизонтом, и вдруг я увидел лесную прогалину, маленький домик с идущим из трубы дымком, старика, стоящего на крыльце и смотрящего на поезд, вьющуюся у его ног мелкую кудлатую собаку. Это было похоже на детский рисунок или на страницу из книжек Пришвина и прочих древних писателей. Я подумал, что тут даже электричества может не быть. И телевизора, и телефона. И что домик мог так стоять сто лет назад, и дед этого старика точно так же смотрел утром на поезд. И что ему плевать на Перемену, как плевать на нее индейцам в дебрях Амазонки или папуасам в Новой Гвинее. И я вдруг ощутил себя на месте этого деда. Представил себя… нет, не в глуши, какая тут глушь, сто метров до железки, десяток километров до полустанка. Но на обочине. И не потому, что на обочину спихнули, а потому что ты сам туда съехал, живешь и счастлив. Ведь таких людей много. Миллионы, сотни миллионов. Они никуда не бегут, ни к чему не стремятся. Выбрали точку под ногами, сделали ее центром мира и позволили миру крутиться вокруг. Нет, я точно знал, что сам бы так не смог и никогда не смогу. Но я будто почувствовал этого старого человека, его мысли, мечты, то, как он смотрит на жизнь. Вот это понимание осознанного и спокойного одиночества – оно было смыслом? А если бы я написал об этом книгу, чтобы поняли все (ну, допустим, я умел бы, да и что сложного в том, чтобы соединять вместе слова, превращая их в текст)? Это стало бы смыслом? А если бы я придумал религию, философию, учение об одиночестве в центре мира? «Найди свой центр мира и позволь ему вращаться вокруг»… Это стало бы достойным смыслом? А как именно это происходит? Что заставляет идеи и мысли превращаться в кристаллы, несущие в себе смыслы? И остается ли после этого смысл с человеком? Видимо, нет. Тогда получается, что смыслы, о которых говорил Инсек, – это все-таки информация. Но не простая, а переработанная, пережитая человеком. Так из пустой породы шахтер достает золотые крупинки или алмазы. Но можно достать и не заметить, алмаз в природе выглядит как серый камешек. Его надо разглядеть, огранить… Так и с информацией. Нужен разум, чтобы создать и осмыслить что-то новое. Чем больше информации, тем больше силы. И где-то там, в конце пути, сингулярность и Высшие. А еще дальше, возможно, просто Высший. Один, вобравший в себя всю информацию и всю силу. Абсолют. Да ну на фиг такие мысли, рехнуться от них можно! Я нашел в столе рулончик скотча, собрался было обмотать им коробочку. И покачал головой, когда понял, что делать этого не надо. Будет закрыта – не откроют. Кристаллы пропадут… Пошел на кухню, в два больших пакета сгреб всю еду из шкафов и холодильника. Еще раз окинул взглядом свой бывший дом. Вышел в подъезд, поднялся на этаж выше, открыл дверь родителей своим ключом. У них было прибрано, хотя и чувствовался легкий, едва уловимый запах старости: мебели, десятилетиями стоявшей на одном месте; тяжелых пыльных штор; пищи, лекарств и отцовского одеколона. Одеколон хоть и пах цитрусами, но я его запах помнил с детства, и потому он тоже казался древним. Я поставил коробочку на полку, где ее должны будут заметить если не сразу, так через день-другой. Пакеты с едой оставил на кухонном столе, только молоко, куриные окорочка и пачку масла убрал в холодильник. Родители вернутся, поймут, что я заходил. Но не забеспокоятся, решат, что просто занес продукты. Не хотел я сейчас с ними разговаривать. Сразу почувствуют, что со мной что-то не так. Действительно хорошо, что они стали чаще выходить из дома. Глава пятая Дарина встала передо мной и сказала: – Будь моим зеркалом. – Это как? – не понял я. – Говори, как я выгляжу? Я внимательно осмотрел Дарину. Она была в кроссовках, синих джинсах, застегнутой у ворота рубашке цвета индиго – городской унисекс, без всяких выделяющихся деталей. Разве что яркая оранжевая бандана, прячущая короткую стрижку, притягивала взгляд. Широкие «зеркалки» скрывали глаза. – Ты замечательно выглядишь, – сказал я. Мы были в ее комнатке, и она даже включила яркую лампу, чтобы мне было удобнее. – Непонятно, что я жница? – Нет. Ничуть. – Комбинезон не проглядывает? – Нет. Дарина не захотела снимать свой костюм жницы, надела человеческую одежду поверх него. На мой взгляд, никто бы в ней Измененную не заподозрил. Но она нервничала. – Зря я зеркало выбросила, – сказала она. – У меня было когда-то. У Наськи есть, но не хочу ее беспокоить. – Прилипнет, не оторвать, – согласился я. – Да всё в порядке, ты выглядишь самой обычной человеческой девушкой. – Ладно, – неохотно кивнула Дарина. – А сам-то ничего? Уже поздно, а ты прошлую ночь не спал. – Немного поспал, – ответил я. – Да ничего, правда. Я не усну, даже если лягу. Весь на нервах. – Что-то случилось? Я покачал головой: – Ничего… неожиданного. Я расскажу тебе потом. Если бы я рассказал, что с нами было, как мы пришли в музей и уничтожили полсотни Слуг… ну, допустим, большей частью они себя сами уничтожили, но все-таки… Никуда бы мы тогда не пошли. Дарина суетилась бы, беспокоилась, пыталась придумать выход, ругала бы меня – несомненно. Я не хотел этого. До того момента, как я заберу у Продавца возвратный мутаген и дам жнице – пусть она ничего не знает. Потом поговорим. Обо всем. А сегодня будет обычный вечер, словно ничего не происходило в последние два дня. Словно я таскаю Дарину по Москве, пытаясь дать ей хоть немного того, чего она была лишена.