– Чего уж тут интересного, когда никто тебя не слушает, – буркнула я батарее. – Простите, что? – Я туда не поеду. Вы меня не заставите! Мисс Амброуз начала было говорить, но сдержалась. – Почему бы нам не поискать компромисс? Давайте посмотрим, как пойдут дела в ближайший… ну, скажем, месяц? И заново оценим сложившуюся ситуацию? – Месяц? – И повторная оценка ситуации. Со всех точек зрения. Испытательный срок. – Испытательный?! Это какое же преступление я совершила? – Это фигура речи, Флоренс, не более того. – Каблуки мисс Амброуз выбили короткую дробь на ковре. Она тянула паузу в расчете, что я кинусь ее заполнять, и она найдет, за что зацепиться. Но у меня хватило ума промолчать. – Завтра днем покажут «Унесенных ветром», – не выдержала она, когда пауза затянулась. – Я смотрела, – отрезала я. – Весь мир смотрел, не в этом дело… – Я никогда не была поклонницей Кларка Гейбла. Я по-прежнему не сводила взгляда с батареи, но слышала, как мисс Амброуз подалась вперед. – Вы не можете похоронить себя в этой квартире, Флоренс! Испытательный срок на месяц, помните? Вы должны пойти мне навстречу. Я хотела сказать: «С какой стати мне идти кому-то там навстречу?» – но вместо этого сосредоточилась на батарее, пока не услышала звук закрывшейся двери. – У него изо рта воняло, у Гейбла вашего! – заорала я. – Я читала об этом. В журнале! Есть три вещи, которые вам надо знать об Элси. Первое – она моя лучшая подруга. Люди ссорятся с лучшими друзьями и выбирают новых – то тот, то этот, смотря по настроению и компании, но моей лучшей подругой всегда была и останется Элси. В этом и состоит смысл понятия «лучший друг», не правда ли? Тот, кто тебя поддержит, что бы ни случилось. Не могу сказать, что за столько лет нам не случалось ссориться, но это из-за диаметральной противоположности характеров. Мы даже внешне антиподы: Элси низенькая, а я высокая, Элси миниатюрная, а у меня большие ноги, я ношу обувь восьмого размера[1]. И не скрываю, и всем об этом говорю. Потому что, как сказала Элси, раз уж достались такие ступни, остается ими хвастаться. Большую часть времени мы проводим вместе, я и Элси. Мы даже обедаем вдвоем – так легче обслуживающему персоналу, да и нам веселее: ведь ничто в мире не звучит так одиноко, как один нож и одна вилка, звякающие по тарелке. Некоторое время спустя после ультиматума мисс Амброуз мы с Элси сидели в моей квартире у окна и обедали. – Пока никто не показывался, – произнесла я. Я знаю, что она меня слышала, женщина в розовой форме. Она со своей тележкой стояла в трех футах, накладывая нам еду в тарелки, а я говорю четко даже в худшие времена. Элси говорит, что я кричу, но я не кричу, а просто хочу быть уверенной, что меня поняли, даже постучала вилкой по бокалу. – Я про номер двенадцать, – громко сказала я. – Говорю, оттуда еще никто не показывался. А там уже несколько дней кто-то живет – я видела свет! Женщина в розовой форме, не дрогнув, шлепнула мне на тарелку печеных бобов. Элси подняла на меня глаза: – Не кричи, Фло. – Я не кричу, – возразила я, – я высказываю свое мнение! Мне уже мало что позволяют делать, но высказывать свое мнение пока не запретили. И контейнер еще не увезли. Вот дождутся они у меня письма! – Так почему ж ты не напишешь? – спросила Элси. Я взглянула на нее и снова отвела глаза. – Не могу, мне поставили ультиматум. – То есть? – Мисс Амброуз дала мне испытательный срок, – сообщила я, глядя в стакан. – За какое же преступление? – Это такая фигура речи, – объяснила я. – Контейнер скоро увезут, мисс Клэйборн, – сказала женщина в розовой форме. Я повернулась к ней: – Нельзя выметать человека, как мусор! Надо кому-то на них нажаловаться! – После смерти жильцов они вправе делать все, что захотят, – возразила Элси. – Здесь они хозяева, Флоренс. Во дворе опавшая листва ворохом собралась у края газона. Ветер играл оранжевыми и красными листьями, заставляя их кувыркаться на бетоне. – Я видела ее на прошлой неделе, она шла вон по той дорожке с пакетом! Женщина в розовой форме подняла глаза. – Должно же это что-то значить, – продолжала я, – что я ее видела! А теперь вся ее жизнь лежит в мусорном контейнере. – Им необходимо освободить квартиру, – объяснила женщина, – для нового жильца. Мы обе посмотрели на нее. Она молчала. – Интересно, и кто же это? – поинтересовалась я. Никакой реакции. – Мне тоже интересно, – добавила Элси. Женщина в розовой форме досадливо нахмурилась: – Я не работала, у меня был выходной. В любом случае этим заведует мисс Биссель. Я многозначительно приподняла бровь, глядя на Элси, но та занялась рыбным «пальчиком». По-моему, Элси слишком легко сдается. К розовой форме женщины с тележкой приколот бейдж с надписью: «Я здесь, чтобы помочь». – Было бы очень полезно, – сказала я бейджу, – если бы вы поделились любыми слухами, которые до вас дошли. Некоторое время мои слова висели в воздухе. – Все, что я знаю, – это мужчина, – отозвалась сотрудница. – Мужчина? – переспросила я. – Мужчина? – подняла голову от тарелки Элси. – Вы уверены? – усомнилась я. Женщина ответила: – Да, да, абсолютно. Мы с Элси переглянулись. В «Вишневом дереве» очень мало мужчин. Иногда их можно увидеть неподвижно сидящими в углу общей гостиной или бродящих по территории, где дорожки никуда не ведут, разве что обратно к началу. Большинство проживающих – женщины, которые давно потеряли своих мужей. Правда, в слове «потеряли» мне чудится своеобразный оттенок: можно подумать, они случайно забыли супругов на вокзале. – Интересно, много ли народу пойдет на похороны, – рассуждала я вслух. – Я про женщину из двенадцатой квартиры. Может, нам сделать над собой усилие? – В нашем возрасте народу много не бывает. – Элси плотнее запахнулась в свой бурый кардиган. Я считаю, этот цвет ей не идет. – В этом и проблема с похоронами глубоких стариков: большинство приглашенных уже обскакали тебя на финише. – Она здесь недолго прожила, – проговорила я. Элси подцепила вилкой картофельного пюре. – Как ее звали, напомни? – Кажется, Бренда. Или Бетти. Вся жизнь этой Бренды, Барбары или Бетти отправилась в мусорный контейнер: украшения, которые она любила, картины, которые она выбирала, книги, которые она читала и те, которые уже не прочтет до конца, фотографии, выпавшие из рамок, разбившихся о металлическую стенку, – бережно хранимые снимки людей, которые уже не могут постоять за себя. Все это так быстро выбрасывалось, так легко демонтировалось… Бренда исчезала на глазах – вскоре уже ничто не говорило о ее присутствии, все вновь стало таким, как было до нее. Будто кто-то положил в ее жизнь закладку и захлопнул книгу. – Интересно, кто станет стирать пыль с моей фотографии, когда я умру? – сказала я вслух. Было слышно, как Элси отложила нож и вилку.