Закат лет? Что за странное выражение! Закат означает конец, финал, скорое наступление темноты. Отчего-то меня не покидало ощущение, что Ронни ожидал меня здесь найти. Его манера держаться, так он выглядел и на фабричном дворе, и в автобусе, и за кухонным столом, сидя напротив. Раз увидишь этот взгляд и этот вид – и уже не забудешь, даже спустя целую жизнь. – …поэтому, пожалуйста, поприветствуйте нового жильца двенадцатой квартиры – мистера Габриэля Прайса! В полной тишине прошло полсекунды, и я услышала свой собственный голос: – Как Габриэля Прайса?! Все сдерживаемое дыхание вырвалось с этим возгласом. Скрипнула ножка какого-то стула, кто-то подался вперед, посмотреть. Мисс Амброуз наклонила голову и уставилась на меня. – К вашим услугам, – Ронни Батлер тронул край мягкой фетровой шляпы. Он шагнул навстречу, спинка стула врезалась в мои старые кости. Я вновь почувствовала запах той ночи, когда он умер. Я почти могла дотянуться через все эти годы, взять ту ночь руками и унести с собой из комнаты. Пульс бился в горле с такой силой, что я не могла понять, как другие его не слышат. Ронни взглянул мне прямо в глаза и улыбнулся, и маленький шрам в уголке рта исчез. Как по волшебству. – Мы что, уходим? Я дождалась Элси у дамской комнаты и, едва она вышла, подхватила ее под локоть. – Уходим, – подтвердила я. – Давай подождем? Я настроилась на мандариновые дольки… – Я тебе дома открою целую банку. – Но как же лотерея? На эту неделю перенесен приз с прошлого раза! – У меня в нижнем шкафчике коробка печенья, можешь его съесть. – Дорога не победа, а спортивный азарт, – возразила Элси. – Слушай, я очень хочу отсюда выбраться. На дорожке, которая шла по задворкам жилых корпусов, я отпустила руку Элси. Здесь мало кто ходил – по краям скопились желтые листья, и трава, казалось, забыла, что надо расти. Большинство людей предпочитали парадные аллеи с их бордюрчиками и возможностью скоротать время – старики любят компанию. Но я предпочитаю эту тропку. Забытая тропинка, которая может привести к решению проблемы. В глазах Элси читалось замешательство. – Фло, что происходит, черт побери? – Ничего. Ничего не происходит. С чего ты взяла? Элси опустила взгляд: – Потому что у тебя руки дрожат. Мисс Амброуз – Совсем с катушек съехала, если хотите мое мнение! Его мнение никого не интересовало, однако диалог для Хэнди Саймона был необязательным условием. Он считал, что мир нуждается в постоянных комментариях, так что он по своей инициативе влезал с объяснениями на случай, если они кому-нибудь пригодятся. – Хм? – Антея Амброуз разглядывала себя в карманном зеркальце, купленном за способность все увеличивать в десять раз. О покупке она уже пожалела, но отвести взгляд не могла, как невозможно не смотреть на аварию на соседней полосе дороги. – Вскакивать и так орать! – Хэнди Саймон поволок стол по полу на его законное место. Забытое блюдо сандвичей с яйцом задребезжало на всю опустевшую гостиную. – Как, бишь, ее там… Мисс Амброуз со щелчком сложила зеркальце, скрывая волнение. – Флоренс, – подсказала она, – мисс Клэйборн. Боюсь, отправка в «Зеленый берег» для нее всего лишь вопрос времени. – И как вы их различаете? Мисс Амброуз бросила зеркальце в сумочку. – Это моя работа. Хэнди Саймон взял сандвич с яйцом и отправил в рот. – Их тут так много, и все похожи одна на другую, – проговорил он, не прекращая жевать. – Если вы не против, я выскочу на улицу, почищу трубы, иначе возникнет затор… Было время, когда мисс Амброуз задумалась о достоинствах Хэнди Саймона. В конце концов, кроссовки можно вымыть, а волосы подстричь, как показывают в телешоу. Люди покупают новую одежду, делают пробор с другой стороны – и неожиданно преображаются. Тогда мисс Амброуз еще всматривалась в горизонт на предмет потенциального мужа, как потерпевший кораблекрушение ждет спасительного корабля. – …который помешает эффективному стоку дождевой воды. – Саймон взял еще сандвич. – Что может привести к необратимым повреждениям… Впрочем, на некоторые корабли садиться все-таки не стоит. – …и потенциальной угрозе для строений, если срочно не заняться ситуацией. Иначе тебе всю оставшуюся жизнь будут разжевывать каждую мелочь. Антея Амброуз направлялась в свою квартиру в дальнем углу пансионата. Она жила отдельно от престарелых, но в ее квартире был точно такой же бежевый палас (мисс Биссель считала бежевый универсальным цветом, который со всем сочетается), и дверь закрывалась с таким же слабым извиняющимся щелчком. Вид из окон точно такой же, и сами окна открывались лишь на крошечную щелочку (опасение, что жильцы станут выбрасываться из окон, распространялось, видимо, и