— Твоя, - выдохнула она самим сердцем. — Громче, Киирис, - требовал он, потирая ее все сильнее и сильнее. Боги, он тиран не только на троне! — Всегда твоя! – выкрикнула она. — Хорошая девочка, - он, наконец, получил желаемое. И резко выпустил ее из рук, как раз, когда колени Киирис дрожали от подступающего удовольствия. О нет, она вцепится в него зубами, если это снова игра, попытка заставить ее расслабиться, чтобы выпытать о ключе. Но нет: Дэйн присел на колени около кровати, схватил ее за лодыжки и потянул на себя. Развел ее ноги так широко, что заболели сухожилия. Киирис вскрикнула, когда почувствовала поцелуй на внутренней части бедра. Боги, он собирается… сделать это? Нельзя, нельзя… Ничего не получится, ведь она никогда раньше не получала ничего и близко похожего на удовольствие от таких ласк. Нужно заставить его остановиться. Киирис потянулась к плечам императора, попыталась отстраниться, но Дэйн жестко ухватил ее за ягодицы, приподнял и раскрыл, словно жемчужницу. — Даже не вздумай сопротивляться, мейритина, - предупредил он и в дополнение к словам укусил Киирис за кожу на сгибе бедра. Острая и в то же время одурманивающая боль прошила ее насквозь. — Я не… — Ты не… что? Он осторожно прижался губами к ее влаге, слизнул языком капли ее удовольствия. Киирис дернулась, вцепилась пальцами в покрывало. Боги, что это такое?! — Мне остановиться? – Он прервал «поцелуй», но тут же вошел в нее пальцем. – Проклятье, ты такая узкая… Остановиться? Когда она готова взорваться от одних лишь намеков на ласку? — Пожалуйста, мой император… - взмолилась она. – Пожалуйста! Вид его, сидящего между ногами и до сих пор одетого, был самой возбуждающей вещью на свете. А то, как он слизал с собственных губ ее влагу, раскололо мир на части. Возможно, когда-то давно, она была испуганной похищенной девчонкой, и не знала, что мужские ласки могут быть такими, но сейчас это все выветрилось из головы, будто дурной сон. — Дэйн… - Почему это так сложно сказать? — Да, Киирис? – Его темный взгляд обещал самый бессовестный секс, который только мужчина может дать женщине. – Тебе нужно лишь попросить. — Боги, Дэйн, хочу твой язык! – Собственные слова смели еще одну преграду, разметали без труда, словно тот волк из детской сказки. — Хорошая девочка, - похвалил он. Его рот снова прижался к ней между ногами, но на этот раз язык раскрыл складки и погладил изнутри, пробуя на вкус, словно какое-то лакомство. Пальцы продолжали скользить внутри, но каждый раз, когда они оказывались максимально глубоко, он усиливал ласку скользким, бесконечно развратным движением языка. Снова и снова, с каждым движением поднимая ее все выше, за облака. Она металась на простынях, сминая ткань в пальцах, будто та была единственным, что удерживать ее от хлещущего по ногам вожделения. Грудь болела, твердые соски требовали ласки, по коже будто растекалось оголенное обжигающее наслаждение. — Дэйн! – Она не сдержала крик, когда император вынул пальцы и мягко, но неумолимо, раздвинул складки нижних губ. – О, Дэйн! — Я весь тебя слушаю, Киирис, - подразнил он и ударил по клитору кончиком языка. А потом снова и снова, посмеиваясь над тем, как она каждый раз вскидывается в его руках. Силы покинули ее. Тело столько дней копило возбуждение, изнывало от невозможности получить желаемое, что теперь Киирис не могла – да и не хотела! – сдерживаться. Лишь на миг приподнялась на локтях, чтобы увидеть, как язык Дэйна бесстыже танцует у нее между ног. После этого Вселенная окончательно растворилась, и остались лишь они одни. — Давай, Киирис, покричи для меня, - потребовал он. Она запрокинула голову, когда Дэйн снова надавил языком на твердый бугорок, когда погладил его всей шершавой поверхностью, то усиливая ласку, то отступая, заставляя Киирис кричать и молить о пощаде. Его пытка была невыносимой, но всякий раз, когда Дэйн возобновлял ласку, она взлетала все выше и выше. Пока, наконец, не взорвалась в долгом хриплом крике. Кажется, она барахталась в простынях так долго, что Дэну пришлось лечь рядом и крепко прижать Киирис к