Раслер безразлично пожал плечами. — Что ты хочешь услышать? Дэйн разрушил Аспект с помощью моего отца. Я знал, что они собираются сделать, но был слишком мал, чтобы противостоять их планам. И еще я был трусом. Они привели сюда людей, Киирис. Множество сотен тех, кто, поддавшись идеям Дэйна, согласились добровольно пожертвовать своими жизнями. Ты знаешь, что такое кровь, Киирис, и знаешь, какую теургию она способна пробудить. — Нужно слишком много крови, - пробормотала она. Мысли, которые только что метались в голове, словно всполошенные птицы, превратились в вязкое болото, где она добровольно тонула. — Ты знаешь, что это возможно. И это произошло. – Раслер развел руки, словно собирался обнять весь мир разом. – Это была вакханалия, Кровь богов. — Дэйн разрушил Аспект и … мой мир? — Конечно. Только так, по его мнению, мы могли обрести свободу: заплатив своей кровью и выпив вас без остатка. Всех мейритов за всех людей. Вы нас создали, а мы вас уничтожили. Есть что-то прекрасное в этом фатализме. — В смерти нет ничего прекрасного, Наследник костей. Поэтому, вы все прокляты? Нет никакого иного проклятия, кроме того, которое тяготеет над Дэйном? — Я не большой знаток проклятий, Киирис. Мне достаточно моего собственного. – Он с восторгом сумасшедшего уставился на свою изувеченную теургией руку. — Ну и зачем тебе понадобилась я, Раслер? Пустишь мне кровь, воскресишь Осколок – и что дальше? — Мне не нужна твоя кровь, Киирис, я ясно дал это понять еще в прошлый наш разговор. Разве что капля или две, не больше, чем если бы ты проколола иглой палец. По тому, как Раслер продолжал разглядывать собственную руку, мейритина догадалась, о какой замене он говорил. И едва не поддалась искушению что есть силы, вложив в удар всю терзающую душу боль, ударить его. Ударить так, чтобы он перестал с улыбкой думать о собственной смерти во имя какой-то идиотской надуманной цели. — Ты повернешь время вспять, Кровь богов. И сделаешь так, чтобы мой гениальный, но безумный брат не сотворил вот это. – Наследник костей ткну пальцем в небо. — Это безумие. — Это лучше, чем империя на костях, тлеющие небеса, голод и болезни. Вместе мы сможем. Догадка о том, что именно она должна будет сделать, обвилась вокруг сердца ледяной змеей. В голове колотилась одна единственная мысль, и она выжигала из души все тепло и нежность, оставляя по себе выжженную, как и сам мир, кровоточащую пустошь. — Я не смогу, Раслер. — Сможешь. Для этого ты здесь. Мы оба слышим Поток, Кровь богов. — Так это они тебе говорят, что делать? — Нам, - снова поправил ее Наследник костей. – И, боюсь, у тебя все равно нет выбора. — Как всегда! – с горечью выкрикнула она. А потом, повинуясь рвущему грудь желанию, повернулась к костяной насыпи – и закричала так громко, что оглушила саму себя. Выплескивала всю боль и ярость, всю ненависть и любовь, глядя прямо в пустые глазницы черепов. — Отпусти меня, немедленно, - прошипела сквозь стиснутые зубы. – Выпусти меня из своей проклятой головы, Раслер, пока здесь не стало слишком тесно для нас двоих. Глава девятнадцатая — Госпожа. Госпожа, очнись. – Холодные ладони Корты мягко похлопывали ее по щекам. Киирис разлепила веки, тыльной стороной ладони стерла застывшие на ресницах слезы, подслеповато глядя по сторонам. Если Раслер и был здесь, то давно ушел. Оно и к лучшему: после всех откровений Киирис не желала видеть ни его, ни Дэйна. Да и Рунна тоже, хоть в произошедшем апокалипсисе его роль, судя по всему, была минимальной. Она приняла помощь рабыни, поднялась, все еще с трудом осознавая окружающий мир. Потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и справиться со слабостью. Слабость -последнее в списке того, чем ей стоит