на персонал). Квартира была служебная и предоставлялась вместе с должностью, на которой мисс Амброуз планировала задержаться не дольше года. Она отправляла резюме и в другие компании, и даже один раз ее позвали на собеседование, но в тот день новая старушка решила сбежать еще в пути прямо на светофоре. Антея долго успокаивала бедную женщину и никуда не смогла пойти. А ей даже не перезвонили. Мисс Амброуз никогда не ходила быстро – не то стыдясь энергично передвигаться в царстве тростей и ходунков, или же старость понемногу пропитывала ее тело, уговаривая присоединяться. Антея не собиралась работать с престарелыми – она мечтала стать стюардессой или пойти в крупное издательство, заняться чем-то гламурным, где можно ходить легко и стремительно. Но жизнь оказалась сродни глубинному течению: как ни старалась Антея бороться и своевольничать, та увлекала ее за собой. Куда проще, думала мисс Амброуз, было бы знать с самого начала, какие у Вселенной на тебя планы. Сколько бы сил это сберегло! Вместо бесцельного барахтанья можно было бы уверенно плыть к своей цели, игнорируя искушения, отвлекающие моменты – и других пловцов, которые борются с приливом. На территории было тихо. Мисс Амброуз прошла мимо скамеек и пустой беседки, бросив взгляд на японский садик. Она целую вечность убеждала мисс Биссель, что это стоящая идея. Она прочла в журнале, что японские сады якобы помогают обрести внутренний покой и склоняют к внутреннему созерцанию, но мисс Биссель возражала, что неразумно поощрять здешних обитателей углубляться в себя, в их-то возрасте. Вообще-то, мисс Биссель сказала только: «Я так не думаю, Антея», и мисс Амброуз потратила массу сил, чтобы хотя бы затеять дискуссию. Она редко спорила с мисс Биссель, но в этом случае настаивала на своем несколько месяцев, и начальница в конце концов сдалась. Правда, от фонариков пришлось отказаться из-за мотыльков. Мисс Амброуз гадала, заходит ли кто в этот сад или он просто служит гигантским японским памятником тем временам, когда ей казалось, что она сможет что-то изменить. Сейчас в саду, конечно, никого не было – в это время дня в «Вишневом дереве» безлюдно. Жильцы дремлют перед своими радиолами и чашками остывшего чая. Здесь привыкли спать на ходу, и было очень привлекательным поддержать традицию. Каждый день мисс Амброуз боролась с собой: борьба шла между отрицанием и принятием. Принятием того факта, что хотя в ее квартире и нет поручней, но на стене сколько угодно места, чтобы их привинтить. Свернув за угол, мисс Амброуз увидела Габриэля Прайса. Он сидел на самой последней скамейке у ее двери под серым и тонким, как бумажный лист, небом, вольготно откинувшись на спинку скамьи. Мисс Амброуз не ожидала увидеть человека, бодрствующего в такой час, и у нее вырвался возглас удивления. Подойдя поближе, она разглядела улыбку на лице нового жильца, но Антея уже начала понимать, что с Габриэлем Прайсом ни в чем нельзя быть уверенной. – Мисс Амброуз! – О, зовите меня Антея, мистер Прайс! Он промолчал, но мисс Амброуз решила не отступать: – Удивлена увидеть вас на прогулке. Большинство наших жильцов в это время отдыхают. – Я не верю в пользу отдыха, мисс Амброуз. Для праздных рук дьявол всегда найдет занятие, согласны? Мисс Амброуз затеребила застежку серьги. – Хотя откуда вам это знать, конечно. Крутиться тут круглые сутки… Могу себе представить. – Ну, я бы не сказала. Я… – Вы прекрасно справляетесь. Взять хотя бы, как вы разрулили маленькую неловкость в общей гостиной. – С мисс Клэйборн? Ну, разве что… Прайс снова улыбнулся. – Они ведь становятся такими странными, эти престарелые. – Он говорил будто о первобытном племени, за которым наблюдал со стороны. – Легко путаются, бестолковые… Мисс Амброуз хотела понимающе кивнуть, но отвлеклась, когда Прайс непринужденно вытянул руки по спинке скамьи. Свет падал так, что морщины на его лице исчезли, а седина в волосах стала незаметной. – Сколько, говорите, вам лет, мистер Прайс? – А я вам этого не говорил, мисс Амброуз. – Он поправил мягкую фетровую шляпу и поднялся со скамьи так легко, будто кто-то ему помог. – Я еще не готов к «Умирающему свету»[3]… – О нет, конечно нет… – Но молодая женщина вроде вас не может ничего об этом знать. Щеки мисс Амброуз запылали. На языке теснилось слишком много слов, но, пока она складывала из них предложение, Прайс уже скрылся за углом. – Как необычно, – вырвалось у нее. Мисс Амброуз дошла наконец до своей квартиры и, только повернув ключ, услышав извиняющийся щелчок закрывшейся двери и ощутив под ногами бежевый палас, поняла, что двигалась быстрее обыкновенного и с большей, чем обычно, горячностью.