себе. Он закинул ее ногу себе на бедро, одной рукой обнял за шею, другой поглаживал вздрагивающий живот. И так до тех пор, пока она не пришла в себя. — Это было что-то новое для тебя, мейритина? – спросил он, и Киирис почувствовала его губы где-то около своего виска. — Да, мой император. – Когда страсть немного схлынула, ей на смену пришла сладкая теплая нега, в которой хотелось купаться, словно в чистом удовольствии. Киирис набралась смелости и потянулась к Дэйну. Он обнял ее еще крепче. – Я не знала, что может быть… так, - потихоньку призналась она, чувствуя себя распоследней развратницей. Дэйн негромко хрипло рассмеялся ей в макушку. — Вот так: искушенная куртизанка не знала, что удовольствие может быть еще и таким. – Кажется, это открытие его забавляло. Нотки веселости разбавили голос, сделали его похожим на рокот ленивого водопада. – Поделишься впечатлениями? Киирис спрятала лицо у него на груди, чувствуя, что краснеет. Почему? Откуда этот стыд? Что вообще творит с ней этот мужчина? Выбивает почву из-под ног, превращает в слабую женщину, которая тает от одного лишь его голоса, от того, как он невзначай поглаживает ее бедро. — Как ты нас нашел? – Вопрос не давал ей покоя с того самого момента, как Дэйн появился в дверях купальни. — Я был бы плохим братом и еще более плохим императором, если бы не знал, где проводят время мои младшие родственнички. — Он обещал вернуть меня, - напомнила Киирис. — Рунн никогда ничего и никому не обещает, Киирис. Запомни это. А если Рунн что-то пообещал, значит, собирается нарушить это обещание. Он такой: сплошные противоречия, тем более, когда дело касается меня. Брат лучше изловчится и укусит себя за локоть, чем согласится играть на моих правилах. Единственная причина, по которой он мирится с моим правом старшего – страх. Знает, что как только переступит черту – отправиться на тот свет. — Эта жестокость… так необходима? – осторожно спросила она. Дэйн вздохнул, отодвинулся и лег так, чтобы их глаза оказались на одном уровне. Ее сердце рвануло быстрее, когда в памяти всплыли образы его губ и его языка… — Эта жестокость – главное, на чем стоит империя, мейритина. Я бы покривил душой, если бы сказал, что мне это в тягость. Император должен быть безжалостным в первую очередь к тем, что стоит ближе всего. Именно среди братьев, матерей и жен зреют самые страшные заговоры. Согласись, что какой-нибудь жрице из Керака было бы куда сложнее подобраться ко мне, чем собственному брату, который даже в мою комнату может входить без стука. — С этим тяжело поспорить, мой император. — Я знаю обо всех похождениях Рунна, я знаю, чем живет Раслер, какие козни строит королева-мать и чем дышит моя будущая жена. — Разве тебе не следует быть сейчас с ней? – осторожно, помня его предупреждение, рискнула спросить Киирис. — А тебе бы хотелось, чтобы я был с ней? – В темных глазах Дэйна танцевала насмешка. Конечно, он знал, чего она хотела на самом деле, но жаждал услышать еще одно обнаженное признание. — Я счастлива, что мой император предпочел мое общество обществу принцессы, - сказала она, надеясь, что не выдала боль. Сейчас он с ней, но придет утро – и все снова переменится. С другой стороны: ей ли сетовать на судьбу? В животе до сих пор сладко ныло от одного воспоминания о смелых ласках Дэйна. — Этот брак нужен мне, - неожиданно серьезно сказал император. – Я не успел узнать своего отца. Он умер спустя год после моего появления на свет. Королева нехотя говорила о нем, словно он был каким-то проклятием. Позже я нашел его карты, письма, планы… Еще мой отец хотел превратить Нэтрезское государство в империю. Хотел подарить ее своим детям, чтобы они правили мудро. – Дэйн издал горький смешок, едва ли не впервые раскрыв Киирис крохотную грань своей боли. – Мне было семь, когда я понял, что родился на свет для воплощения его мечты. Он показал мне путь. Мейритине хотелось прижать ладони к ушам. Она знала, что последует дальше, какую правду он расскажет через мгновение. Потому что эта правда была ее личным проклятием. — Мне пришлось разрушить