вооружиться. — Отведи меня в комнату, Корта. Рабыня, придерживая ее за руку, исполнила приказ. Вот только, как оказалось, личные покои оказались самым последним местом во всем замке, где Киирис было комфортно находиться здесь и сейчас. Потому что внутри ее ждал император. Дэйн стоял около кровати и что-то вертел в руках. Присмотревшись, Киирис рассмотрела тонкую витиеватую ленту серебряного ошейника, украшенного множеством крупных, средних и мелких камней. Вряд ли «подделка» стоила дороже оригинала, хоть и выглядела куда более жеманно, чем настоящий таэрн. — Случилось что-то такое, о чем мне следует знать? – Император терпеливо ждал ответа, пока Киирис топталась около дверей с видом случайно зашедшей не в ту дверь служанки. – Киирис, что стряслось? Ну и почему Кровожадная и Соблизнительница молчат теперь, когда нужны больше всего?! От досады Киирис хотелось постучать себя по уху. С тех пор, как в проклятом борделе обе Ипостаси предстали перед ней во плоти, она больше не слышала ни их насмешек, ни советов. И все же, они где-то там, внутри нее, затаились и чего-то ждут. Еще одни претенденты в очереди на то, чтобы урвать кусок ее души. Киирис едва удержалась от нервного смешка. — Ничего не случилось, мой император, - беззаботно улыбнулась она. — Предполагается, что я должен поверить в откровенное вранье? – Дэйн поманил ее подойти ближе, а когда Киирис послушно встала рядом, лично «окольцевал» ее шею новым украшением. Подтолкнул к зеркалу, пристально наблюдая за реакцией. В свете закатного солнца закованные в серебро алмазы, рубины и сапфиры поблескивали словно зловещие предвестники беды. Мейритина погладила пальцами идеальные грани, одновременно разглядывая в зеркальном отражении спокойное лицо Дэйна. «Он признался, что разрушил Нерушимый Аспект, слова Раслера не были новостью. Я не знала как, но разве это имело тогда значение?» — Очень щедрый подарок, мой император. — Ты будешь в нем сегодня на празднике. Один вечер. Потом делай с ошейником, что угодно – мне все равно. — Что особенного в сегодняшнем вечере? — К счастью, я не должен отвечать на твои вопросы, мейритина. – Дэйн потрогал застежку, чтобы увериться, что ошейник не так-то просто снять. — Будут еще какие-то указания, мой император? На этот раз чувства все-таки просочились через заслон ее самообладания, и вопрос прозвучал настоящим вызовом его терпению. — Корта, - не глядя на рабыню, бросил Дэйн, - выйди вон и не заходи, пока госпожа сама тебя не позовет. Рабыня выскользнула за дверь покорной тенью. — Я даю тебе последний шанс сказать мне правду, Киирис. И боги тебя упаси думать, будто то, что случилось в борделе, дает тебе привилегии испытывать мое терпение. — Ты не рассказал, как разрушил Аспект, - сказала она первое, что пришло в голову. Если уж говорить о том, что ее волнует, то так, чтобы не проговориться о планах Раслера. Боги, но ведь если она дает ему шанс совершить задуманное, означает ли это, что так же и соглашается на отведенную ей роль? — И ты вспомнила об этом только сейчас, спустя почти два дня? – Дэйн даже не скрывал, что забавляется над ее попытками скрыть очевидное. – Думаешь, я не знаю, что у тебя на уме? Прежде, чем Киирис успела подумать о том, чтобы отойти и дать себе больше свободного пространства, император привлек ее к себе. Одной ладонью крепко перехватил ее руки за спиной, а другой сжал подбородок. Впервые в его взгляде промелькнуло что-то отдаленно напоминающее боль. — Я уничтожил твой мир, мейритина, - по словам, будто боялся, что она снова спрячется от правды, сознался император. – Стер мейритов с лица земли. А спустя десять лет на пороге моего дома появляешься ты – последняя капля крови, что застряла между этим миром и тем. Кроткая рогатая химера. Кем бы я был, если бы хоть на мгновение поверил в твою искренность, Киирис? Уж точно не императором. Он наклонился к ее губам, как будто собирался отбросить их игру в недосказанность и перейти к тому, что – они оба это знали – одним махом сломает клетки, в которых они прятались друг от друга. Киирис разомкнула губы в немом стоне, безмолвно взмолилась сделать это поскорее, убить правду в зародыше, пока она не убила их. Но у Дэйна, как всегда, на все были свои планы. — Ты пришла убить меня, мейритина, - прошептал император прямо в ее гостеприимно приоткрытый рот. – Мой личный судья и палач, мое прекрасное и ужасное проклятие. — Я просто наложница, мой император, - пробормотала она сухо, вытравливая из сердца всю нежность, которая стремилась к нему, словно ручной зверек. – Месть и гордость мне не по карману. Дэйн так резко отодвинул ее от себя, что Киирис едва не упала, зашаталась на слабых ногах. Он схватил ее за плечи, тряхнул, словно соломенную куклу, а потом снова поймал за подбородок, заставил смотреть прямо на него. Киирис пыталась отвернуться, сфокусировать внимание на столбиках постели за спиной Дэйна, на расшитом покрывале. Знала, что взгляд Дэйна – слишком сильное испытание. И все-таки, император заставил ее смотреть на себя. — Ты лгунья, мейритина, каких свет не видел, - сказал с шипящей злостью. Его пальцы с силой вдавливались в ее плечи, словно Дэйн боялся, что она недостаточно осознала все широкие границы его недовольства полученным ответом. – Тебе бы хотелось, чтобы кто-то другой делал грязную работу? — Мне больно, - прошептала она, и на этот раз дрожь в голосе выдала ее с головой. — Ты была бы рада узнать, что не я, а, скажем, Рунн или Раслер уничтожили Аспект, а вместе с ним – всех вас? — Они на это не способны, - ответила Киирис. Дэйн изогнул губы в жестокой усмешке. — Все верно, Киирис – в нашем дряном выводке может быть лишь один подонок, и так уж случилось, что этот подонок – я. Только, знаешь, что? – Он смахнул с Киирис накидку, одним рывком разорвал надвое тунику и стянул к ее ногам. – Мне не нужно утруждать себя, чтобы притворяться лучше или хуже. Я априори самый мерзкий человек в империи, и мне плевать, что и кто обо мне думает до тех пор, пока у меня есть покорность и подчинение. Император отступил на шаг, любуясь ею, будто впервые видел обнаженной. Его взгляд обжигал, просачивался под кожу желанной отравой. «Я не должна хотеть его после всего, что знаю теперь, но… я не могу… Боги…» — Я тебе ненавижу, мой император, - прошептала она. Осколки трезвых мыслей колотились на отшибе сознания тревожными молоточками, предупреждая: эта откровенность совершенно точно была лишней. — Кто тебе сказал, что мне нужна любовь рабыни? – Он передернул плечами, все еще не предпринимая ровным счетом ничего, чтобы обозначить свои намерения. – Подонкам не нужна любовь, мне вполне достаточно знать, что я могу владеть тобой в любое время суток так часто, как того пожелаю. И ты всегда будешь для меня гостеприимно мокрой. — Нет! – слишком громко выкрикнула она. — Да, - оскалился он. И в то же мгновение одной рукой привлек мейритину к себе, а другой на удивление мягко погладил ее между ног. – Да, Киирис, для меня это «да» будет бесконечно долгим. Проклятье! Он сжигал ее всю без остатка одними лишь словами. От невозможности что-либо предпринять, от жгучей обиды на предательство собственного тела, Киирис сделала первое, что пришло в голову: со всей злостью, с болью и отчаянием вонзила зубы в плечо Дэйна. Укусила, словно животное, которое хозяин всю жизнь держал на цепи и заставлял приносить палку, а потом однажды имел неосторожность повернуться к взращенному собственной злобой монстру.