Нерушимый Аспект, - сказал император. – Иначе ничего бы не получилось. Иначе мои земли так и лежали бы в руинах, а люди умирали от голода и болезней. — Так это был ты, - стараясь удивиться, произнесла Киирис. И снова спрятала лицо у него на груди. Больнее, чем осознавать вред, который Дэйн причинил своим поступком, было лишь понимание ее собственной вины. Она должна убить его, а не лежать в одной постели, нагая и счастливая. Сейчас он осветил ее, как солнце, возродил для чего-то нового, словно живая вода. Но уже завтра он снова станет императором нэтрезов, человеком, которому ничего не стоило разрушить ее собственный мир. — К сожалению, во мне еще есть что-то человечное, иначе я бы приказал разрушить аспект одному из своих генералов. – Он говорил так, будто сожалел об этой оплошности. – Сама понимаешь, это не добавило мне любви и уважения, но зато мой народ сбросил оковы и снова научился жить. Моя собственная жизнь - невеликая цена за благополучие десятков тысяч нэтрезов. — Люди любят тебя, мой император. — Лишь те, кто служат империи, Киирис, и тебе это отлично известно. К счастью, мне все равно до того, будет меня любит покоренный крестьянин или проститутка из разрушенного города. Я дал им выбор: покориться мне и исправно платить налоги – или сдохнуть. Ты сама бы что выбрала? — Жизнь, - не раздумывая, ответила мейритина. Ладонь скользнула по его широкой груди, указательный палец мягко погладил выпуклый жгут старого шрама вдоль того места, где под ребрами ровно и уверенно билось сердце императора. – Человек всегда должен выбирать жизнь, потому что после смерти он превращается в прах и не может сделать уже ничего, чтобы… - «отомстить» чуть было не проговорилась она, но вовремя спохватилась, - … чтобы что-то изменить. — Сказала рогатая полубогиня, которая побывала за гранью, - поддразнил он. — Я всего лишь капля крови богов, которая застыла между мирами, мой император, - смиренно отозвалась Киирис. – Подходящее тело и не более. — Теругия так и не вернулась к тебе? – требовательно спросил Дэйн. — Нет, мой император. – Боги, почему так сложно произнести даже столь малую ложь? Почему так тяжело просто спросить его, чем он готов пожертвовать ради торжества справедливости? — Я думал, это более быстрый процесс. — Не после того, как в моем теле сидят еще две Скованные, - придумала она еще одну отговорку, на этот раз – почти правдивую. Не будь в ней Кровожадной и Соблазнительницы, теургия давно вернулась бы с полной силой. И судя по тому, что обе уже нашли способ покидать ее тело, скоро она снова станет самой собой – дочерью своего отца, голосом мщения. Но что делать с чувствами, которые горят в ней, несмотря ни на что? Она должна ненавидеть императора, а вместо этого мечтает стать для него всем. — Ты так и не сказал, как же разыскал нас, - увела разговор Киирис. О разрушенном Аспекте они обязательно поговорят, но не сейчас, когда ее нервы слишком оголены для подобных откровений. — Видишь ли, мейритина, во всей округе есть только одно заведение, которое он посещает с завидной регулярностью – эта помойка. После того, как он исполнил мой приказ – весьма своеобразно, гммм… - Рунн мог отправиться только сюда. Не настолько он безумен, чтобы соблазнять тебя на промерзлой земле или в какой-то замызганной гостинице. Киирис сглотнула, снова и снова прокручивая в голове слова Дэйна. — Так это ты приказал… - «Рунн же говорил тебе, идиотка!» — Я приказал напомнить тем людям, что они нарушают условия нашего договора – вот и все. Средства и способы меня интересовали в последнюю очередь. То, что брат решил обезглавить эту болячку может означать лишь одно – уже сейчас у нее выросла новая голова, и какое-то время она будет послушно-покорной. — До следующего раза… - вслух закончила за него Киирис. — Такова жизнь, мейритина. Либо ты используешь людей, либо они используют тебя. Ты или охотник, или жертва. Мы все – головы Меродской гидры. И мы родились охотниками, убийцами и потрошителями. Иногда мне кажется, что мы не трогаем друг друга только из-за солидарности к себе подобным.